Победительно же боев в честь рахавата превращается в драгоценный сосуд, средоточие всех божественных милостей, созданием священным и почитаемым, ибо он - избранник Подателя Жизни! Понимаешь, сын мой?
– Чего ж не понять, - ответил Конан, и раньше слышавший кое-что о веселом рахавате и петушиных боях. Он только не знал, что победитель в тех птичьих сражениях считается святым созданием и стоит тысячу золотых. Или еще больше; ведь Хирталамос уже заплатил тысячу за этого Фиглю, а тот пока что не был чемпионом.
Киммериец вновь уставился на петуха. Тот глядел в ответ с нескрываемой злобой, явно подозревая, что Конан готовится то ли выщипать ему хвост, то ли изнасиловать всех кур в курятнике; крылья птицы топорщились, клюв был грозно приоткрыт.
– Ну, - сказал Конан, налюбовавшись, - победит твой петух, и что дальше? Подарить его жрецам? Или продашь втридорога?
Купец снова всплеснул руками.
– Что ты, мой доблестный страж! Кто же продает свое счастье? Птицу, на которой почил взгляд Солнцеликого? Нет, я не собираюсь ни дарить его, ни продавать. Если Фиглатпаласар победит - а он победит непременно, коль не помешают гнусные происки недругов - то быть ему главным украшением пира в последний день праздника. Я съем его, сын мой, схем почтительно, но без остатка, ибо вкусивший плоти обретает все божественные милости. Будет он крепко телом, удачлив в делах и любим женщинами! Скажи, разве это не стоит тысячу золотых?
– Стоит, - согласился Конан, подумав, что телесное укрепление Хирталамосу отнюдь не повредит. Без помощи Митры старому жеребцу нелегко управиться с тремя молодыми кобылицами! Да и с божественной поддержкой тоже…
Тут он усмехнулся про себя, подмигнув Фиглатпаласару Великолепному и сказал:
– Ну, теперь мне ясно, отчего ты так дорожишь этим офирским чучелом. И, клянусь Кромом, наверняка кто-то еще точит на него зубы! Иначе не стал бы ты меня нанимать.
– Разумеется, сын мой, разумеется! - подхватил купец. - Видишь ли, есть в Шандарате и другие отличные бойцы - к примеру, у почтенного Гиндоруса, торговца шелком, у караванщика Кадкура и у благородного Пирия Флама. Флам - да будет проклято его имя! - владелец Ниделрага Неутомимого, и этот Ниделраг, без сомненья, выиграл бы все бои, если б не мой Фиглатпаласар. Но теперь, когда мне привезли лучшего из офирских петухов, надеждам Флама конец! Да, конец! И боюсь, - добавил купец со вздохом, - что он это понимает и не собирается смириться с поражением.
– Ты хочешь сказать… - начал Конан.
– Да, да, отважнейший! Флам - честолюбивый человек и, как я, немолод годами… Он пойдет на все! Он постарается уничтожить Великолепного, мою гордость, мое сокровище! Ведь Пирий Флам - землевладелец и благородный нобиль, а я - купец, всего лишь купец; и Флам полагает, что купцу не положено быть первым в глазах Митры. Ну, а коль купец пожертвовал тысячу золотых, чтоб удостоится милостей бога, обрести удачу и женскую любовь, то такого купца следует поставить на место!
– Боишься, что он нападет на твой курятник?
– Конечно! Он не сделает этого в светлое время дня, и он не пошлет своих людей, ни рабов, ни стражников… Но уже ходят слухи, что Пирий Флам нанял шакалов Сагара, безбожников и душегубов без совести и чести… Спрашивается, зачем? - Хирталамос выдержал паузу и горестно молвил: - И в такое опасное время дела призывают меня в Аренджун! Что же делать? Кого могу я избрать хранителем божественной птицы? Только лучшего воина в Шадизаре - тебя, доблестный! Тебя, лев среди львов!
Конан, нахмурясь, кивнул. Имя Сагара Рябой Рожи было известно киммерийцу не понаслышке; случалось, тот перебегал ему дорожку, случалось и наоборот.