Медь угрюмо смотрел на ее приготовления. Юрьевна была права: они были знакомы давно. Но кажется, свой ритуал при нем она еще не проводила. Поэтому Медь не понимал, что происходит.
Что?..
Тихо, она даже не подняла головы, продолжая раскладывать принадлежности. Блокнот для записей с красной обложкой, это для важных фактов. Его положить слева. Блокнот с вынимающимися листами для записи мыслей, которые приходят в голову во время допроса. Его место справа, чуть выше. Официальные листы, которые на подпись, на своем, раз и навсегда определенном месте. Посередине и чуть правее, чтобы удобнее было работать
Наконец Юрьевна закончила приготовления. Переставила пустой ящик на пол, к ножке стола, выровняла. Все должно быть идеально, симметрично и по линии. Юрьевна достала влажные салфетки и тщательно протерла руки, сложила использованные салфетки в отдельный пакет, убрала его в ящик Медь пялился на происходящее и иногда недоуменно моргал.
Юрьевна отодвинула стул, села и придвинула так, чтобы осевая линия стула совпала с осевой линией стола. Вот теперь хорошо. Она знала эти особенности за собой и не противилась.
Юрьевна посмотрела на Меднова и покачала головой.
Врач сказал, ты на желудок жалуешься.
Медь неловким движением поджал губы, словно целиком подобрал подбородок. Острый кадык дернулся вверх и опал.
Медь посмотрел на Юрьевну. Глаза запавшие, с мучительным блеском.
Юрьевна сочувственно улыбнулась ему:
А почему инвалидность себе не выбил? Хорохоришься все, а был бы идейным, в двадцать лет уже с инвалидностью ходил бы, чтобы в ШИЗО лишний раз не загреметь. Как, кстати, тебе пониженная норма питания? Она резко сменила тему. Медь поднял брови.
Пытку голодом в совке еще отменили!
Она засмеялась. Медь угрюмо набычился, замолчал.
Юрьевна ласково сказала:
Ну, вот в Гаагский суд жалобу и напишешь. Бумагу с ручкой дать?
Медь отвернулся.
Эй, Медь? Обиделся, что ли?
Медь угрюмо смотрел в сторону. Юрьевна вздохнула.
Ладно Давай просто и вежливо. Мне, может, тоже неприятно с таким букой, как ты, здесь сидеть и разговаривать, но я же делаю над собой усилие. Кто это был? Постарайся, Сережа, блесни интеллектом. Не зря ведь книжки читаешь. А то будешь через матрас крутиться, пока язву не заработаешь. Оно тебе надо?
Жила на шее Меди дернулась. «Через матрас» когда заключенный отсиживает максимальный срок в штрафном изоляторе, ему дают переночевать одну ночь в общей камере, чтобы не нарушать нормы, и снова засовывают на пятнадцать дней в одиночку, без общения, передачек с воли и солнечного света. На третий-четвертый цикл любой взвоет.
Ты меня на понт не бери!
А вдруг это рак желудка?
Медь замолчал. Он сидел неподвижно, и только жилка под левым глазом тонко дрожала.
Врешь, сказал он наконец.
Юрьевна пожала плечами. «Самое смешное, что мне даже врать не надо. Все так и есть. Ты сам за меня себе соврешь».
Она равнодушно улыбнулась. Медь насторожился.
Как знаешь, сказала Юрьевна. Может, это просто запущенный дисбактериоз? Хотя можно было бы организовать проверку. Как считаешь? Если тебя что-то действительно беспокоит можешь мне намекнуть, я пойму.
Медь молчал. Только его молчание теперь было другим. Юрьевна чувствовала запах страха не перед ней, а перед тем, что сидит у Меди глубоко внутри, в кишках.
А ты знаешь, что раковую опухоль представляют неправильно? спросила она.
Ч-что?
Медь растерянно огляделся.
Это шаблон, сказала Юрьевна. Просто Почему-то все думают, что раковые клетки они черные. И опухоль черная. Возможно, это пошло от старых образов, еще из Средневековья. Черная чума, черная смерть, черная весть А она белая
В глазах зэка вдруг заметались искры паники. Юрьевна кивнула.
Даже не так. Раковая опухоль не белая, а нежно-розовая. Понимаешь? Она выглядит как совершенно здоровая ткань. Но при этом убивает. Не знаю, как тебе, а для меня это был шок.
Медь сглотнул, жилка у глаза дернулась.
Хватит уже, сказал он хрипло. Спрашивай, что хотела.
Розовая, а? Как тебе такое?
Я сказал, хватит!
Юрьевна кивнула сочувственно.
Есть такие люди, Медь. Они как рак Я вот что думаю. Ты не просто так отстал от этих двоих, она помедлила, отметив мысленно, что Меднов чуть напрягся, невольно выдавая себя. Ты сбежал от них. И правильно, ты же нормальный человек, верно? А не эти не этот Я думаю, было так. Ты дождался, когда «скорая» притормозит на повороте, открыл дверь и выпрыгнул. Ну, порезался, ну, побился. Ерунда. Зато живой. Это все я знаю, можешь не говорить. Но у меня вопрос, на который я никак не могу найти ответ. Зачем ты вообще в это влез? Зачем помог Реброву устроить побег?
Медь молчал. Но что-то в нем изменилось. «Сейчас, подумала Юрьевна. Сейчас я его дожму».
Медь облизнул губы, быстро-быстро, словно змея высунула язычок. Она отслеживала его реакции. Руки на столе чуть задрожали. Ага, принимает решение.
Медь поднял взгляд. Открыл рот, чтобы заговорить
С громким скрежетом металла открылась дверь. «Да блять», в сердцах подумала Юрьевна.
Светлана Юрьевна сказали за спиной.
Не сейчас, произнесла она сквозь зубы. Юрьевна не оборачивалась, держа Медь взглядом.
Медь?
«А он только собрался заговорить. Идиоты, везде одни идиоты».
Ничего я не знаю, сказал Медь. И закрылся. Юрьевна мысленно выматерилась опять все придется начинать сначала. Она повернулась.
В дверях стоял Васин. Лицо молодого лейтенанта было напряженным. «Что-то случилось». Юрьевна кивнула ему и поднялась на ноги.
Васин тут же стремительно подошел он был выше ее ростом и крупнее, наклонился к ней. Юрьевну обдало ароматом дорогого мужского парфюма, пота, хорошего кофе и возбуждения. Васин, казалось, вот-вот взорвется от того, что знает. Знание бродило в нем и искало выход. Васин приблизил губы к ее уху его дыхание защекотало шею. И наконец заговорил
Юрьевна выслушала.
Затем повернулась и пошла к двери. Шаг у нее был энергичный, почти мужской. Следом выскочил лейтенант. С грохотом захлопнулась дверь. Металлический скрежет замка.
Тишина.
Вещи Юрьевны остались на столе перед зэком. Медь подождал, потом беспокойно оглянулся. Про него словно забыли.
Медь растерянно повертел головой. В допросной было пусто.
Э, а я?
Глава 6
Юрьевна
Это правда? спросила она за дверью. Васин торопливо кивнул.
Хорошо, пошли.
Они поднялись на второй этаж. У дверей кабинета Юрьевна остановилась, оглядела посетителей. Пожилой заерзал, женщина в розовом привстала, собралась заговорить, но наткнулась на взгляд Юрьевны и смутилась. Села обратно и зачем-то поправила юбку. Ноги у нее были красивые.
Это кто? спросила Юрьевна вполголоса.
Васин поморгал.
А! Эти он с трудом вспомнил. Вызвал как свидетелей.
По какому делу?
Васин входил в особую группу Максимыча, и дело у них было только одно дело Доктора Чистоты. Тимофей Геннадьевич Ребров, серийный убийца. Правда, случаев до хрена доказанных два, а сомнительных восемнадцать. Одних дел накопилось уже на шестьсот томов. Маньяк действовал на широкой территории, изобретательно и нагло, часто менял почерк, словно издеваясь над теми, кто за ним охотился.
Ну, вон тот потертый. Он вроде как видел Реброва, когда тот спускался от квартиры Свечникова Или кого-то похожего
А длинноногая?
Васин моргнул. Брови его поползли вверх.
Ээ она, кажется, по делу Росликовой, какая-то коллега по работе. Они в одном офисе работали, ну, прежде чем Виделись, может, болтали у кулера не знаю. Еще не снимал показания. А что?
Александру Росликову и Веру Чиркову убили после нескольких дней издевательств и пыток. Убийца заставил Росликову смотреть, затем пытать и увечить вторую, Веру. Росликова была сильная и не сдалась, отказалась. И тогда Доктор Чистота поменял их ролями. И слабая Вера, плача и умирая от сепсиса (ее убийца поймал на две недели раньше и уже обработал), пытала Росликову и резала ее ножом и пилила пилой, пока убийца смотрел, командовал казнью и наслаждался зрелищем. Следы его спермы найдены на половине вещей в подвале, на стенах, на полу, на телах жертв и даже на потолке. К сожалению, оказалось, что группа спермы и группа крови не совпадают. Ребров оказался из тех редких людей, у кого они разные.