В конце концов она устроилась с ними за столом, парни заказали ей пиво, и она продолжала оживлённо с ними о чём-то беседовать.
Иванов постоянно поглядывал на часы. Время увольнения заканчивалось, надо было возвращаться на судно. Виктор с Аликом его поняли без слов, быстро допив пиво, а за столом третьего помощника беседа бурно продолжалась.
Иванов встал из-за стола и подошёл к столу третьего помощника.
Юра! перекрикивая музыку, обратился он к третьему помощнику. Время уходить, и постучал пальцем по наручным часам.
Да знаю я, отмахнулся от него третий. Щас допьём и пойдём. Не переживай.
Смотри. Это твоё дело. Но помполит не любит, когда опаздывают. Проблемы наживёшь.
Но третий вновь отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Иванов пожал плечами и, махнув своим парням рукой, пошёл к выходу.
Они вновь пересекли бухту на пароме, а когда сходили с него, то Иванов увидел в группе третьего ту же самую девицу, что сидела с ними в баре за столом. Она что-то увлечённо рассказывала парням, и те весело смеялись от её рассказов.
Иванов такими действиями девицы был удивлён. Обычно парни пудрят девкам мозги, а тут всё происходило совсем наоборот.
Но это было не его дело лезть с советами к молодым парням. У них на это были свои планы. А у Иванова была только одна задача: привести группу в здравии на судно, доложиться помполиту, ну а потом они уже сядут с Серёгой и в спокойной обстановочке попробуют знаменитую канадскую «смирновочку».
Придя на судно, Иванов с парнями прошёл в столовую команды, где сидел вахтенный помощник с журналом для увольняемых, и они расписались в нём, зафиксировав своё прибытие на борт.
Алик с Виктором ушли к себе, а Иванов позвонил помполиту и доложил о прибытии. Ответив на пару незначительных вопросов, он попал в сети любопытных женщин. Они завтра собирались в город и накинулись на него с вопросами, что где и как стоит и вообще есть ли смысл им идти и тратиться в городе или лучше подождать следующего рейса, когда денег у них будет больше.
Отделавшись от слабой, но любопытной части судового экипажа, Иванов поднялся к своей каюте.
Не успел он раздеться, как к нему заглянул Серёга, который с порога начал расспрашивать, как они провели время на берегу. Главным вопросом был:
Ну что, купил?
Конечно, якобы безразлично пожал плечами Иванов и на последующий вопрос своего друга:
Где? только кивнул головой на пакеты, сваленные на диване.
Доставай, нетерпеливо потребовал Серёга, а когда Иванов выудил из пакета заветную бутылочку и передал её ему, потребовал: Хорош базланить, пошли ко мне. Я уже всё приготовил, и, осторожно приоткрыв дверь, выглянул в коридор. Никого. Он воровато оглянулся на Иванова и шёпотом продолжил: У меня всё готово. Давай переодевайся и заходи.
И, завернув бутылку в один из пакетов, выскользнул из каюты.
Иванов, подчиняясь желаниям своего друга, быстро ополоснулся, переоделся и вышел в коридор.
Подойдя к двери третьего механика, он осторожно простучал в неё: «Дай, дай закурить», и добавил три контрольных удара. Этот «засекреченный» стук обозначал, что в каюту никто чужой не ломится, а стучится свой.
Пока Серёга открывал дверь, Иванов осмотрелся. Рядом с Серёгиной каютой находилась каюта радиста, из которой, несмотря на закрытую дверь, неслась громоподобная музыка, от которой даже дверь каюты вибрировала, как мембрана.
«Ну и идиот, невольно подумалось Иванову. Сейчас же помпа прибежит да раздолбает его». Но тут дверь Серёгиной каюты открылась, и он молча проскользнул в неё.
Чего это? Иванов кивнул головой в сторону каюты радиста. Радист вообще чокнулся?
Да кто его знает, балбеса? пожал плечами Серёга. Молодой ещё, наверное, не понял, куда он попал, но тут же прервал сам себя: Ты садись, не обращай внимания. Его музон нам не помешает, и хмыкнул: Свой не надо будет врубать. Нам же лучше.
Стол у Серёги и в самом деле был накрыт достойным образом. Тонко нарезанный сервелат, чуть ли не слезящиеся слайды сыра, уложенные в отдельную хрустальную тарелочку. Буженина! Болгарские огурчики и помидорчики. И в завершение этого натюрморта в середине стола стояла фарфоровая тарелка с тонко нарезанным салом, обложенным по краям пластинками лука и дольками чеснока.
В каюте витал аромат этих невероятных деликатесов.
Увидев растерянность Иванова, Серёга похлопал его по плечу:
Давно хотел так посидеть, а сегодня сам бог велел. День рождения мамани моей.
Как ты всё это сохранил? показал Иванов на хрустальные тарелочки и рюмки, усаживаясь в кресло напротив столика с яствами. Ведь такой штормяга был. У меня так половина посуды переколотилась.
Уметь надо, гордо хмыкнул Серёга и, открыв бутылку, нацедил из неё в рюмочки.
Молодец, похвалил его Иванов. А я всё думаю, чего это тебе приспичило бутылку заказать? Теперь врубился. Ну, что? Он поднял небольшую хрустальную рюмку. За день рождения! Вот за что всегда можно выпить, так это за наших матерей. Чем больше живу, тем острее понимаю, сколько же горя и забот доставил я своей мамане. А она Святая женщина. Она, несмотря на всё это, так же беззаветно любит меня. Иной раз так хочется бухнуться к ней в ножки и поблагодарить за всю любовь и теплоту, которой она одарила меня. Он посмотрел на внимательно слушающего его Серёгу. Давай выпьем за них, за наших матерей.
Давай, сглотнув, глухо проговорил Серёга, и они, слегка прикоснувшись краешками рюмок, чтобы избежать трезвона хрусталя, выпили.
Музыка за переборкой не мешала им разговаривать. Они вспоминали детство, свои проказы, отношение матерей к ним, своим сыновьям, их заботу и становление своё как мужчин.
Неожиданно в коридоре раздались громкие голоса, почти переходящие в крики.
Прислушавшись к ним, Иванов недовольно сделал вывод:
Кажись, помпа. Что-то разбушевался. Чё он там орёт? Чё ему там надо?
По-моему, он в каюту радиста долбится, прислушавшись к крикам, решил Серёга. Дай-ка я посмотрю, может, чего помочь надо?
Не вздумай, сиди спокойно. Они там, наверное, нажрались и выступают. Видел я их в баре. Да они ещё местную бабу какую-то там обхаживали, попытался усмирить озабоченного Серёгу Иванов.
Но тот его не послушал, поднялся из-за стола, убрал бутылку в холодильник, а рюмки в шкаф и открыл дверь в коридор.
Из коридора, несмотря на грохот музыки из каюты радиста, неслись вопли помполита:
Откройте дверь немедленно! Вы что там заперлись? Почему не открываете? Я требую немедленно открыть дверь!
Каждый такой истеричный возглас сопровождался стуком кулаков о дверь.
«Ну всё, подумал Иванов, хана радисту». И он, поднявшись с кресла, выглянул в коридор вслед за Серёгой.
Помполит стоял перед дверью радиста и долбил в неё кулаками, а за его спиной Иванов увидел хитрую физиономию начальника рации.
«А, проскользнула у него мысль, корефанчик заложил»
Но тут звуки музыки из каюты прекратились и дверь открылась. Помполит, сметая всё на своём пути, ринулся в каюту. Иванов вышел в коридор и заглянул в каюту радиста.
Первое, что бросилось ему в глаза, так это испуганные глаза девицы, которую он видел в баре и которая весело что-то рассказывала третьему помощнику и радисту. Она сидела за столом, аккуратно одетая, причёска не растрёпана, в джинсах, свитере, а куртка её лежала на краю кровати, задёрнутой шторкой. Иванову даже показалось, что она сняла её совсем недавно, потому что в каюте было относительно тепло.
На столе стояли бутылка ликёра Cherry Brandy, пара ополовиненных стопочек и тарелка с нарезанными яблоками. Над столом на полке, которую радист недавно сам смастерил, стоял предмет его гордости двухкассетный магнитофон, который сейчас был выключен.