А можно, я порадуюсь?
Конечно, сынок.
А вы почему не рады?
Нам еще нужно время, чтобы привыкнуть к большим переменам, сказал папа, крепко держа маму за руку.
Когда они ушли, я доделал домашнее задание по английскому языку каким-то чужим почерком: все буквы «А» и «О» съежились и сникли.
У дедушки с бабушкой
На следующий день у меня была куча вопросов про большие перемены, но мне почему-то не хотелось задавать их маме. И я решил подождать до тех пор, пока мы с папой не останемся наедине.
Но ведь мы все равно будем проводить каждое лето в Вилаверде, как и раньше, правда?
Посмотрим.
«Посмотрим» значит, что не будем, правда?
Скорее всего
Папа!
Я думаю, не будем, Жан, сынок.
Когда мне говорят: «Жан, сынок», я всегда замираю и замолкаю на полуслове. «Жан, сынок» это сигнал тревоги, это значит, хватит, доигрались. Мне еще никогда не доводилось ослушаться этого «Жан, сынок».
И я решил больше не задавать вопросов. Я больше не хотел ответов.
Жан, сынок
В тот день, когда к нам переехали бабушка с дедушкой, нагруженные узлами и чемоданами, меня отправили погостить к Мойсесу, моему школьному приятелю. Мне разрешили остаться у него ночевать, чтобы я не грустил.
Во что будем играть?
Во что хочешь.
И мы построили замок из конструктора Лего размером во всю комнату Мойсеса. Его мама заказала на ужин пиццу, а его папа разрешил нам посмотреть полфильма про супергероев. Все трое так старались меня порадовать, что я совершенно расклеился.
Когда подошло время ложиться спать, мама Мойсеса села в ногах дивана-кровати, который разложили для меня, и пока его папа читал нам сказку, растирала мне ноги.
Жан, сынок, постарайся уснуть, сказала она, поцеловав меня на ночь. И мне стало не по себе.
Заводная ручка
Мне приснилось, что дедушка решил завести старинные часы в столовой. Сначала пальцы старого часовщика двигались неторопливо и осторожно, как обычно. Но понемногу он принялся крутить заводную ручку все быстрее и быстрее и стал разгоняться, подпрыгивать и хрипеть, наращивая скорость. Он отталкивался ногами от пола, и стрелки бешено крутились по циферблату, а в это время за окном то вечерело, то светало, снова и снова, как будто бегом времени и вправду заведуют наши старинные часы в углу столовой.
2. Улицы
Деревья
Гляди-ка, Жан. Мы на улице Уржель[4]. Дедушка останавливается у таблички и указывает на нее. Мы некоторое время стоим и разглядываем ее. Сейчас повернем на улицу Тамарит, видишь?
Дедушка, а на деревья мы больше не будем смотреть?
Ну а как же, будем.
И мы молча идем домой. Я гляжу на деревья и на дедушку, внимание которого полностью поглощено табличками с названиями улиц. Больше он не говорит ни слова.
Тени ветвей переплетаются на асфальте, и дедушка так шаркает ногами, что я начинаю опасаться, как бы одна из этих теней не уцепилась за его подошву и ему не пришлось повсюду таскать ее за собой. Хотя на самом деле тени движутся потому, что ветки колышет ветер, и они раскачиваются в печальном танце, потому что мы на них даже не глядим.
Дойдя до дома, дедушка облегченно вздыхает. Его отражение в зеркале лифта глядит на меня остекленевшими глазами и говорит:
Завтра поглядим на деревья, Жан.
Пять часов
Я выбегаю из класса с мыслями о полднике. С чем, интересно, бабушка сделала бутерброд?
Я во всю прыть мчусь вниз по лестнице и, как в дремучем лесу, пытаюсь найти дедушкино лицо в толпе родителей, бабушек и нянечек. Раньше мне не нужно было его искать, он сам издалека меня видел. Мне непонятно, когда и почему мы поменялись ролями. И я начинаю подозревать, что суть больших перемен мне не ясна, что они состоят из уймы мелочей, за которыми скрывается что-то такое, что изменилось в корне, но что это такое, я до сих пор не знаю.
Пять ноль-ноль. Так, на бегу, можно и нос расквасить, шалопай.
Дедушка ерошит мне волосы и смеется. Я гляжу на него и молчу. Он по глазам понимает, что я проголодался.
Хочешь пополдничать? Тогда чмокни меня.
Я облегченно вздыхаю, бросаюсь ему на шею, и он лезет в карман пальто за бутербродом.
Напрасно я тревожился. Времени пять часов, вот дедушка, вот полдник. Все в порядке.
Когда-то
До того как к нам переехали дедушка с бабушкой, мама и папа по очереди забирали меня из школы. «Ты сможешь сегодня сходить за ребенком? У меня совещание» Они распределяли, кто пойдет меня встречать, с понедельника по пятницу. И когда они за мной заходили, лица у них были такие, как будто они еще и не уходили с работы. А когда я им что-нибудь рассказывал, они начинали меня слушать только на полпути.
А когда Ким меня ударил, я
Тебя ударил Ким? Как это так? Что у вас стряслось?
Я же тебе сказал, на перемене, когда мы играли в футбол, и я был вратарем, а он пытался забить гол, но я кинулся на мяч, и вот тут-то
С этого момента мне приходилось рассказывать все сначала, а мама и папа, оба они шли чуть сгорбившись, пригнувшись к земле, отчасти чтобы лучше меня слышать, отчасти под грузом одолевавшей их вины: из-за того, что они прошли первый отрезок пути, не обращая на меня внимания. Я вкратце повторял уже сказанное, без прежнего энтузиазма и не останавливаясь на деталях, а они расспрашивали меня обо всем в мельчайших подробностях. Мама даже чуть-чуть прикрывала глаза, а папа глядел в пространство, как будто они старались представить себе все то, что я им рассказываю, о чем бы ни шла речь.
А дедушка слушает все, что я говорю, стоит только к нему подойти, и не горбится. Я сам встаю на цыпочки, если мне хочется сообщить ему что-то особенно важное, и добавляю «слышишь?», а он сердится:
Конечно, слышу! Как мне тебя не слышать?
Не так давно
Когда дедушка стал приходить меня встречать, он все время мне что-то рассказывал. Мы долго шли домой. Нам все вокруг хотелось разглядеть, особенно деревья.
Гляди, какой широченный ствол! Иди сюда, прикоснись к нему.
И мы останавливались возле дерева на бульваре Ронда-де-Сант-Антони, чтобы к нему прикоснуться.
Это старое дерево, даже старше меня.
Ты вовсе не старый!
Так мы обнаружили отверстие в стволе одного из платанов на бульваре Ронда, обойдя дерево со всех сторон.
Гляди-ка, Жан, оно размером с твою голову!
И дедушка сделал вид, что лезет в дупло, и я крепко ухватил его за рукав, чтобы удержать.
Вылезай, вылезай, деда!
Прикоснуться к деревьям
Сперва я не мог свыкнуться с тем, что к деревьям можно прикасаться, что дедушка останавливается, чтобы их погладить, чтобы и я прикоснулся к ним.
Вы что тут стоите как вкопанные? как-то спросил нас в шутку Мойсес.
Здравствуйте, я мама Мойсеса, меня зовут Мелисса. Так, значит, Жан ваш внук?
Да-да, очень приятно: Жоан. А древесная тень, как я только что говорил Жану, может спасти человеку жизнь.
Ничего себе! Мойсес немедленно пристроился к нам поближе в тени платана на бульваре и завороженно уставился на дедушку.
А тот, как древний сказитель, поведал нам о том, как в детстве одно дерево спасало его от полуденного солнца и было ему укрытием, тайником и верным другом.
Верным другом? вскричали мы оба, а мама Мойсеса растроганно улыбнулась.
Оно хранило все мои тайны.
Где? удивился Мойсес.
Как? изумился я.
У нас это вырвалось одновременно. Дедушка взглянул на часы и уже обычным голосом сказал, что пора домой. На прощание он трепетно провел ладонью по стволу платана, и мы с Мойсесом попрощались с деревом точно так же.
Впервые
В тот день, когда дедушка впервые пришел за мной в школу, время тянулось бесконечно, и пять часов все никак не наступало. Мне казалось, что часы в нашем классе остановились, и я думал: «Вот придет дедушка и починит их!», но тут же понимал, что до пяти он прийти никак не может. На последнем уроке это был урок природоведения я сидел как на иголках, не сводя глаз с минутной стрелки, тик-так, тик-так. И когда в пять часов прозвенел звонок с урока дзыыыынь, я вскочил от неожиданности со стула и больно прикусил губу.