С Кондратом эта операция так быстро не совершалась.
– Ты не уловил сути моего открытия, – важно сказал Эдуард. – Раз наполнение мозгов опустошает желудок, значит, надо нейтрализовать опустошение усиленной порцией оды. Вот почему я полнею от интенсивного интеллектуального труда.
– Пойдемте к Адели, – нетерпеливо сказал Кондрат. – Экзамены кончились, пора приступать к делу.
Адель повстречалась нам около общежития. Она была одета по‑дорожному, держала в руках чемоданчик.
– Сегодня начинаем работу, – объявил Кондрат.
– Сегодня я улетаю к родным в Ольштын, – сказала Адель. – И вернусь к осенним лекциям. На меня не рассчитывайте.
У Кондрата стал такой обалделый вид, что я не удержался от смеха. От неожиданности он терялся. Эдуард был человеком иного сорта. Он мигом показал, как преодолевать любые затруднения.
– Отлично! – бодро сказал он. – Сейчас вы докажете нам, Адель, что в вас таится научная знаменитость. Давайте чемоданчик, я понесу его обратно.
Она отвела руку Эдуарда и сухо сказала:
– Разве вы не слышали? Ровно через час я улетаю в Польшу.
– Наука требует жертв, Адель. И масштабы жертв соразмерны величию успеха. В этом году ваши родные обойдутся без вас. А спустя десять лет сами приедут сюда, на лужайку, где мы стоим и будут любоваться тем, что вознесется тогда на этом местечке.
Говоря все это, он широким жестом обводил кругом, а мы поворачивали головы, куда он показывал. Местечко было из захудалых: десяток кустиков сирени, налезавших один на другой, скамейки и чуть подальше – два могучих вяза. Сама лужайка была как лужайка – заросшая травой площадка. В общем, любимый студенческий уголок, днем здесь на травке штудировали записи и прослушивали магнитофонные лекции, а вечерами назначали свидания.
Кондрат опять показал, что соображает туго.
– Эдуард, что может здесь вознестись? Здания не построить, а если насадят деревья, так ведь через десять лет они будут еще маленькие.
Эдуард наслаждался нашим недоумением.
– Друзья мои, наука требует не только жертв, но и воображения. Что до жертв, то все мы готовы их приносить. Адель сегодня покажет нам великолепный пример в этом смысле. Но с воображением у вас слабовато, констатирую это с душевной скорбью. Памятник вознесется на этом месте, вот что произойдет через десять лет.
– Умрет какая‑нибудь знаменитость? – поинтересовался я. – Не расшифруешь, кого собираешься умертвить?
– Познай самого себя – так говорили греки. Худо, худо у нас с самопознанием! Памятник воздвигнут нам четверым – живым, а не мертвым. И, естественно, всемирно знаменитым, – без этого мрамора не дадут. Впереди на постаменте шагает Адель Войцехович, прекрасная, как Афродита, и мудрая, как Афина, – в камне она получится еще красивей и умней, чем в жизни. А за ней компактно мы трое. И надпись – золотые буквы, завитушки и все прочее, – что именно на этом месте, именно в сегодняшний день, именно сразу после экзаменов четверо студентов начали совместное исследование, которое ошеломительно двинуло вперед человечество. Как вы думаете, Адель, понравится ли вашим родителям групповой памятник с вами в заглавной роли? Что до мраморных волос, линий фигуры и складок одежды – все будет по классу «люкс», это гарантирую.
Мы хохотали. Меня потом долго удивляло, что веселая шутка Эдуарда могла так подействовать на Адель.
– Неси назад, Эдик! – Она протянула ему чемоданчик. Я отметил про себя, что Адель без полагающихся в таком деле церемоний сама сказала ему «ты». – Поездка отменяется. Вычислять будем у меня.
Так началась наша совместная работа.