Александр Малиновский
Собрание сочинений. Том 2
* * *
Под открытым небом
История одной жизни
Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования? А между тем наши страдания почка, из которой разовьётся их счастье
А. И. Герцен
Спутали нас учёные люди.
Григорий Мелехов (М. Шолохов. «Тихий Дон»)
Книга четвёртая
Встречный ветер
Ручей среди сухих песков
Куда спешит и убегает?
Зачем меж скудных берегов
Так стойко путь свой пролагает?
И. Бунин
I
Молодость хороша ощущением пути. К этой мысли Александр Ковальский будет неоднократно возвращаться через три с лишком десятка лет. А пока ему двадцать четыре. Он сидит в светлом просторном кабинете главного инженера большого нефтехимического завода. Главный и его заместитель Самарин решают, в какой цех направить молодого специалиста.
«А насколько важно, в какой попаду? успевает подумать Ковальский. Много ли зависит только от этого?»
Мы, кажется, прошлый раз говорили о втором? произнёс главный.
Да, но там уже есть два молодых специалиста. В этом году неплохой парень закончил вечернее отделение. И остался на рабочей должности. Ещё вот его, Ковальского, однокашник с месяц назад пришёл. Некий перебор, ответил Самарин.
Ничего. Перейти в другой цех никогда не поздно. А здесь он скорее почувствует пульс всего завода. Главный цепко взглянул на Александра. Какая тема диплома?
Ковальский назвал и добавил:
Это ближе к четвёртому цеху Где газоразделение
И во втором есть похожий процесс, то ли возразил, то ли уточнил главный и посмотрел на заместителя, словно заставляя подтвердить сказанное.
Ковальский понял, что в этом кабинете, похоже, бывает прав только его хозяин и невольно чуть улыбнулся.
Самарин уловил улыбку и понимающе слегка кивнул.
Оформляйтесь во второй, сказал главный. И к Самарину: Дайте команду отделу кадров.
Хорошо, отозвался тот.
Когда они вдвоём вышли из кабинета, Самарин обронил:
В какой-то степени он прав: цех по набору процессов один из самых насыщенных. Многое там узнаешь. Может, как раз для тебя Иди в кадры. Я позвоню.
* * *
Прошло четыре года, как Ковальский, уехав учиться на дневном отделении института, выселился из заводского общежития, а мало что в нём изменилось. В подвале тот же теннисный стол. И вахтёры остались прежние, и комендант Нина Георгиевна.
Когда Ковальский сидел в её кабинете, дожидаясь, в какую комнату она его определит, раскрылась дверь и деловитой походкой, слегка подбоченясь, вошёл парень.
Ковальский, ты ли?
Парень дружески обнял его за плечи и тут же всплеснул несколько раз над головой руками, будто тихо поаплодировал.
А я, понимаешь, услышал, что будешь оформляться сегодня к нам, думаю: дай-ка перехвачу. Нина Георгиевна, можно я его к себе возьму, а? Мы с ним начинали вместе учиться. Хороший парень!
Только после этой фразы Александру стало понятно, кто перед ним.
Свино пытался он вспомнить, Николай?
Так точно: Николай Васильевич Свинарёв. Мы были на одном потоке, только вы совмещённики, а я на дневном начинал.
Говоря это, Свинарёв важно и осанисто двигался по кабинету. Карие глаза его смотрели на Александра упрямо и немигающе.
Пойдёшь к нему? комендант внимательно взглянула на Ковальского и чему-то улыбнулась.
Ну, раз так, что ж выбирать свои
Вот-вот, свои, обрадовался Николай. Давай в восемьдесят седьмую. Я буду в комнате!
Когда они остались одни, Нина Георгиевна почему-то переспросила:
Пойдёшь?
Александр кивнул головой.
* * *
Сосед удивил Ковальского в первый же день.
Как ты вылетел из института? поинтересовался Александр мимоходом, разбирая свои вещи.
Высшая математика подвела.
Каким образом?
Дак, понимаешь, доверительно пояснял Свинарёв, в математике я ни бум-бум. Переверни дроби ногами вверх уже не понимаю, что дальше и как? В этом деле сообразиловка нужна.
В высшей математике, вроде бы, дроби не самое главное
Я вообще говорю. Она вся с неожиданностями. Раз и непонятно. Короче, из-за неё пострадал.
Вечером состоялся ещё один своеобразный разговор.
У тебя вся тумбочка вузовскими учебниками за третий курс забита. Учишься в вечернем? Или заочном? поинтересовался Ковальский.
Как бы тебе это объяснить замялся Свинарёв.
Готовишься восстановиться? У тебя академический?
В том-то и дело, что отпуск два года назад, в шестьдесят шестом кончился.
И что же?
Николай вздохнул и поглядел на собеседника так пристально и значительно, что Александру стало не по себе.
Книги для авторитету!
Какого?
Ну, какого?! Я общественник. Член комитета комсомола завода, член горкома. Мне лучше быть с дипломом. Рабочий класс хорошо. Гегемон! Но теперь это уже не то.
Что-то не понимаю, Александр остановился около окна. Ты учишься или нет?
Нет. Но пусть думают, что учусь, понял? У меня всё спланировано. И тебе помогу по партийной линии сделать своё будущее самое верное дело! Давай друг дружке доверять и помогать. У тебя и фамилия хорошая для этого. Не то что моя Свинарёв. Ты знаешь, учёные говорят: имя и фамилия влияют на успехи в жизни. А мне от роду не повезло, и не моя она отчима. Мать так состряпала. По отцу я Давыдов!
«Опять врёт», подумал Ковальский, но промолчал.
Я тут для авторитета кое-что делаю. Понимаешь, слова собираю для лексикону. Люди уважают того, кто слова мудрёные говорит. И я говорю, когда надо.
Ну и какие же слова насобирал, поинтересовался Ковальский.
Какие? Например: адекватно, эйфория, инфантильность. И это как уж прецендент. Николай махнул горестно рукой: кажный раз «нэ» буква втискивается! Мне говорили несколько раз об этом.
«Прохвост, очевидно, а мне жалко его почему-то, думал, слушая соседа, Александр, шелухой оброс».
II
Ковальский не торопился с экзаменом на допуск к работе начальником технологической смены. Изучал рабочие места аппаратчиков, машинистов, насосчиков, желая знать всё то, что потом пригодится. И поочерёдно сдавал экзамены, позволявшие самостоятельно действовать на разных участках цеха в качестве рабочего.
Это, в общем-то, обычная практика, но Ковальский после очередной сдачи некоторое время обязательно трудился на соответствующем месте. То же и у однокашника по институту Николая Гарина Хризантемы, так его звали в группе. Только тот отставал от Ковальского на пару экзаменов.
Через полгода они получили допуск к работе начальниками смен, но мест свободных не было. Ковальский стал работать старшим, а Хризантема рядовым аппаратчиком.
Принимал экзамены у них начальник цеха Чухвичёв, который пришёл в цех одновременно с ними. Задёрганный ежедневными заботами, он изучил производство хуже, чем они. Заместитель по технологии второй месяц болел. Забот прибавилось и новый начальник явно не успевал за всем.
Порой экзаменатор проявлял такое явное незнание технологии, что Ковальскому становилось за него неловко.
Приученный в цехе по производству полиэтилена, где работал до перехода на дневное отделение института, составлять развёрнутые материальные балансы, он и здесь, освоив все рабочие места, легко это делал, что приводило Чухвичёва в замешательство.
Всё! Довольно с меня! Выйдет заместитель, освобожусь немного, засяду за учёбу. Кое-что мне растолкуете, хорошо?
Хорошо, согласился Ковальский.
Чухвичёв до этого работал на соседнем заводе начальником вспомогательного цеха. А здесь громадное производство. Многое надо было осваивать заново.
Они и не предполагали, что через пять лет Чухвичёву придётся сдавать цех новому начальнику Ковальскому. Но это когда ещё будет!
* * *
Нелегко работать в смену. Особенно четыре ночных подряд. Установки цеха, перерабатывая углеводородное сырьё, поступавшее по железной дороге, подземным и наземным трубопроводам, выдавали его в технологические цепочки целого ряда производств завода. Цех определял ритм всего предприятия.