Некоторые отдыхающие повесили на сучки транзисторы в кожаных чехлах, настроив приемники на музыку и песни:
В городском саду играет духовой оркестр.На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест.Лысый дядька в абстрактной шелковой пижаме держал на коленях импортной магнитофон размером с обувную коробку, красные катушки вращались одна быстрее, другая медленнее, и по лесу тянулся плакучий с картавинкой голос:
Где вы теперь? Кто вам целует пальцы?Куда ушел ваш китайчонок Ли?Вы, кажется, потом любили португальца?А может быть, с малайцем вы ушли?Смотри-ка, Вертинский! присвистнул дядя Юра.
Ты его знаешь? удивился я.
Один раз с ним на концерте вместе работали. Он умер. Гуттиэре помнишь?
Из «Человека-амфибии»?
Да. Его дочка Настя!
В тот памятный день мы долго бродили в поисках укромного уголка, Башашкин требовал пристанища, картинно возмущался, жаловался на голод и жажду, Тимофеич поддакивал, а женщины, как нарочно, привередничали, словно выбирали место на всю жизнь, для постоянного обитания и оттягивали тот момент, когда, наконец, можно будет обмыть будущую лодку. Жоржик счастливо улыбался, кивал и готов был расположиться на любом буераке.
Какое сегодня солнышко хорошее! озирался он. Ласковое! Уж давайте сядем хоть где-нибудь, уморился я что-то, запарился и вытирал крупный пот со лба. Душно нынче
Наоборот, свежо возразила тетя Валя. А я кофту не взяла
Наконец устроились под плакучей березкой. С одной стороны нас закрывал от любопытных взглядов орешник с новенькими, словно вырезанными из зеленых промокашек, листиками, а с другой росли рядком полутораметровые елочки, такие обычно рубят и наряжают к Новому году. Над ними летал туда-сюда волан, кто-то играл в бадминтон. Место отличное, удобное для пикника, не заняли его, наверное, из-за нескольких свежих кучек земли, выброшенных наружу проснувшимися кротами, но мужчины их быстренько затоптали, почти сровняв с поверхностью.
А кроты там не задохнутся? забеспокоился я.
Это хорошо, что ты о животных заботишься! заметил Лида. Может, Миш, все-таки дырочки оставим?
Не волнуйся у них ходы с вентиляцией по всему лесу прорыты, успокоил Тимофеич. Не то что у нас в цеху! Он весело нервничал, как все мужчины, которым предстоит выпивка.
Мы застелили острую травку двумя клеенками, придавив по углам, чтобы не топорщились, обувью: все разулись и ходили босиком. Из сумок достали еду да питье в бутылках. Кушанья, приготовленные заранее, привезли в кастрюльках и банках: винегрет, салат оливье, соленые грибки и огурчики, квашеную капусту, прошлогоднюю, сероватую, слежавшуюся, выскребли с самого дна кадки, она стоит у нас на первом этаже, в холодном чулане, которым пользуется, как кладовой, все общежитие. Селедку заранее разделали и кусочками утрамбовали в майонезную банку, залив подсолнечным маслом. Я не удержался и стащил огурчик.
Пока раскладывали закуски, волан пару раз залетал к нам и падал на скатерть. Тут же прибегал курчавый очкарик в простроченных импортных шортах из плащовки и всякий раз так долго и задушевно извинялся, что никто на него не сердился.
Вот, тезка, наставительно заметил Башашкин. Учись вежливости у интеллигентных людей!
Наверное, евреи предположила тетя Валя, нарезая любительскую колбаску и отдавая мне шкурки. У нас в главке есть бухгалтер Перельмутер, сто раз извинится, прежде чем попросит баланс перепечатать.
Ну, и отошли бы в сторону, если такие интеллигентные, буркнул Тимофеич, когда очкарик, обызвинявшись, снова унес волан, который на этот раз угодил в салат.
Не уйдут. Так и будут пулять, подтвердила свою догадку Батурина. Точно, евреи! А каким меня Перельмутер форшмаком угощал! закатила глаза тетя Валя.
Фу! отозвался я: в детском саду нас почему-то почти каждый день пичкали пересоленным форшмаком, шибавшим вдобавок затхлым луком.
Сам ты фу! одернула меня Лида.
А у нас тут селедочка свежая, малосольная, атлантическая! похвастал Башашкин. Марья Гурьевна, где твоя белорыбица в собственном соку?
Здесь, здесь, зятек!
Селедка с икрой? спросил я.
А как же! Тетка твоя покупала! со значением подтвердил Батурин.
7
И все сразу заулыбались, вспомнив случай, когда тетя Валя в знаменитом рыбном магазине на Покровских воротах купила сельдь, как уверял продавец, «с икрой на последнем месяце», но при вскрытии в животе у нее оказалась молока, правда, довольно внушительная. Возмущенная Батурина вернулась в магазин и потребовала жалобную книгу. Прибежал взволнованный директор и, нервничая, заявил, что они почти добились звания «образцового предприятия торговли», а тут такая беспричинная неприятность.
Гражданочка! строго сказал он. Это же просто смешно вашей кляузой портить нашу книгу, где одни лишь благодарности! У нас дружный коллектив и лучшие продавцы в городе.
Это не кляуза, а упрямый факт! возразила тетя Валя.
Факт смехотворный! Подумаешь, трагедия: вместо икры молока. Бывает. В океане самцы тоже водятся. Каждый может ошибиться
Значит, у вас не самые лучшие продавцы.
Почему же?
Хороший продавец никогда не перепутает икряную сельдь с молоковой. Я вот работаю в Главторфе и сапропель от верхового торфа с закрытыми глазами могу отличить.
Нет, дамочка, ошибаетесь, у нас продавцы самой высшей категории!
Тем хуже для вас.
Это почему же?
Потому что продавец высшей категории так глупо ошибиться не мог, а значит, он сознательно ввел покупателя в заблуждение. Одним словом, об-ма-нул. А что дальше? Дальше обвесит. Так и запишем Тетя Валя вынула из ридикюля двухцветную шариковую ручку, купленную на базаре в Сухуми. Красной пастой запишем, чтобы все прочитали, ревизоры тоже
Стойте! затрясся директор. Не делайте этого! Не губите передовиков! Признаю нашу вину. Приношу вам искренние коллективные извинения.
Ну, знаете ли, даже смешно слушать! смертельно улыбнулась тетя Валя. Извинения на хлеб не намажешь. И медленно нажала большим пальцем красный рычажок, обнажив ядовитое пишущее жало.
Остановитесь! Мы готовы компенсировать моральный ущерб!
Это как же, хотелось бы знать?
Могу предложить вам астраханский залом. С икрой.
Бросьте! возмутилась моя осведомленная тетя. У вас, я вижу, тут целый коллектив образцовых врунов. Залома давно нет в продаже. Он вымер
Для широкого потребителя да, вымер. Но для вас он жив! наклонившись, прошептал директор.
А так бывает?
Бывает! передовик торговли в подтверждение кивнул на плакат с профилем Ленина.
Ну, так несите, взвешивайте! смилостивилась Батурина.
Нельзя, уважаемая, увидят покупатели, начнется ажиотаж. Пройдемте лучше в подсобное помещение
Через пять минут тетя Валя вышла через служебную дверь со свертком такой величины, словно несла средних размеров сома.
Сколько я должна? спросила она, показывая глазами на кассу, где за стеклом восседала могучая блондинка, возложив пальцы с красными ногтями на клавиши бронзового аппарата.
Ну что вы! замахал руками директор. Это компенсация за причиненные огорчения. Достаточно нескольких добрых слов в книгу отзывав. Но умоляю только не красной пастой!
Ладно
Всегда рады видеть вас в нашем магазине!
Пока дядя Юра в очередной раз в лицах, не хуже Райкина, даже лучше, повторял эту знаменитую историю, родня, хохоча, разложила на скатерти остальную снедь: молодой лучок, редиску, отварную картошку в мундире, нарезанный ломтями дырчатый сыр, мраморное сало, бабушкину треску под маринадом. В середину всей этой красоты поставили расписную деревянную мисочку с крупной серой солью. И Лида с облегчением вздохнула.
А почему называется «залом»? спросил я.