Какой была моя жизнь до? Обыкновенной. Скучной и предсказуемой. Какой она стала после? Интересной, захватывающей и счастливой. Обретя свободу выражения себя настоящего, я стал абсолютно гармоничен. Все обрело свои места в моей судьбе. Каждый день встречался с радостью и любопытством, какими красками я его раскрашу?
Через две недели после визита ребят сел утром писать и обнаружил, что все мои акаунты в интернете удалены. Также были удалены со всех площадок мои книги и статьи. Я был вычеркнут из интернет пространства. Стерт, как ластиком.
Глава 4
Фантомные боли
Все это время ночами меня преследовали боли в отсутствующих ногах. Я просыпался в темноте ночи от собственного скулежа. Лежал и чувствовал свои ноги, которых нет. Боль была настолько сильная, что даже культями я не мог пошевелить. Скулил, как брошенный забитый щенок ненавидел себя за эту слабость. Отсутствующие конечности скручивало в спираль, боль разрывала меня на части и не было от нее спасения. Ощущая свое физическое ничтожество, я лелеял в душе мечту найти выход из своего незавидного положения и ничего мне в голову не приходило кроме одной сумасшедшей мысли. Если я силой своей энергии окунувшись в пустоту небытия смог мять камень как пластилин, меняя кусок реальности буквально на глазах, легко и беззаботно, то может быть я могу еще что-то?
Понятно, что силой своего намерения я научился претворять планы в жизнь.
Уже ясно, что личность моя подверглась большим изменениям, но могу ли я претендовать на большее?
И когда меня вычеркнули из сети, я понял, что привлек к себе внимание. Значит я чего-то стою и могу быть опасен? Почему бы не замахнуться на большее?
Эти мысли посещали меня продолжительное время пока я не понял, что как жвачку кручу в голове одно и тоже. Я решил смело признаться сам себе чего на самом деле я хочу. Амбиции мои зашли в тот момент очень далеко я захотел отрастить себе ноги.
Другого выхода избавиться от мучавших меня приступов фантомных болей я тогда просто не видел. Избавиться просто от боли, было слишком просто. Задача ставилась гораздо сложней. Фантастические мысли не отпускали мое сознание пока я не признался себе, что, если я мечтаю именно о своих ногах, значит где-то во вселенной есть один единственный на миллионы шанс, что желание мое может осуществиться.
И тогда я решил попробовать. Я ничем не рисковал, ноги у меня уже отсутствовали, а перспектива поиграть с этим миром манила и тревожила все мое существо.
Оставалась одна проблема. Я прекрасно осознавал, что в этой жизни возможно все, вопрос лишь в оплате. Все делается нами и вокруг нас только силой нашей мысли и намерением. Энергия правит этой вселенной и чистота помысла.
Когда я имел возможность писать, и читатели меня читали я буквально кожей ощущал приливы энергии, что дарило мое дело. Отдавая со всей искренностью своей души, я получал и мог двигаться дальше. Теперь же, лишенный всякой связи со своим читателем, я был гол и мог рассчитывать только на свой внутренний ресурс. Но этого ресурса не могло хватить на мои грандиозные затеи, поэтому пришло решение проблемы. Власть решила стереть Олега Михайловича? Почему бы не начать все сначала и не придумать себе псевдоним?
Если я буду честен и начну писать то, что действительно вижу и кружу в своей голове, насколько примет мой мир такое откровение?
Вот так благодаря совершенно сумасшедшей идее эксперимента, вынуждающей меня к действию, я и стал Проповедником. Почему именно это имя? Оно само пришло Буквы сложились в слово. Слово мое сильно. Скидывая оковы прошлого Олега, я стал никем. Просто чистым словом струящимся по чистому экрану как по белому листу. Проповедника родила боль. Та самая, которой не было на самом деле. Придуманная измученным телом, которое тоже имело свою память.
И Проповедник тоже скулил ночами. И он тоже был еще немного человеком.
Но в голове круглые сутки крутилась картинка: внезапно встаю. Сам. Иду. И даже не смотрю вниз. Знаю, что они есть. Они меня несут. Мои.
Что бы я ни делал, о чем бы не писал, спал, ел, занимался делами, всегда со мной была моя картинка. Крутилась как кино, не отвлекая, не принуждая ни к чему. Просто я позволил ей быть
Глава 5
Джон
Обыкновенное детство и юность американского ребенка. Семья со средним доходом. Казалось, жизнь расчерчена и размечена на годы вперед. Тихий, спокойный, носящий в себе свою любовь. У Джона оказался талант к фотографии.
Любимым занятием было бродить по улицам с фотоаппаратом и вдыхать этот мир. Он не гнался за ярким кадром. Вообще ни зачем в жизни не гнался. Просто ходил, смотрел, разглядывал чужие миры. Иногда ему казалось, что встречные на его пути люди ходят каждый погруженный в свой собственный мир, как в пузырь.
Дедуля с палочкой, улыбающийся чему-то своему потрепанное пальто, видавшие виды ботинки и улыбка невинного ребенка на лице, исчерченном морщинами и следами наступившей глубокой старости.
Женщина в модном пальто, тащит за руку маленькую упирающуюся девчушку. Строго выговаривает что-то ей. Ребенок кривится и тут- же отвлекается на стайку голубей, оборачивается вслед им. На голове немного съезжает шапка с копны рыжих волос, ветер развивает маленькое голубое пальтишко, в глазах пляшут задорные огоньки.
Джон ходил и снимал. Было ощущение что он немножко подглядывает. Интуитивно выбирал ракурс, снимки получались с первого раза. В каждом царила любовь к этому цветному изменчивому миру, доверие и простота взгляда фотографа. В таких прогулках в его душе воцарялось спокойствие. Он забывал о своем личном одиночестве, о всех своих проблемах. Просто снимал. Просто любил. Не гнался за славой, редко участвовал в конкурсах. Тихий, не приметный, он перешагнул однажды порог издательства и увидел рыжую шевелюру Джойс. Молодая женщина металась по территории редакции из угла в угол, все время говорила по телефону, перебирала какие-то бумаги. Живая жизненная сила бурлила в ней, Джойс казалась просто вулканом энергии. Джон влюбился с первого взгляда.
Наверное ему самому так не хватало вот такой кипящей жизни, громкого голоса, резких уверенных движений, что он нашел все недостающие ему качества вот в этой оголтелой женщине, что своими серыми глазами прошивала его насквозь.
Несмело ухаживал, приносил по утрам кофе, старался шутить. А потом случилось то, что случилось. Они с Джойс сошлись. И если Джон был мечтателем, постоянно парил в небесах, забывая купить себе новый свитер, вместо старого, уже потрепанного. То настолько же Джойс была земной, твердо стоящей на ногах, где-то даже меркантильной. Они идеально дополняли друг друга делились своими мирами и им никогда не было скучно друг с другом. Джойс восхищалась умением своего молодого человека смотреть на жизнь под другим углом. Если у нее все было просто: либо черное, либо белое, то Джон находил в этой жизни сотни других оттенков. Единственное, что могло огорчить ее Джон не стремился к славе. Джойс считала, что, обладая таким талантом молодой человек обязан подавать на все конкурсы, выигрывать премии, делать все, чтобы снискать себе славу. Но тихий, даже немного робкий Джон, не умел толкать себя вперед, поэтому и оказался просто штатным фотографом небольшого издательства.
Его мечтательность иногда даже выводила ее из себя. Аскетичный образ жизни Джона она не приветствовала, считая, что раз уж родился на свет, надо грести лапками, чтобы выбить себе наилучшие условия жизни. Но рядом с ним, когда они молча лежали, обнявшись в кровати, Джойс ощущала такую спокойную защищенность, такую молчаливую любовь, что прощала Джону все его несовершенства.