Марина, ничего докладывать Кочубею я не собираюсь! Поверь, он без меня узнает о ходе следствия. А убийцу надо найти и остановить. Иначе он еще кого-нибудь может убить, ведь мотив до сих пор неясен. Кстати, ты ничего не знаешь об этом деле? Хотя бы слухи, подозрения.
Неприятно об этом говорить, но наш журнал кое-что об этом напечатал. Пойдем в комнату, покажу.
Редкий случай, вы такого раньше не писали, сказал Петя, изучив статью вдоль и поперек. Так у тебя есть знакомые в этой среде?
Ну, нет, среди моих знакомых никто не мог ходить в клуб, где занимаются садо-мазохизмом, горячо возразила Марина, не подозревая, что ошибается.
* * *
Как ни была возмущена Марина писаниной Анфисы, она не стала обсуждать эту тему вечером. Накормила мужа, буквально клевавшего носом, и уложила спать. Зато утром разбудила Андрея пораньше, чтобы не очень спешил. Марина начала издалека, вспомнила, как сама раньше хвалила Анфису, посетовала, как разочаровалась в ней сейчас. Взяла журнал и процитировала отрывки, по ее мнению не соответствующие стилю «Кредо». Она надеялась, что Андрей согласится с ней, признает, что пропустил неудачный материал, и предложит избавиться от Анфисы. Но Андрей горячо заступился за Анфису, он впервые не согласился с женой. Он по-прежнему считал, что Анфиса очень способна и талантлива, и у молодой журналистки большое будущее.
Ну, и что особенного написано про Барычева? Просто этот интригующий тон показывает читателям, что у журналиста есть еще подробности, чтобы они рассчитывали на продолжение и покупали следующий номер. Если бы его невеста оказалась не Настя Вешнякова, ты бы и сама что-нибудь подобное написала.
Я? Никогда!
Да, наверное, мы ведь с тобой из другого поколения. Но надо быть мобильнее, улавливать новые тенденции, его любимый ласковым баритон звучал наставительно.
Марина поперхнулась чаем: «Из другого поколения?! Это тебе, мой милый, за тридцать, а я старше Анфиски всего на 5 лет!» Но, прокашлявшись, она продолжила разговор строго по существу.
А драка из-за стриптизера нам зачем? «Кредо» уже нечем привлечь читателей, кроме обнаженной натуры?
Андрей все же слегка поморщился, в серых глазах мелькнула тень, но стоял на своем.
Это просто забавная история, так, для развлечения. Да и натуры нет. Я бы не пропустил, ты же знаешь, он примирительно улыбнулся, но Марина не поддалась.
Ладно, это были цветочки, а вот про убийство это уже ягодки. Уж лучше бы обнаженка, чем это кровопролитие. Ты только посмотри, как Анфиса смакует подробности, упивается жуткими деталями.
Да, мне тоже на первый взгляд было немного не по себе, но для молодежи надо писать именно так: ярко, выпукло, остро, иначе им не интересно.
Позволь с тобой не согласиться, я ведь тоже отношу себя к молодежи.
Да, конечно. Но тебе не надо читать криминальные статьи. Зачем себя нервировать? Это может сказаться на молоке. Ты лучше выбирай что-нибудь спокойное, на семейные темы.
Марина вскочила из-за стола:
Я в твоих глазах только дойная корова для нашего сына? Я уже не личность? предательские слезы полились из глаз, горло перехватило от обиды.
Андрей обнимал ее, извинялся, успокаивал, но Марине казалось, что она «попала в точку», определила суть их нынешних отношений. С трудом подавив рыдания, она отправила мужа на работу. В ее ушах весь день звучали его извинения.
Извини, что я тебя расстроил! Ты и так устаешь в хлопотах по дому, не высыпаешься, не взваливай на себя и мою ношу. Это моя обязанность заниматься журналом.
После этой ссоры, как ни отгоняла Марина от себя неприятные мысли, слова Ульяны прочно поселились в ее сердце. Она стала сомневаться в Андрее, по нескольку раз перетолковывать все его слова и поступки, отыскивая подтверждение своим подозрениям. В последнее время Андрей взахлеб расхваливал Анфису: ах, какая она работящая осталась вечером с ним поработать; ах, какая она хозяйственная испекла изумительный торт и принесла его на работу; ах, какая она ответственная и добросовестная что ни поручи ей, тут же выполнит. Похоже, эта Анфиса пытается занять место Марины в редакции. А если и не только в редакции? Неужели наметилась соперница?
Раньше Марина находила множество других причин для объяснения некоторой прохлады в их отношениях: свою усталость от кормления и хронического недосыпания, однообразие своей домашней одежды, отсутствие косметики, красивой прически, сужение интересов, замкнувшихся вокруг ребенка, усталость и занятость Андрея. Теперь в ее сердце появилась ревность, но Андрею она ни разу не подала виду, что ревнует. Зачем подталкивать мысли мужа в нежелательном направлении? Скоро Анфиса уйдет из редакции и исчезнет из их жизни. Но вернутся ли прежние теплые и нежные отношения? Или это все в прошлом?
* * *
Я любила Максима всю свою жизнь, сколько себя помнила. Мне было лет пять. Меня привели из детского сада. По поводу какого-то праздника я была разодета в свое самое нарядное платье. Я помню, что платье было белого цвета с оборками по подолу и на рукавах, с пышной нижней юбкой, а на голове у меня были завязаны большие банты. Какой-то незнакомый мальчик пришел к нам в дом вместе с моим старшим братом Валентином. Я во все глаза рассматривала незнакомца. Это был Максим. Он был белобрысый с редкими веснушками на курносом носу, а одет он был в аккуратные брючки, белую рубашку и жилетку. Максим окинул меня восхищенным взглядом: «Какая красивая девочка! Ты похожа на принцессу из сказки!» С тех пор он часто приходил к брату. Каждый раз я старалась нарядиться для него. И он замечал всегда мои новые банты, красивые заколки и платья. Благодаря Максиму, я стала считать себя красавицей и считаю так до сих пор. Осталась привычка наряжаться и привычка любить Максима. Волосы его постепенно темнели от светло-русых то темно-русых, и даже это казалось мне хорошим знаком: мы сближаемся внешне.
Мои родители всю жизнь преподавали иностранные языки. Денег, зарабатываемых ими, нам хватало на безбедное существование, и только. Мы не голодали, но одевались в основном с вещевого рынка. Зато на наше с братом образование родители не жалели ни сил, ни времени. Нас водили во всевозможные кружки и секции. Меня в шесть лет привели на занятия в ансамбль народного танца. Мне хотелось заниматься бальными танцами, но там надо было шить дорогие костюмы. Мама рассудила: «Танцы они и в Африке танцы. Пусть танцует хоть где, главное, что бесплатно». Иностранные языки мне давались легко. С маминой подачи я выучила английский и французский, а папа научил меня итальянскому.
Старшего брата, Валентина, родители определили заниматься теннисом. У брата оказались способности, и родители считали, что теннис это перспективно. Денег на его занятия родители тратили не меряно! Брат действительно подавал надежды, пока не получил серьезную травму ноги. Чемпионом Уимблдона он не стал, но неплохо устроился в жизни: он работает тренером в частной спортивной школе и с друзьями является совладельцем модного и дорогого корта.
С Максимом брат познакомился, когда начинал заниматься теннисом. Они стали друзьями, наши семьи были примерно одного круга: его мама преподавала химию в ВУЗе, отец, правда, был главным инженером крупного завода. У Максима мама кандидат наук, доцент, у нас для симметрии папа кандидат. Но затем пути наших семей разошлись. Мои родители так и остались на прежнем уровне, а родители Максима удачно скупили какие-то акции, удачно вложили деньги, и стали птицами другого полета. Максима отправили учиться за границу. В редкие свои наезды на родину Максим навещал моего брата, ему нравилось с ним играть в теннис. Брат всегда был реалистом. В закадычные друзья к Максиму не набивался, свое место знал, но и не лебезил. Может, поэтому Максим уважал Валентина и ценил встречи с ним. Я же из кожи вон лезла, чтобы лишний раз попасться на глаза своему кумиру. Брат посмеивался над моим увлечением. А я цвела и пахла, когда на меня случайно падал взгляд моего принца из сказки.