Забастовка, Дэвис, с раздражённым шипением сказал Джон. Ты блаженный, что ли? Не видишь?
Всё я вижу, огрызнулся Гейб. А смысл?
Никто ему не ответил бригадиры тоже не знали, зачем устраивать акцию протеста: фактически абсолютно все работники комбината Онтарио находились в равных условиях. И одинаково терпели чудовищную рабочую обстановку, не имея других вариантов. Гейб был самым молодым редко кто без полноценной компенсации недостаточной гравитации и при нелёгком труде доживал до шестидесяти лет. Два года на Титане.
Ничего не будет! в комнату как нельзя кстати заглянул Мортимер. Дэвис, табель готов?
Нет, ещё не отправил, Гейб вернулся к экрану, чтобы проверить последние столбцы.
Чего сопли жуёшь?
Гейб и не думал оскорбляться, вместо этого сохранил документ и наконец пошёл в раздевалку: организм требовал новой порции таблеток, которые выдавались еженедельно и хранились в шкафчике. За пару месяцев Гейб научился глотать целую горсть почти без воды особого дефицита этого ресурса на Онтарио не было, но специфичный привкус провоцировал рвотный рефлекс. Впрочем, еда по качеству не превосходила воду Гейб предпочитал таблетки всему. И чувствовал себя относительно неплохо.
К тонким скафандрам, состоящим по большому счёту из слоя термоизоляции, привыкли все жители Титана, только на Онтарио они сковывали движения из-за дубеющего от старости материала. Гейба не зря взяли в училище жандармерии отличался физическими данными, поэтому мог не обращать внимания на подобные неудобства. Хрупкая женщина на его месте не справилась бы, но на Онтарио женщин не было. Вообще. Бригадиры и рабочие поголовно выглядели болезненно худыми, и на их фоне Гейб всё ещё выделялся. Не успел потерять мышцы и сгорбиться от остеопении.
Гейб вышел на поверхность последним из бригады: потрескался материал костюма на локтевом сгибе, внепланово клеил заплатку. Так что вся бригада ждала его на открытой платформе грузовой вертушки полигон находился южнее, в пойме впадающей в озеро реки. Путь туда стал привычной рутиной, и Гейб провёл его на полу платформы, прикрыв глаза; вокруг только оранжевый туман.
Сразу после прибытия рабочие разбрелись по своим местам, для перемещения в условиях ограниченной видимости от комбайна к комбайну использовали натянутые между столбами тросы: равнинный ландшафт благоприятствовал продуктивности его бригада всегда выполняла план и имела меньше претензий к условиям труда. А может, не возникало желания конфликтовать с ответственным и миролюбивым Гейбом.
Из-за изношенности систем насосы комбайнов регулярно забивались фракциями грунта, операторам приходилось разбираться с засорами. Огромные механические лапы рыли канавы для упрощения работы насосов: вгрызались в мёрзлую твердь, но в итоге выворачивали камни различных калибров, появлялись рытвины. Алгоритм функционирования машин был далёк от совершенства, но его не меняли годами.
Трубопроводы вели к распределительному центру полигона, где производилась первая степень очистки. Уже на самом комбинате газом заполняли ёмкости для дальнейшей транспортировки: суперлёгкая тара, не становящаяся хрупкой при минусовых температурах, единственное, на что были готовы тратиться владельцы.
Цепкие подошвы ботинок помогали относительно безопасно передвигаться по скользкой почве. Ходить нужно было много, задачи решались тривиальные, но Гейб не мог отключить голову: что он делает и зачем, не разобрать.
Мелкая морось покрывала мутный визор шлема, но Гейб, как и остальные, её игнорировал всё равно ни черта не видно. На Титане властвовала мгла, Гейб лишь по примеру неосвещённых углов помещений знал, как она выглядит в классическом градации серого варианте, но в рыжем цвете она казалась ещё более гнетущей.
Первым призрачные огни прожекторов заметил Уитни: Гейб услышал его короткий возглас на небольших расстояниях рация худо-бедно работала, но прочим средствам связи и радарам в условиях Титана приходилось несладко.
А вот и Кракен, невесело ухмыльнулся оператор, остановившись, чтобы рассмотреть холёное тело дирижабля, поблёскивающее в сумраке серебристыми боками.
Работай лучше, строго сказал Гейб, провожая взглядом транспорт жандармов.
Их прибытие заставило внутренне содрогнуться методы Гейб усвоил из собственного опыта, и никаких оптимистичных прогнозов дать не получалось, потому решил после смены поговорить со вздумавшими бунтовать рабочими.
Гейб руководствовался лучшими побуждениями: Онтарио считалось конечной точкой жизненного цикла, и за людей здесь не держались. Будь Гейбу пятьдесят пять, возможно, и ему бы терять было нечего, но надежда после радикальной резекции оставила фантомные боли. Да, Гейб хотел жить. Дожить.
Рассмотреть жандармов и их скафандры последней модели, идеально подогнанные под фигуры, даже при большом желании не удалось бы Гейб просто знал, что всё именно так, но встретился с одним из слуг правопорядка только после окончания смены: горделивый разворот плеч и надменное выражение лица являлись стандартом. В нормальных условиях жандармы тоже возвышались над простыми смертными, но здесь, на Онтарио, презрение было возведено в абсолют.
Лишь из-за этого Гейб, несмотря на усталость и навязчивый тупой гул в ушах, распрямился и прошёл так, словно считал себя равным. Словно носил не засаленную и прохудившуюся спецовку, а безупречный мундир, и не был побрит налысо наравне с почти всеми, кто работал на Онтарио. Весь протест, на который его хватило.
Раздевалка рабочих вообще напоминала склад личные вещи хранились без запираемых шкафчиков, потому нередко возникали конфликты. В основном из-за болеутоляющих таблеток, при злоупотреблении вызывающих, по подозрениям Гейба, довольно сильное привыкание.
Борк! позвал Гейб, пытаясь найти взглядом в нагромождениях коробок и тряпок самого авторитетного оператора.
Чего надо, Дэвис? тот выглянул из-за самодельной ширмы: покрытая редкими клочками седых волос неестественно большая голова на болезненно худых плечах и загнутом до горба позвоночнике на Онтарио Борк был долгожителем.
Поговорить, сказал Гейб и посмотрел ему в глаза: на удивление, живые и яркие.
Зачем, Дэвис? несмотря на разницу в росте, Борк не казался подавленным.
Жандармы прилетели, Гейб готовил более пространную речь, но уложился в несколько слов, отмените забастовку.
Тебе какая забота? нахмурил серебристые брови Борк.
Ему вечно больше всех надо, хмыкнул Стив, слушавший диалог из дальнего угла.
Это ничего не изменит, выдал ещё одну порцию банальных мудростей Гейб. Но вы можете пострадать.
Дэвис, мы просто устали терпеть, Борк скривился, словно от боли, и присел на ближайшую кипу вещей.
Я понимаю, внезапная слабость Борка и безнадёга в его глазах обезоружили Гейба и сделали слова пустыми.
Вот и ступай.
Никто не обругал, не проявил и толики агрессии, но Гейб почувствовал себя хуже, чем после драки или перебранки с сослуживцами: беспомощность, тотальная беспомощность.
По заключению медиков с прошлого места работы Гейбу полагались дополнительные часы в центрифуге вместе с дополнительными таблетками, и эту условную ночь он тоже должен был провести в капсуле. Но планы опять смешал Мортимер, поймавший его на выходе из душа.
Дэвис, чего лезешь? с нажимом спросил начальник участка.
Я не лезу, Гейб не намеревался развивать эту тему.
Не лезешь, говоришь? на обычно нейтральном лице Мортимера проступала злость. Хер тебе сегодня, а не центрифуга. Понял?