ГОРБОВСКИЙ
Начало работы над романом 1 мая 2015 года
«И все времена одно время, и все умершие не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь, вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам».
Роберт Пенн Уоррен, «Вся королевская рать»
Глава 1. Протест
«Одни считают, что просить бесполезно, а другие рассчитывают в ближайшее время взять без спроса».
Бр. Стругацкие, «Трудно быть богом»
Абсурд! Я не позволю.
Стол громыхнул под ударом внушительного кулака. Подпрыгнув, звякнули высокие стаканы с выдохшейся минералкой. Люди поспешили отвести глаза мутные белки забегали по потным лицам, как солнечные зайчики. Повысивший голос мужчина шумно поднялся и навис над столом, как утес над берегом моря. Во всей его фигуре проступали мощь и негодование.
Лев Семенович, аккуратно начал директор, но продолжения не последовало.
Директор был недавно в своей должности, к тому же на десять лет моложе Льва Семеновича. Ему не хватало храбрости идти косой на камень. Особенно в такие моменты, когда кто-нибудь вдруг вскакивал и выражал яростное несогласие. Особенно если это делал такой человек, как Горбовский.
Иногда директор боялся, как бы Лев Семенович его не пришиб. Это был самый непредсказуемый, самый вспыльчивый человек в коллективе, и перечить ему, когда он зол, считалось делом чреватым. Имели место прецеденты, когда впоследствии подвергалась разрушению посуда, мебель, а однажды и кость.
Я категорически против, произнес мужчина чуть спокойнее. Вы это понимали изначально. Вы все.
Но, позвольте, вкрадчиво начал заместитель, для уверенности схватив со стола ручку, но тоже сдулся и умолк, встретившись глазами с разгневанным коллегой.
Категорически. Против, повторил Горбовский сквозь стиснутые зубы и свирепым взором обвел присутствующих, разыскивая тех, кто рискнет с ним поспорить.
Директор вспомнил, что он здесь главный, и попытался перехватить инициативу.
Присядьте, пожалуйста, мягко попросил он. Давайте, наконец, уважать друг друга.
Идиот, который это придумал, уважения не заслуживает, грубо отрезал Лев Семенович, сделав отрицательный жест рукой.
Одна молодая женщина, округлив глаза, прикрыла рот расслабленной ладонью, как будто увидела покойника; еще одна принялась что-то строчить в блокноте, нервно поправляя очки на носу с горбинкой. Пауза затянулась. Преподаватели и научные сотрудники растерянно переглядывались. Горбовский Горбовским, но ведь есть такое понятие как субординация. Многие перепугались, что выйдет драка. Но все обошлось.
Лев Семенович, не забывайтесь, без тени обиды напомнил директор, но щеки у него алели. Если Вы не согласны, это можно обсудить спокойно, ведь
Обсуждать этот бред?! взорвался мужчина. Ни в какие рамки не вмещается. Как Вы можете предлагать такое всерьез? Вы просто безмозглый
Присутствующие на совещании в той или иной мере знали, что собой представляет Горбовский, и вспыльчивость этого человека не являлась для них чем-то непривычным. Однако сейчас никто не понимал, чем она вызвана. Директору же приходилось прилагать особые усилия, чтобы не вспылить самому. Он имел свою стратегию общения с гневливыми людьми. Стратегия заключалась в том, чтобы не поддаваться эмоциям, потому что эмоций в такой беседе и без него хватает. Разум должен подавить чувства, реагировать на провокации значит усугубить конфликт.
Почему Вам так не нравится, что студенты будут проходить летнюю практику? деловым тоном осведомился заместитель.
Горбовский страшно глянул на него.
«Меня окружают непроходимые тупицы», подумал он и провел рукой по лицу, чтобы снять оковы напряжения. Ему захотелось немедленно уйти отсюда и с головой погрузиться в работу, несмотря на сильную усталость. Его плечи подопустились, лицо расслабилось.
Вы действительно не понимаете элементарных вещей или притворяетесь? язвительно поинтересовался он.
Присядьте и спокойно объясните нам, почему Вы против, примиряющим тоном попросил директор.
Он как-то уловил незначительное эмоциональное изменение в настроении Горбовского и понял, что его пыл начал сходить на убыль. Нужно было ковать железо, пока горячо. Без особого желания Горбовский сел, заранее зная, что в этом обществе долго не высидит. Он положил локти на стол, ловя на себе взволнованные взгляды коллег. «Бесполезно, решил он про себя, не поймут. Неужели я один здесь адекватен?»
Так в чем же дело? спросил директор, скрестив руки на груди для психологической защиты.
Начну издалека. Вы отдаете себе отчет в том, где мы работаем, Борис Иванович?
Отдаю. И мне кажется, студентам, как будущим научным сотрудникам, будет в крайней мере полезно провести лето в лаборатории, ознакомиться и освоиться, так сказать, со своим потенциальным рабочим местом.
Горбовский вытер высокий взмокший лоб тыльной стороной ладони. Он чуть не сказал вслух то, что подумал. В гневе он не стесняется в выражениях, и неважно, кто попадается под горячую руку. Когда не выходит объяснить по-хорошему, приходится по-плохому.
Мы в лабораториях не новые сорта фасоли разводим, чтобы пускать туда всякий сброд, как на экскурсию. Это микробиология, а не ботаника. А в моем отделе люди работают с вирусами, Вы это понимаете?
Естественно. В каждой научной отрасли рано или поздно происходит смена поколений. Так что теперь, нам, может, университет распустить?
Это опасно, черт возьми, вот что!
Горбовский снова подскочил, пораженный непробиваемостью директора. У него задергался нерв над левой бровью. Он ненавидел это ощущение. Будто кто-то тянет за ниточку, как марионетку.
Но ведь их можно ознакомить с правилами безопасности, заставить пройти все необходимые проверки Ведь нужно же им опыта набираться где-то!
Насколько вам всем здесь известно, помимо работы в лаборатории во вторую смену, в первой половине дня я преподаю у студентов основы вирусологии и смежные дисциплины. Поэтому знаю, насколько эти зародыши людей безответственны и несерьезны. Им нельзя доверить улицу подметать, а Вы говорите о практике в лаборатории! Вы в своем уме?
Все мы когда-то были просто студентами. Без риска ничего не делается, попытался урезонить директор, но под таким напором ярости трудно отстаивать свое мнение.
Представьте себе, что может случиться, если бросить догорающую спичку на складе пиротехники. Она может потухнуть в полете, а может едва тлеющей головкой зажечь фитиль, случайно оказавшийся рядом. Причем вероятность второго исхода слишком велика, чтобы рисковать. Уже сама вероятность, даже мельчайшая неоправданный риск, ведь на воздух взлетит ВСЕ! Это опасная затея, чем больше Горбовский говорил, тем больше успокаивался, и цель не оправдает средства, Борис Иванович. Они не обучены, не готовы к этому. Рано им еще в НИИ, они там все разнесут к чертям собачьим.
Под конец своей речи Горбовский почти поверил в то, что ему удастся переубедить директора. Тем более, Борис Иванович внимал с предельно понимающим лицом. Затея действительно казалась глупой, и правда была на стороне возмутившегося.
«Если бы только здесь был Пшежень, он бы меня поддержал. У него, по крайней мере, голова работает лучше, чем у многих молодых», уныло думал Горбовский.
Но Пшежень не мог сегодня прийти на совещание, потому что доделывал ежемесячный отчет по лабораторному оборудованию, и как заведующий секцией послал вместо себя старшего научного сотрудника. Напару с Горбовским ученый-поляк нес ответственность за все происходящее в секции вирусологии. Вместе они входили в костяк самых уважаемых и опытных ученых НИИ.