Серьезно, давай сегодня без копаний в моих кишках.
Мужчина грустно улыбнулся и указал взглядом на край кровати. Я тяжело вздохнул и отвернулся. Без лишних слов док подошел и сел. Краем глаза я видел, что он так же, молча, расправил форменные брюки и стянул с себя шапочку. Помял ее в руках, вздохнул и потер пальцами шею.
Я повернулся к нему и нахмурился.
Док выглядел паршиво. По-настоящему паршиво. На его идеально выбритом лице, расчерченном морщинами и шрамами, лежала тяжелая печать горя. В мудрых глазах разливался мрак. Широкие плечи поникли, а спина согнулась так, словно он гору принес в мою палату.
Нехорошая догадка посетила голову.
Кто?
Мужчина тяжело, неровно вздохнул, пряча взгляд. Он помолчал несколько секунд и тихо ответил:
Один из ваших.
Я медленно кивнул.
«Нет, док, не из наших. Не из моих. Больше не из моих, спасибо одному ублюдку».
И что с ним было?
Ему повезло не так сильно, как тебе. Осколок кости задел артерию при транспортировке. И я не смог это исправить. Сам дьявол не сумел бы, если бы встал со мной за один стол и взял в руки чертов скальпель.
Он покачал головой и провел ладонями по лицу.
Мне захотелось позволить себе что-то невообразимое потрепать его по плечу, похлопать по спине. Но он сидел справа от меня. А я все еще не чувствовал чертову руку.
Мне жаль, док, но ты не виноват в этом.
Мужчина грустно засмеялся.
Я знаю, Дэниел. Но скажи, кто виноват? Те, кто пытался доставить его сюда? Те, кто привез его в итоге? Те, кто грузил его на носилки? Кто, Дэниел?
Я опустил полыхающий взгляд. В груди забурлила ярость. Сильная, пытающаяся уничтожить мою сущность и обратить меня в зверя. Однорукого раненого зверя, дьявол меня раздери.
Стрелок, док, тот, кто в него выстрелил.
Доктор как-то странно хмыкнул и склонил голову набок.
Я не имею права рассказывать про это, но Ты же не сдашь меня, да?
Я могила.
Док опустил взгляд на шапочку, которую все еще сжимал в руках.
Это был ребенок, Дэниел. Ребенок-солдат. Дитя войны.
Я вздрогнул всем телом.
Кажется, страшнее этого ничего нет. Дети-солдаты, под угрозами или по своей воле берущие в руки оружие и выступающие наравне со взрослыми. Страшно! Слишком страшно, чтобы хотеть вспоминать о том, что они вообще существуют, чтобы думать о том, что, возможно, и ты когда-нибудь встретишь их и придется защищаться. А защититься от таких можно только одним способом
Этот парень Его ранили, потому что он
Док неопределенно пожал плечами.
Я не знаю всех деталей, но Неужели ты скажешь, что этот ребенок виновен? Глядя на ситуацию только с нашей стороны. Скажешь?
Я отрицательно мотнул головой.
Это это сложно, док. Это
Не скажешь. Совесть не позволит! И мне не позволяет! Это же ребенок, Дэниел! Ребенок!
Голос состоявшегося мужчины, успешного хирурга дрогнул и разлетелся осколками стекла. Он прикрыл глаза и болезненно вдохнул, прижимая пальцы к тронутым сединой вискам.
Я смотрел на него с искренним сожалением и пытался подобрать слова, чтобы хоть немного утешить его. Но в моих утешениях док не нуждался.
Он поднял на меня пронзительный взгляд.
Мы привыкли судить однобоко, имея в свидетелях мнение лишь одной стороны нашей! Мы не можем быть объективными, когда дело касается нас и наших близких. Родители погибшего солдата вот они наверняка скажут, что тот мальчик с автоматом виновен в том, что их сын мертв! Вместо них говорит гнев, боль и горечь утраты. Они не зададутся вопросом, почему в руках того ребенка оказался автомат! Почему он выстрелил и лишил их сына! И избранница этого солдата не задаст этот вопрос! Но ребенок Дэниел, видит Бог, я немало потоптал землю. Многое видел, много людей встречал и слишком много историй слышал.
После нескольких секунд напряженного обмена взглядами я кивнул. Медленно и нехотя.
«А вот и подводка к разговору по душам».
Док продолжил:
Этому парню не повезло. Ему не просто не повезло! Он стал жертвой страшной ситуации и он мертв. А ты жив, слышишь? Жив. Ты можешь злиться на весь мир и продолжать запираться в себе, но тогда ты никогда не выздоровеешь.
Он склонил голову набок и окинул меня по-отечески теплым взглядом.
Я не дурак, вижу гораздо больше, чем говорю. И то, что ты до сих пор не можешь пошевелить ни одним пальцем правой руки, не связано с тем, что я хреновый врач.
Я хрипло засмеялся. Я поспорил бы да спорить было не о чем. Не он первый, кто сказал мне об этом.
Мне жаль тебя расстраивать, док, но я
Зол? Обижен?
Я судорожно вдохнул и сжал левую кисть в кулак.
А что, у меня нет повода злиться и обижаться?! Меня всего лишили! Всего! Вместе с этой чертовой рукой тот парень отнял у меня будущее.
Я закончил почти шепотом, потому что невидимая рука сдавила мое горло.
Это были те самые слова, которые я так боялся допускать даже в качестве обычной мелькнувшей мысли. И вот я признался. Себе. Ему. Миру.
Гребаный Логан Грин не просто лишил меня руки и карьеры. Он лишил меня будущего.
Доктор тяжело вздохнул и наклонился вперед, заглядывая мне в лицо.
У тебя есть будущее. В отличие от того солдата, что истек кровью, пока его везли ко мне, у тебя есть будущее. И не твоя травма стоит сейчас между тобой и твоим будущим, а ты сам. Упрямый, обиженный и злой. Заперся в своем панцире, спрятался от мира и людей, которым ты наверняка дорог.
Я понуро опустил голову. Не было у меня никого. Ни семьи, ни ни друга. Ни товарищей по службе.
Никого у меня нет.
Настроение, и без того паршивое, упало до планки: «а застрелиться, кстати, не самый плохой выход».
Чего ты хочешь, док? Добей меня и давай разойдемся на сегодня.
Мужчина коснулся моей правой руки, и я проследил за его действиями взглядом. Тупая боль пробила грудную клетку, а губы скривились в гримасе.
Я ничего не почувствовал. НИ-ЧЕ-ГО.
Слезы обиды грозились вот-вот политься из глаз, и я до ломоты в зубах стискивал челюсти, останавливая их.
Тот парень, Грин, он звонит. Часто. Каждый день, вообще-то. Он хочет
Нет.
встретиться с тобой. Поговорить.
Я снова вспомнил парней в черных костюмах.
Продался, как шлюха И кто же меня осудит?
Нет. Я не готов, док. Не готов.
Мужчина пару секунд смотрел на меня, потом поднялся, натянул шапочку и тихо ответил:
Ты никогда не будешь готов к этому. Никогда. Поэтому просто подумай о том, чтобы поговорить с ним. Не обязательно прощать его. Видит Бог, я понимаю, что ты чувствуешь, но
Он замолчал, и я поднял взгляд. Глаза моего собеседника сверкнули.
В отличие от тебя, я вижу в этой ситуации и плюсы. И один из них знаешь, какой? Этот парень спас тебя от убийства невинных людей и избавил от груза вины, с которым жить очень сложно. Немногие с ним справляются. Я вот до сих пор учусь.
Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел из палаты, а я смотрел ему вслед и сжимал кулак. Все еще один. Все еще левый. И плакал, облегчая душу.
***
Через несколько дней я лежал в той же палате, на той же кровати и смотрел в ту же стену. Я ждал, когда придет мой боевой товарищ. Я поддался на уговоры дока и уже сто раз пожалел об этом.
Сердце отбивало чечетку на ребрах, а невралгия выжигала свое имя на моих мышцах.
Какого хрена я на это подписался? Знал ведь, что это плохая идея! Дьявол!
Прошлую ночь я провел практически без сна. Да еще и от обезболивающих по совету дока почти отказался. Почти. Мне все еще было слишком больно, чтобы перестать нажимать на чертову кнопку совсем.
ДЬЯВОЛ!
Я ждал уже довольно долго. Казалось, что секундная стрелка стала минутной. Уж слишком долго она перемещалась по циферблату.
И это злило меня.
Как и недосып.
Как и боль.
Как и тот факт, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хотел этой встречи. И причина была проста!
Я всеми фибрами души ненавидел моего уже теперь бывшего боевого товарища.
Неправ был док, хоть и был почти в два раза старше меня. Не нужен мне этот разговор. И чем меньше во мне оставалась обезболивающего, чем сильнее боль проникала в кости, чем глубже ее когти врезались в мышцы, тем яснее становилось одно.