Чувствуем, рассусоливать некогда, готовимся к отходу.
Спустившись в шлюпку, я сел на свою банку. Полетели команды: «Протянуться», «Оттолкнуть нос», «Уключины вставить», «Вёсла разобрать» и, наконец, команда «Вёсла». Я поднял своё весло с тремя зелёными кольцами на вальке и вставил его в уключину.
Командир скомандовал: «На воду!» и мы заученным движением, одновременно, равняясь по загребным, занесли лопасти к носу, развернули их и быстро, резко одновременно опустили в воду. Наш ял нехотя и тяжело начал приподнимать свой нос над водой и заскользил в неизвестность и темноту, к противоположному берегу.
В лучах фонаря пирса я пытался всмотреться в лицо мичмана, чтобы понять цель нашего похода.
Виктор Иванович, в чёрной пилотке и оранжевом спасательном жилете без рукавов, сидел на кормовой баночке, держа румпель. Лицо его было спокойно, решительно и серьёзно. Когда мы дошли до середины озера, поднялась волна с гребнями, брызги полетели через планширь, ял начало мотать и крутить, сон прошёл окончательно, и я ненароком вспомнил о крутом, коварном и непредсказуемом нраве Суола-Ярви, о котором слышал от старожилов лагеря: «Бывает так озеро вроде гладкое, как зеркало, на небе ни облачка, в воздухе ни ветерка. И вдруг будто черти куролесят: из ниоткуда поднимаются огромные волны метра полтора-два высотой. Озеро кипит и неистовствует такие шторма даже в Финском заливе редкость. А потом враз успокаивается и снова как зеркало. Страшно! Тут и обделаться не стыдно, когда тебя вместе с лодкой на противоположный берег выкидывает, прямо на сосны».
На самом деле на озере порой происходили непредсказуемые случаи. Вдруг меня осенило: одна из трагедий произошла в такой же августовский день ровно тридцать пять лет назад, когда в гости к нахимовцам переправлялась делегация девочек из старших пионерских отрядов лагеря Северного флота, куда мы сейчас держали курс. Когда лодка достигла бурной части, из-под её носа начали лететь обильные брызги, девочки испуганно бросились на корму к мотористу. Корма зачерпнула воду, и не обладающая запасом плавучести лодка стремительно затонула.
По спине у меня неприятно побежали предательские мурашки.
Стоп! Мы не кисейные барышни, а военные моряки, у нас надёжный добротный ял, у всех белые пенопластовые жилеты, утонуть в которых невозможно и вдвоём!
Тревожные мысли улетучились. Однако эта минутная слабость отвлекла меня от основного нашего занятия гребли, а «море» этого не прощает, и я, потеряв ритм, поймал на волне «щучку», просвистел лопастью своего весла над средним и загребным вёслами моих товарищей и на обратном ходу, несмотря на то что баковым достаются самые короткие вёсла, больно толкнул его рукоятью в спину Андрея Романовского.
Андрюха недовольно что-то пробурчал, полуобернувшись ко мне, но и без этого я поспешно выровнял весло и присоединился к общим усилиям. «Два-а-а-а-а-а раз, два-а-а-а-а-а раз».
Быстро мы преодолели привычное расстояние в пару километров, и вот они уже совсем близко, огни пионерлагеря.
Подходим к берегу. И во всей красе наконец обозреваем причину нашего ночного опасного морского предприятия.
Недалеко от берега из воды торчали трубы старого пирса, настил с которого давно сняли. Поэтому трубы возвышались из воды совсем незначительно, максимум на полметра, части их уже совсем не было, некоторые были под водой.
Вот на эту военно-морскую подставу активно, с флотским задором, набирая ход мощным шестицилиндровым мотором, налетел училищный восьмиместный деревянный катер типа «Стриж», отходя от берега. Труба пробила днище совсем рядом с креслом незадачливого капитана.
Катер основательно сидел на «копье судьбы», как баран на шампуре. Корма притоплена, из воды торчал только бак. Вредоносный предмет представлял собой сваренные вместе три полые трубы, так что вполне подошёл бы на роль тарана пентеконтора древних греков. Непрошеная гостья вероломно вошла внутрь судна на пятьдесят сантиметров. На удивление, катер не затонул. Это произошло потому, что труба крепко застряла между его шпангоутов, между тем глубина под ним была не меньше двух метров.
Любителя ночных приключений на поверженном «крейсере» не оказалось.
С берега нас окликнул капитан-лейтенант Муравьев, впоследствии наш любимейший преподаватель кафедры военно-морской подготовки Владимир Игоревич, он стоял среди нескольких местных жителей, и мы, подойдя к берегу, взяли его на борт.
Наш мичман с ходу предложил попробовать сдёрнуть катер с трубы. Работа закипела. Мы привязали за нос катер к шлюпке и начали проявлять свои недюжинные способности в виртуозном обращении с веслом. «Утопленник» даже не предпринял попытки сделать вид, что собирается куда-то перемещаться с гостеприимного цвелодубовского «насеста».
Но нахимовцы никогда не сдаются и своих не бросают! Поэтому из нашего лагеря вскоре подошла подмога вторая шлюпка 33-го класса с нахимовцами Сергеем Ковалёвым, Олегом Мацулевичем, Мишей Кошкиным, мичманом Караваевым, боцманом нашего лагеря, и капитаном Коровным, Геркулесом с кафедры физподготовки, мастером спорта, настоящим советским богатырём, бицепс которого был размером с две-три наши хлипкие ножки вместе взятые, позже он преподавал нам приёмы рукопашного боя и показывал каты карате, которые в его исполнении выглядели наизабавнейше.
Прибывшие на подмогу товарищи с округлившимися глазами тут же включились в работу. Недаром мы взяли с собой рангоуты, ведь ещё древние египтяне, что уверенно описывают историки, кантовали палками тяжёлые камни на пирамиды по специальным настилам. Теперь в этой героической роли предстояло выступить и нам. Мы стали по бортам катера и загнали под него рангоуты, положив их на планшири, чтобы приподнять предателя, стянуть с полюбившейся ему трубы и вывести наконец на чистую воду. Идея была гениальная, но в «морских» условиях непростая в исполнении. Неустойчивые и лёгкие ялы никак не хотели замереть на месте, а набравший воды их старший брат только посмеивался над нашими тщетными попытками. Подъёмной силы явно не хватало, рангоут был слишком короток и скользил по планширю. Горизонт над соснами розовел, появились первые признаки приближающейся зари.
Училищный Геркулес в специальном гидрокостюме мокрого типа ловко перебрался на утопленника с целью осмотра артефакта пирсостроения и степени казуса. Степень была значительная, даже очень. Рассвет приближался с неумолимой скоростью, предвещая с первыми звуками горна обесславить отважных последователей адмирала Нахимова не только перед всем пионерским сообществом, но и перед суровыми цвелодубовскими рыбаками, местными пенсионерами и дачниками всех мастей. И только перед прелестной половиной человечества при умелой травле произошедшую неловкость легко можно было выдать за героические реалии военно-морской службы!
Поняв, что фиаско неминуемо, наш древнегреческий герой бросается в воду и начинает нелёгкое дело перепиливания ножовкой ненавистной трубы. Его периодически сменяет мичман Караваев.
Позже на флоте не раз слышал байку от бывалых моряков, что над «молодыми» часто подшучивали, отдавая им приказ напильником (заточить) отпилить лапу от одно-двухтонного якоря. Как-то раз молодой, но ловкий салага для выполнения «мудрого» приказа, вооружившись автогеном, отхватил эту самую лапу. Скандал был нешуточный. «Посмеялись» от души все: боцман, помощник и, конечно же, старпом! Разница в том, что этот салага не был героем, а наш Геркулес был!