Нет, помотала она головой, точно тебе говорю. Так счастлива я не была никогда. А если сбудется моя главная надежда, я стану самым счастливым человеком на свете.
Какая ещё надежда?
Девушка молчала. И я решила, что она просто дразнит меня.
Ну ка, признавайся, не отставала я.
Я бы предпочла рассказать тебе всё через пару недель. Но ты меня, конечно, в покое не оставишь. Поэтому придётся это сделать сейчас.
Когда я пришла на вечеринку, в актовом зале было полно народу, поэтому я сильно заволновалась и дабы не привлекать к себе лишнего внимания, встала у окна и начала наблюдать за коллегами. Одни танцевали, другие пили шампанское, третьи просто стояли у стен и общались друг с другом. Я почувствовала себя лишней на этом весёлом празднике. Я стояла в одиночестве, и никто не подошёл даже поздороваться со мной, не говоря уже о том, чтобы предложить потанцевать или выпить. И я уже собралась уходить, как вдруг поймала на себе суровый взгляд Садовского. Он стоял в компании приятелей, в которой, кстати, был и Дмитрий Сергеевич, и о чём-то говорил с ними. В руках у него был стакан с коньяком, который он постепенно опустошал. За всё то время, что я работала в клинике, он ни разу не глядел на меня с такой явной ненавистью. Даже в тот день, когда он отказался работать со мной, он выглядел не таким агрессивным. Сейчас же он был похож на разозлённого быка. Голова его выдвинулась вперёд, глаза налились кровью, и он так крепко держал этот стакан в своей руке, что я подумала, тот сейчас лопнет. И ты знаешь, мне впервые захотелось задать ему такой вопрос: «Отчего ты на меня злишься?» Я и в самом деле не понимала, за что меня можно ненавидеть. И страшно хотела это выяснить. Но подходить к нему долго не решалась, а когда всё-таки осмелилась и двинулась ему на встречу, обнаружила, что он сильно пьян и говорить с ним нет смысла. Потому развернулась и уже было покинула зал, но он подбежал ко мне и больно схватив за руку, спросил:
Ты ко мне шла?
Язык его заплетался, голова качалась, но он продолжал меня крепко держать.
Нет! отрезала я и попыталась высвободиться, но у меня не хватало сил.
Пойдём, сказал он и быстро потащил меня куда-то. Сопротивляться было бессмысленно, и я покорно следовала за ним. Мы шли по коридору молча, и остановившись возле своего кабинета, он открыл дверь ключом, который достал из кармана брюк, и толкнул меня вперёд. Войдя в кабинет, он закрыл его с внутренней стороны на ключ, что сильно меня насторожило. Я надеялась, что сейчас он примется о чём-то говорить со мной. Но в ту ночь он больше не сказал ни слова. Он силой затащил меня на диван в углу кабинета и принялся снимать мои колготки. Тогда я ударила его в грудь и стала умолять не делать этого. Я не кричала, старалась говорить с ним спокойно.
Ты ведь завтра сильно пожалеешь об этом, не надо, сказала я. Тогда он влепил мне пощёчину и продолжил исполнять задуманное. И вдруг я почувствовала невыносимую жгучую боль, от которой невольно закричала, а из глаз моих покатились слёзы. Но ему не было дела до моих страданий. Он навалился на меня всем телом и прижался своим горячим лбом к моему лбу. От боли мне сделалось очень дурно, голова кружилась, тошнило. Я чувствовала, как по ногам течёт кровь. Мне стыдно признаваться, то в те минуты я совсем не испытывала отвращения к моему мучителю. Я и не думала никого звать на помощь, и даже когда вскрикнула от боли, побоялась, что меня кто-то услышит из сотрудников и прибежит спасать меня. Несмотря не все мои физические муки, я не хотела, чтобы этот момент кончался, ведь я наконец была с ним. Я чувствовала его дыхание, я слышала биение его сердца, я чувствовала его прикосновение. Наши руки сомкнулись. И я подумала, что если он сейчас разомкнёт их, то я непременно умру.
По лицу Ксении катились крупные слёзы и капали ей на колени. Любовь так сильно затуманила ей мозг, что она даже не понимала, насколько мерзко поступил с ней этот человек. И я не собиралась молчать или поддерживать её. Я сказала с презрением:
Ксения, ты что, не понимаешь, что ночью этот поганый тип изнасиловал тебя? Как ты после этого можешь хорошо отзываться о нём и, главное, любить?
Зина, я прошу, не говори так! воскликнула она, расплакавшись ещё сильнее. Это было не насилие, это был зов сердца, я точно знаю!
Зов сердца? хмыкнула я. Почему же он по зову сердца не искал тебя столько лет?
Зина, замолчи! приказала девушка и закрыла ладошками уши.
Ладно, вздохнула я, окинув её понимающим взглядом. Было и было. Что ты теперь собираешься делать?
Ждать, твёрдо сказала она и встала с кресла.
Чего ждать? не поняла я.
Оставив мой вопрос без ответа, она поднялась наверх. А я осталась сидеть в кресле до тех пор, пока не догадалась, что имела ввиду Ксения. «Ну, конечно, подумала я, она надеяться, что у неё будет ребёнок!»
Через десять дней, когда праздничные дни сменились будничными, Ксения отправилась в больницу, по всей видимости, с замиранием сердца. Мне, честно, было не столь важно, какое заключение даст врач. Гораздо сильнее меня беспокоило состояние девушки в том случае, если сие заключение будет для неё неутешительным. Я до смерти боялась её разочарования, которое могло привести к чему угодно, ибо эта безумная любовь убивала в ней здравый смысл. Но то, о чём она грезила, как я полагаю, без малого шесть лет, свершилось. Она прибежала из больницы и объявила мне о беременности. Когда-то я смела представить, что однажды у Ксении будет ребёнок. И от этой мысли на душе становилось светло и радостно. Но когда я узнала, что это произойдёт на самом деле, не чувствовала ничего, кроме успокоения. И мою холодность легко объяснить. Я не могла смириться с тем, что моя Ксения родит ребёнка от этого негодяя Виктора.
Наверно, стоит отцу сообщить, сказала я сдержанно, чем немного испугала Ксению, судя по её выражению лица.
Да, ты права, согласилась она. Но что я ему скажу, если он спросит про отца ребёнка?
Не знаю, пожала я плечами. С некоторых пор я стала более хладнокровно относиться к проблемам девушки. Так и скажи, что от Виктора.
Нет, отрезала девушка. Если папа узнает, что ребёнок Виктора, об этом тут же узнает сам Виктор, а мне этого не надо.
Почему? спросила я и уставилась на Ксению с изумлением. Я не сомневаюсь, что если Виктор узнает о ребёнке, то женится на тебе.
Зина, о чём ты говоришь? нахмурилась Ксения и отвела глаза в сторону. Это подло удерживать человека ребёнком! Даже если мы поженимся, что это будет за жизнь? Я его люблю всем сердцем, а он меня видеть не хочет. Спасибо, навязываться не хочу.
Подло удерживать? вспыхнула я. А насиловать человека не подло?
Зина, перестань! вскрикнула со злобой девушка. Я каждый день благодарю бога за то, что он дал мне ребёнка. Большего мне не нужно.
Сейчас ты говоришь, что он тебя не любит, а недавно утверждала, что всё случилось по зову сердца.
Зина, откуда я могу знать, что у него внутри? Я не исключаю, что он чувствует ко мне то же, что и я к нему. Но пока он не признается мне в любви, я не признаюсь про ребёнка!
С этими словами Ксения ушла на работу. Когда она вернулась, я сидела в кресле в гостиной и вязала спицами маленькие голубые носочки. Опустившись на диван, Ксения сказала недовольно:
Может, у меня и не мальчик будет вовсе. И вообще, заранее не принято что-то покупать и мастерить для ребёнка.
Хорошо, не буду, отозвалась я сухо и отложила вязание в сторону. Девушка, верно, ожидала, что я по своему обыкновению стану выпытывать у неё события сегодняшнего дня. Но к её великому удивлению я молчала, как рыба, и ей ничего не оставалось делать, кроме как начать рассказ, не получив вопроса.
На обеденном перерыве вместо того, чтобы идти в столовую, я осталась в кабинете, чтобы навести порядок в ящиках с документами. Я сидела за столом и отделяла нужные бумаги от ненужных, когда в кабинет ворвался Садовский, устремил на меня свой обычный хмурый взгляд и замер. Я же, глядя на него, с трудом сдерживала улыбку. Наконец он обогнул стол, подошёл ко мне близко и встал на колени, чем изрядно ошарашил меня. Он нагнул голову, схватил меня за икры и сказал тихо: