Не бери в голову, Джон. Не противоречь. Не стой так явно у него на дороге. Возможно, он передумает. Я поговорю с ним. Леди-мать отмолит
Ты веришь в это?!
Кажется, я первый раз сказал ему это так, на равных. Впервые позволил себе горечь взрослых.
Адам взглянул на меня внимательно:
Младший? А ты растешь.
Да и как леди-мать отмолит, если они наверняка уже повздорили из-за Роуз? Видел, как она сложила ложку с ножом?
Посеребренная материна ложка служила ясно звучащим глашатаем войны, мы научились читать ее фигуры. Адам вздохнул, но не возразил, и повторил только:
Ты, Джон, взрослеешь.
Приятная прохлада сыроварни, адское пекло хлебного жара в кухне старого Саймона. Говор Тайна за речной стеной, шепот ручья за наружной. Мардж все-таки отнесла феям засахаренные яблочные шкурки. Я же снова прятался по темным углам и думал, думал, думал, как бы переменить сжигавшее меня несправедливое мнение обо мне. Я взрослею? Это так называется? Если взрослость время большей боли, тогда конечно.
Едва наступил день, наступил и свет. Взревели трубы. Я скатился с постели.
Во дворе, наполненном влагой утра, уже происходило еще вчера по теплу было лето, сегодня же воздух тонко напоен тленом. Чертыхаясь, я прыгал на одной ноге, натягивая сырые чулки и штаны, путаясь в шнурках дублета, ненавидя всех окружающих почему не разбудили? Сегодня день свадьбы моей драгоценной сестры, понимаю, но неужели я настолько пренебрежим, что предпочли просто забыть в углу, как сломанного «сарацина», ненужную турнирную куклу? Тем паче, что он и предстоял, турнир.
В кухне кипело три дня подряд, прачки орали на мостках друг на друга, столы вносились в холл, из часовни несло ладаном, туда-сюда прыскали слуги в ливреях всех цветов. Повсеместно светились полумесяцы герба Ситонов, «вперед и в опасности!» девиз, как нельзя более подходящий для нашей Джоанны. Двор люто шумел и переливался гомоном, говором, конским ржанием, окликами слуг, пажей, поварят с раннего утра. И только господа прохлаждались как им положено. Господа ожидали церемонии бракосочетания и обеда. Его величество в компании Крейгса и господина графа, стоя во дворе на помосте, возведенном для зрителей к турниру, с видом знатока обсуждал новый доспех Босуэлла, сегодня доставленный от оружейника, латную рукавицу к которому, украшенную тонкой чеканкой, облекавшую руку легчайше, как кожа, не как металл, господин граф и предъявлял гостям. В полном так и хотелось сказать боевом, но нет церковном облачении дядя Джордж поднимался по ступеням ко входу в часовню, вероятно, принимать исповедь новобрачной, Джоанны, как и Ситона, нигде видно не было Поднимался, предварительно похлопав по плечу Адама, встающего с колен перед королем, вкладывающего в ножны собственный меч.
Я остановился, как вкопанный.
Жест дяди, поза Его величества, вид отца, но самое главное лицо и жест брата сказали мне достаточно. И это я пропустил!
Куда лучше, молвил Джеймс Стюарт, принимая ритуальный поцелуй руки от Адама, согласитесь, Босуэлл, если и дружка невесты подходящего положения, не только дружка Джорджа Ситона? Будем считать это моим личным подарком вам к свадьбе дочери.
Посвящение в рыцари старшего сына. Наверняка отец желал бы отпраздновать это отдельным торжеством, но королю взбрело в голову и он ударил клинком по плечу. Позавчера мимоходом унизил, сегодня вознес отчего бы?
Большая честь для нас, Ваше величество, отвечал Патрик Хепберн, и видно было, очень вдалеке, за всеми скрывающими его истинное лицо словесными оборотами, что он тем не менее очень доволен. И мой сын постарается ее оправдать службой на благо короля.
Достаточно и того, что он просто будет мужчиной, отвечал король, холодными глазами коснувшись сэра Адама, подобным вам не так ли, мой друг?
Как уверенно он оттенял это «друг» буквально одним мгновением долее держа слово во рту и я уверен, отец прекрасно слышал всякий раз, говоря с ним, что ничто не забыто.
Я рано понял, что «быть мужчиной» это некая договоренность. И мне было довольно странно, что полусредние, как их называл Адам, играли в это всерьез. Адам, кажется, придерживался того же мнения, что и я, но с большей теплотой, посмеиваясь он вообще посмеивался над жизнью, местами не воспринимая ее как нечто, заслуживающее пристального внимания, но лишь как противника, сдавшего откровенно крапленые карты. Фальшивая монета на столе вот что такое жизненная удача, говорил он. Весьма необычные слова для молодого человека его лет, как я теперь понимаю.
Но тогда тогда все прежние слова старшего брата отступили прочь. Тот же рост и стать, то же платье, никаких церемониальных одежд видно было, что причуда короля их с отцом застала врасплох, но Адам стал словно бы выше ростом, шире в плечах. И плечи эти не согнутся под любым бременем. Неужели сегодняшнюю удачу он тоже назовет фальшивой монетой? У него отныне было не только право на власть по праву рождения, но и сама власть также, власть, данная королем, которую никто, кроме короля, не смог бы и отнять, ни даже сам первый граф Босуэлл. Теперь быть мужчиной для него значило соответствовать. Новому титулу, новой роли и себе самому в границах той новизны. Бабочка, едва высвободив крылья из кокона, сидит, притихнув, на солнце и ждет, пока они нагреются, расправятся, нальются соками, расцветут во всей красе. И только тогда она сможет лететь.
Ступай, велел ему, слегка оглушенному, граф, приоденься. Пора разогреться, пока еще есть время до венчания.
И латная рукавица блеснула на его руке, когда указал путь. Ему тоже не терпелось опробовать новый доспех в сшибке.
Адам спустился с помоста и тут уже споткнулся о нас троих ибо мои драгоценные братья Патрик и Уильям, конечно, присутствовали с самого начала. Меж старшими как бы ничего не переменилось, но Патрик глядел на Адама с плохо скрытой завистью. Впрочем, и пары мгновений ему хватило, чтоб оценить произошедшее к своей выгоде. Повышение Адаму повышение прочим.
Выходит, если ты сэр, то я теперь мастер Хейлс Звучит превосходно, он попробовал это на вкус. Но раз я почти рыцарь, то хочу оруженосца. Вот его.
Патрик обернулся и ткнул пальцем в мою сторону.
Отец промолчал.
Обойдешься, Адам, очнувшись, положил руку мне на плечо, я возьму его себе.
Жаль разочаровывать вас, дети мои, молвил отец, ни к кому особо не обращаясь, глядя, как голуби вьются над башней Горлэя, однако Джон не сможет служить ни одному из вас. Разве что Богу.
И улыбнулся.
И вслед за ним улыбнулись все от последнего пажа до самого короля.
И почему я тогда подумал, что здесь всего лишь обычная его холодная шутка?
Конечно, я был смешон. Я смешон самому себе, когда вспоминаю встрепанного вихрастого мальчишку с заспанными глазами в пол-лица, обращенными к взрослым, как к солнцу. Мне бы следовало быть менее уязвимым, но таким уж я родился содранной кожей наружу. Пришивать те лоскуты обратно долгая работа, и не везде она далась мне с успехом.
Вы вы двое, Патрик, Уилл. Покуда ваш брат облачается, тащите сюда пару боевых посохов из оружейной! Ваш дядя Крейгс бахвалился новым приемом, вот пусть и покажет. Покажешь им, Адам? Посмотрим, на что вы годны и не зря ли год пожирали хлеб кузена Хоума! Ну-ка, вставайте в круг!
Милорд, дозвольте и мне! прежде чем я понял, что сказал эти слова, они уже прозвучали.
Что?! глядя на меня с помоста сверху вниз, он казался вдвое выше. Что ты сказал, Джон? Это ты сказал?!
Дозвольте и мне с ними. Если дядя Крейгс покажет
Тебе это ни к чему!
Но отчего же?
Нет смысла учить тебя, ты не годен к бою, ты слаб.
Я я выследил и подранил кабана позавчера, я могу! Я умею на палках! Меня учил Адам, пожалуйста! Разве я девчонка, что вы прогоняете меня с турнирного поля?!