Понял.
После мне показали остальные части дома: домашний кинотеатр, бассейн (так же оборудованный для удобств Старика), небольшой винный погребок, галерею с любимыми картинами господина Вирта и подставки с коллекционным холодным и огнестрельным оружием (наверняка всё антиквариат), застекленную веранду, где стояла еще одна шахматная доска (но на этот раз из дерева, а не из камня), и еще много чего. Особое впечатление на меня произвела гардеробная. Столько вещей в одном месте я не видел даже в магазинах. Чего там только не было. Костюмы, сшитые из гуанако и множества других дорогих тканей, десятки пальто из кашемира и шерсти викуньи, рубашки и галстуки из шелка и японского денима, целая армия туфлей различных форм, шляпы и английские кепки восьмиклинки «newsboy» из драпа, целый шкаф с зонтиками и тростями разных цветов, форм, и обладавших необычными набалдашниками. Так же в одном из углов стояла высокая тумба, достававшая мне до груди и запертая на замок. В ней хранились часы, запонки, зажимы для галстука, булавки на лацкан, и прочие штуки. Об этом всём мне рассказ сам Старик через пару недель после того, как я начал у него работать.
Четверть вещей этого гардероба приравнивалась к доходу господина Шапиро не за один год. Тогда я задался вопросом. Если мой начальник, получивший такую небольшую власть, стал таким надменным, высокомерным и мерзким, каким же должен был быть плохим такой богач, как Акель Вирт? Эта мысль меня неслабо напугала.
Единственное место, куда мы не смогли пройти в доме мастерская Старика. Туда без его разрешения никто не мог попасть.
Когда Зоя демонстрировала мне веранду, я выглянул в окно и посмотрел на небо. За все то время, что я присутствовал в доме, его затянули темные тучи, только-только начавшие сбрасывать с себя холодные капельки. Это меня удивило, так как в течение всего дня ничего не предвещало вечернего дождя.
Зоя так же обратила на это внимание.
Интересно. В прогнозе погоды не предвещали осадков. Скажите, и как можно на них положиться?
Не знаю. Мало на кого можно полностью положиться. Синоптиками точно нельзя доверять, последнее предложение вырвалось у меня невольно, и я прошептал его так тихо, что это не услышал никто кроме меня.
Вы сейчас о себе?
А? засмотревшись на падавшие дождинки, я переспросил, но потом, быстро обдумав вопрос, ответил. Ах, нет, конечно же нет. Я имел в виду не работу.
Не буду допытываться, кивнула Зоя, а после хлопнула в ладоши. Что ж, мы вроде все вам показали и рассказали. Думаю, теперь настала пора познакомиться с господином Виртом.
От этих слов внутри моей груди ёкнуло что-то трусливое, но я взял себя в руки и кивнул.
Покинув веранду, мы направились к полупрозрачной двери единственному месту кроме мастерской, куда меня еще не заводила в процессе экскурсии Зоя. Опустив серебристую ручку, девушка толкнула дверь, отворила ее, и вошла внутрь. Мы с Фернандо проследовали за ней.
Комната представляла собой средних размеров спальню, выкрашенную, так же, как и все, в спокойные тона. С правой стороны стояла большая кровать, с обеих сторон обставленная торшерами, а напротив нее висел плазменный телевизор. Паркетный пол покрывал мягкий махровый ковер.
Так же там присутствовало еще множество других мелочей, которые можно было заметить, но мое внимание полностью привлекла стена, противоположная той, в которой располагался дверной проем. Она была полностью сделана из стекла, и сквозь нее был виден задний двор, засаженный цветами, кустиками, и деревьями, между которыми петляли выложенные плиткой дорожки. В метре от прозрачной стены так же располагался небольшой прудик, выполненный в японском стиле, и над ним возвышался невысокий мостик из дикого белого камня.
В ясную погоду, я уверен, выглядит просто бесподобно, но и в созданном тучами сером полумраке так же, вне всяких сомнений, присутствовала особая красота. Увидев все это, я представил, как сырая дождевая вода, падавшая в тот момент с небес, усиливает запах травы, земли и растений те мгновения, пока не заговорила Зоя, мне казалось, что он витает прямо под моим носом.
Перед огромным панорамным окном (которое без сомнений можно называть стеной) в инвалидной коляске сидел человек. Повернувшись спиной к двери, он наблюдал, как по стеклу стекают сотни маленьких и больших дождевых капель (а может Старик и вовсе дремал, этого я не знал), так что видна была лишь его макушка, покрытая длинными седыми волосами.
Господин Вирт, позвала мужчину Зоя, стараясь сделать голос мягким и приглушенным. К вам пришел Клим Добров.
Никакого ответа. Голова Старика не повернулась чуть в сторону, что могло бы свидетельствовать о том, что мужчина нас слышал, даже не дрогнула. Так продлилось секунд десять, и за это время в мою голову успела прокрасться мысль, а не умер ли Старик прямо перед нашим приходом, пока никого не было рядом?
Но, к счастью, мое предположение (между прочим, вполне справедливое, ведь тогда Старику было почти восемьдесят лет) верным не оказалось.
Послышалось жужжание, и кресло, будто нехотя, развернулось на сто восемьдесят градусов.
VI
Передо мной предстал субъект, который и по сей день является одним из главных людей в моей жизни. Он был самой противоречивой персоной, которую я когда-либо знал. С подобным человеком необычайного ума, искренней печальной доброты, и приверженца честности и порядочности можно познакомиться лишь раз в жизни, и то далеко не каждому так везет.
Акель Вирт не был похож на человека, которому спустя пару лет должно было исполниться восемьдесят. На вид ему было не больше шестидесяти пяти. Морщины врезались глубоко, но не настолько, чтобы заставлять кожу свисать. Черты лица у мужчины были аккуратными, пусть и огрубевшими под давлением стольких лет, а тело тощим. Руки и ноги скрывала чистая выглаженная одежда, но им не удавалось скрывать худобу конечностей. Ладони, покоившиеся на краях подлокотников, были такими же, как у большинства пожилых людей, на кости словно натянули очень узкие кожаные перчатки, сквозь которые были видны синие вены-канаты и играющие при движении сухожилия. На указательном пальце я увидел большой золотой перстень необычайной красоты, на котором изображалась монограмма, составленная из первых букв имени и фамилии Акеля.
Но вот глаза смотрел на меня Старик так, словно я был боксером, который пытается оспорить его титул чемпиона мира. Смело и самоуверенно, но при этом, вроде как, не враждебно, а больше с интересом.
Добрый вечер, сказал я, заметив и попытавшись прервать затянувшуюся тишину.
Мужчина еще пару мгновений помолчал, а потом вдруг выдал шквал вопросов, нахмурив при этом густые брови.
Что вы хотите этим сказать? Просто желаете мне доброго вечера? Или утверждаете, что вечер сегодня добрый и не важно, что я о нем думаю? Или имеете в виду, что нынешним вечером все должны быть добрыми? Или вы неуверенны в его доброте и пытаетесь посоветоваться со мной? А может вечер добрый для вас, и вы хотите узнать, такой же ли он добрый и для меня?
Господин Вирт не сводил с меня глаз и ждал ответа.
Я же поначалу растерялся, не имея ни малейшего понятия, что он хочет услышать от меня, но потом вдруг мне слова эти показались знакомыми.
«Хоббит?! вспомнил я, не веря своим ушам. Старик что, пересказал вопросы Гэндальфа?»
Просто уму непостижимо. Но все же слова ответа Бильбо всплыли в моей памяти.
Все это сразу, я полагаю.
Акель хмыкнул (мне показалось, что удовлетворенно).
Вижу, у вас сегодня хорошее настроение? выходя вперед, вмешался в наш странный диалог Фернандо, при этом улыбаясь.