Для домашних Максима Алекс был всем. Водителем, помощником, телохранителем, советчиком, опорой и плечом. Макс мало времени уделял семье, в свои приезды часто закрывался в кабинете или ездил по делам на Сицилию. Алекс же когда приезжал, откладывал все дела, доверяя их своему мудрому партнеру и просто проводил время на сказочной вилле в семье друга.
Когда ни будь, годам к пятидесяти, Алекс думал жениться, остепениться и завести себе такой же хорошенький домик в солнечной стране. Но не сейчас. Потом.
Нина
Нина жила очень просто. Просто была, выполняя нехитрые функции, навязанные обществом и строгой матерью. Сначала девочка хорошо училась в школе, потом в институте, потом старательно выполняла свои обязанности по работе. Тихая, неприметная, потерявшая свою суть где-то по дороге своей жизни, она просто существовала: ела, спала, работала, иногда встречалась с подругами и ждала. Сама не замечала, что ожидание стало любимой привычкой всей ее жизни. Ждала, что вот-вот и она встретит свою любовь, почувствует что-то к другому человеку, оживет, все изменится, жизнь перестанет напоминать день сурка и заполнится новыми яркими красками. Ждала перемен, смеха, радости, бодрости, динамики, не производя сама в данный момент ничего из вышеперечисленного. При своем постоянном ожидании перемен, сама покупала каждый раз в магазине ту же самую еду, что и всегда, одевалась в тот же самый серый офисный костюм, стригла так же волосы в каре и красила в один и тот же оттенок темно-каштанового цвета. Внутри кипели страсти, хотелось жить, любить, совершать безумные поступки, путешествовать, играть в свою жизнь, как в игру, не предавая ничему излишнего значения. Порхать. Пить по утрам в выходные шампанское, позволяя себе преступить строгие рамки и границы, установленные еще в детстве суровым матушкиным воспитанием. Но все это было внутри. Снаружи-же можно было узреть девушку с вечно напряженным, озадаченным лицом с грустными глазами, внешне ничем не выделявшуюся из толпы. Мышь серая обыкновенная. Все потуги оживить свою скучную жизнь были как липким клеем охвачены страхом преображения и заперты в ожидании. Все время казалось, что для наступления долгожданных изменений, что-то должно случится, толкнуть, снять липкую паутину внутри. Но годы шли, ничего не менялось, внутри все сжималось от чувства собственного несовершенства, своей обыкновенности, чувства проживаемой впустую жизни. Единственный мужчина, с которым у Нины был роман еще в институте, бросил ее через три месяца встреч и свиданий. Потом Нина встретила его с другой студенткой. Они шли по улице, рука под руку, от них било энергией счастья, радости, хотелось закрыть глаза, как от яркого света. Нина поняла, что привлекла своего возлюбленного своей непохожестью на остальных, но удержать, к сожалению, не смогла. Слишком тускло светил ее внутренний свет, слишком обыденна она была для остальных. Скучна и прилипчива. В молодости Нина так и не научилась кокетничать, открыто смеяться над разной чепухой, не научилась легкости, к которой так стремятся молодые люди. Была слишком серьезной, все время посвящая сначала учебе, потом работе, думая, что не надо размениваться на пустяки. Там и мать постаралась, тыкала девушку постоянно в ее несовершенство, называя иногда дурой и растяпой.
В двадцать три года Нина обзавелась своим жильем. Мать купила с помощью своего молодого любовника собственную квартиру и оставила дочь жить одну в двушке, почти в центре столицы. Строго наказав перед отъездом не дурить и искать себе хорошего мужа. Так девушка осталась жить одна в своей тоске и томлении. После работы приходила в пустую квартиру, варила скорый нехитрый ужин и усаживалась в большое кресло перед телевизором с книжкой или за просмотр очередного сериала. По выходным драила квартиру, вычищала до блеска обувь, встречалась с подругами, завидуя их бурной жизни, потом гладила одинаковые офисные костюмы и кормила свое ожидание новыми фантазиями.
Но было кое-что в ее жизни, о чем Нина не говорила никому. Сны. Всегда яркие, цветные, запоминающиеся, нереальные путешествия в мир за пределами нашего земного мира. В своих снах внутри себя чувствовала Нина совершенно другой, чем в реальной жизни. Куда-то пропадали нерешительность и скромность, липкая паутина ожидания больше не стягивала своими путами юную грудь. Во сне она преображалась, превращаясь в себя настоящую, легкую, свободную, раскрепощенную. Чем ярче был сон, тем тяжелее было пробуждение на утро. Как с похмелья ощущалась тяжесть в голове, тело не слушалось, было скованным, тяжелым.
Иногда девушке приходили в голову странные мысли о том, что и живет-то она по-настоящему только в своих снах, погружаясь в мир иллюзий ночного сновидения, ощущая себя живой и полноценной. Мысли о том, что реальность дана ей только для того, чтобы поддерживать свое тело, кормить, мыть и так далее, для свободной жизни в том, другом мире.
Утром этого дождливого летнего дня, стоя перед большим зеркалом в прихожей своей квартиры, она разглядывала свою хрупкую фигуру, затянутую в очередной безликий офисный костюм, приходясь расчёской по темным прямым волосам, видела в отражении только тень себя. Тень себя настоящей. Погруженная в воспоминания сна, в котором испытала настоящий ужас прошлой ночью. Тени. Черные фигуры мчались за ней в ночи, пытаясь отобрать всю радость, всю свободу ее существования. Всё, чем дорожила в своем мире снов, все то, о чем она только мечтала в мире реальном.
Владимир
Холодный дождь заливал за воротник пиджака. Противно хлюпало в летних кожаных ботинках. Вовка, чертыхнувшись перепрыгнул очередную лужу обрызгав светлые брюки рабочего костюма. Такого холодного поганого лета никто не ожидал. В мае жарко затопило солнце, дав надежду на знойный, насыщенный жарой июнь. Но надежды не оправдались. Июнь Москва встретила грозами, холодными проливными ливнями, затянутом тучами небом и тоской осеннего ненастья. Вовка брел по лужам домой проклиная свою рассеянность опять забыл зонт на работе. В спехе окончания рабочего дня, выскочил из офиса, небо затянуло и на выходе из метро его встретил приличный ливень.
В последнее время стал рассеянным: забывал документы, мог отправить счета по ошибочному адресу, проехать в метро свою остановку. Вроде молодой еще, скоро тридцать, а наблюдал какое-то помутнение в мозгах. В офисе все чаще ловил себя на ощущении «кастрюли» на голове, было тяжело вникнуть в работу, хотелось на волю, на природу, скинуть с себя мутный туман опутавший мозг, почувствовать себя по настоящему живым, свежим, ясно-мыслящим. Причину Вовка видел в постоянном «дне сурка». Дом, работа, затянувшаяся холодная зима не дала выбраться на природу. Всю весну смотрел в окно радовался таянию снега, щебетанию синиц во дворе, первой листве. И вот опять тучи, серость, отсутствие солнца накрывало беспросветной тоской. Скоро отпуск, глядишь и распогодится. С друзьями собрались на Селигер на рыбалку. С палатками, запасами тушенки и горючей жидкости. Всё как полагается у молодых, здоровых мужиков. Не тянуло на морские побережья, да и обстановка в стране не располагала ехать к черноморью, захотелось романтики местной природы, задушевных разговоров у костра, комаров, ожидания утреннего клева на рассвете.
Но время тянулось медленно, холодные дожди заливали город, проливали серый бетон, заливали газоны и мешали цветению клумб.
Если посмотреть на Володьку со стороны, то можно увидеть крепкого рослого мужчину, под метр девяносто, с небольшим растущим животиком, большими руками, ногами, головой. Вовка весь был большой. Большую голову венчала шевелюра вьющихся черных волос. На удлиненном лице расположился выдающихся размеров нос с горбинкой, под носом пришлось отрастить аккуратные густые усы, чтобы придать хоть какую-то симметрию удлиненному лицу, скрыв от взглядов массивный подбородок.