Нам дали полтора часа, проинформировал их Иванов, так что Муму за хвост тянуть не будем, давайте начинать.
На мостик поднялся помполит.
А, Валерий Павлович! обратился к нему капитан. Ты проходи, проходи. Посмотри, какая красота кругом. Он указал рукой на безбрежную гладь океана. Ты вот что сделай. Он уже серьёзнее посмотрел на помполита. Организуй-ка купание экипажа, пока в машине идёт ремонт.
Помполит в недоумении посмотрел на капитана, который находился в благодушном состоянии.
Как, здесь? В открытом океане? нерешительно спросил он.
А что? капитан с интересом посмотрел на помполита. Не хочешь, что ли, искупнуться?
Организовать-то можно, колебался помполит, но купаться боязно как-то Да и глубина здесь немереная
Да что тебе та глубина? перебил его капитан и рассмеялся. Мы нырять за ракушками не будем, мы тут только у трапа побултыхаемся, пока механики ремонт на главном делают. Да и я нырну пару разков, заявил он, расправив плечи.
Капитану хоть и было далеко за шестьдесят, но он был бодр, здоров, крепок, и не каждый сорокалетний мужик мог потягаться с ним силой.
Настроение у капитана сегодня было отличное. Он всем улыбался и шутил, поэтому помполит не стал с ним спорить, а только спросил:
Что, можно сделать объявление по трансляции?
Делай, делай, благодушно разрешил капитан, а я пока пойду переоденусь. Да, он нашёл глазами старпома, Александр Иванович, скажи боцману, чтобы он трап вооружил, и покинул мостик.
Желающие искупаться собрались у трапа правого борта. А что бы их не оказалось? Ведь капитан разрешил палубной команде прекратить на сегодня все работы и купаться. Не отказались от такой процедуры и женщины.
Боцман быстро вооружил трап, вахтенный матрос смайнал его до воды, и народ строем повалил в воду.
От трапа далеко никто не отплывал, только новый радист изображал из себя суперпловца. То он кролем доплывал до форштевня, то баттерфляем удалялся от судна чуть ли не на сто метров, и только голос старпома, усиленный громкоговорителем наружной связи, вернул его назад.
Час, в течение которого производился ремонт, пролетел быстро, и старпом громко объявил:
Купание завершается. Всему экипажу выйти из воды и подняться на борт судна. Сейчас будет производиться проворачивание главного двигателя.
Ребята в экипаже оказались послушными, ведь никому же не хотелось попасть под работающий винт. Все дружно подплыли к трапу и поднялись на борт. Только один радист всё бултыхался у самой площадки трапа, не желая выходить из воды.
Старпом вновь грозно сделал объявление:
Вадик, а тебе что, особое приглашение нужно? Быстро поднялся на борт.
Радист не спеша подплыл на спинке к трапу и, зацепившись за него руками, отрабатывал упражнение ногами. За ним при таком упражнении поднялся даже бурун волн, почти такой же, как и кильватерная струя «Оренбурга». Чувствовалось, что у него нет никакого желания взбираться на трап.
А вода была божественна. Тёплая, прозрачная, изумрудного цвета. Сквозь её толщу просматривался на много метров в глубину борт судна, и на нём даже были видны все его изъяны. Ветра не было, и гладь воды была как бы продолжением зеркала, и только небольшая океанская зыбь то заливала нижнюю площадку трапа, то вяло стекала с неё.
Но старпом начал терять терпение, тем более что на мостик уже пришёл капитан и стармех из машины доложил, что ремонт закончен и главный двигатель готов к проворачиванию.
Радисту немедленно выйти из воды и подняться на борт! в который раз прозвучал над гладью океана громоподобный голос старпома и, не выдержав официального тона, он пообещал расшалившемуся радисту, что с ним разделаются самым жестоким образом все женщины лёгкого поведения со всех близлежащих островов Тихого океана.
Тут до радиста в конце концов дошло, что он задерживает судно, и он вылез на нижнюю площадку трапа. Прыгая на ней в попытках вытряхнуть воду из ушей, Вадик не спешил подниматься на борт.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Откуда-то из океанских глубин к судну начала приближаться огромная тень.
Те, кто остался у трапа, свесились через фальшборт и смотрели на разбаловавшегося радиста, отпуская в его адрес нелестные шутки, но когда тень начала приближаться к борту, то хором заорали:
Вадик! Вадик!!! Вали быстрее оттуда! Смотри! На этом словарь русского языка у наблюдающих заканчивался и шли одни только идиоматические выражения.
С площадки трапа Вадик не мог разглядеть того, что видели наблюдатели с борта, но под воздействием истеричных воплей он быстрее молнии взлетел по трапу на борт и уставился на приближающуюся тень.
Тень медленно приблизилась к трапу, и неожиданно у самой поверхности воды показалось громадное тело неизвестной рыбины тёмно-серого цвета с белыми пятнами.
Хотя морской гигант и не показался над водой, но вода у трапа забурлила, вздыбилась и большая волна захлестнула нижнюю площадку трапа, на которой несколько секунд назад прыгал радист.
Вадик, белее, чем недавно покрашенные переборки надстройки, молча стоял, разинув рот, и смотрел на то место, где он только что показывал фортели суперзаплывов.
Кажись, твой корефан пожаловал, съязвил боцман, смеясь и поглядывая на обалдевшего радиста. Иди поздоровкайся с ним. Или слабо?
Да пошёл ты Радист разразился нервными выражениями, ничего общего не имеющими с русским языком, но матросы, видя, что опасность миновала, принялись хохотать над главным пловцом судна.
Вскоре машина была запущена, и судно возобновило свой путь по направлению к Панамскому каналу.
А когда через пару недель оно подошло к нему, то капитан вновь устроил купание у трапа. Радиста на этом мероприятии и близко не было видно.
07.11.2021
«Санта-Лючия»
Иванов сделал последний реверс и внимательно смотрел на телеграф в ожидании, последуют ли ещё команды с мостика. Но прошло минут пятнадцать, а команд больше не поступало. Это означало, что швартовка в Сьенфуэгосе закончилась и палубная команда сейчас занята заведением последних концов.
Стармех нервно дефилировал за его спиной, опасаясь далеко отходить от конторки, на которой был разложен машинный журнал, где записывались реверсы.
Раздался звонок телефона, и дед, подойдя к нему, поплотнее приложил трубку к уху, а другое прикрыл наушником.
ЦПУ на «Оренбурге» не было, и ходовую вахту приходилось нести в машинном отделении, около поста управления главным двигателем.
К шуму машинного отделения Иванов уже привык и иной раз, особенно в тропиках, когда присаживался на пожарный ящик с песком под струями машинной вентиляции, под равномерное «уханье» поршней главного двигателя ловил себя на том, что начинает дремать.
За месячный переход от Находки такой режим работы стал обычным, и на шум работы главного двигателя он уже особого внимания не обращал. Работает себе главный, да и пусть работает. Знай себе следи за его температурами да чтобы мотористы вовремя смазывали коромысла выхлопных клапанов и протирали подтёки масла.
Зато сейчас, когда главный двигатель был не в работе, в машине зависла какая-то непривычная тишина, которую разбавляло только тарахтение динамок.
Положив трубку телефона, стармех подошёл к Иванову и громко сказал (но не прокричал на ухо, как на ходу):
Всё, отбой. Скрестив руки. Готовность один час. Я пошёл.
И, махнув второму механику на прощанье рукой, начал подниматься по трапу, ведущему наверх.
К Иванову подошёл Алик, который периодически во время манёвров подходил к посту управления, чтобы проконтролировать температуру охлаждающей воды и масла на главном двигателе.