Всю мою жизнь меня не покидает ощущение непрочности бытия, того, что я не здесь, не сейчас, не с теми людьми. От этого недуга спасает только молитва, но и она не всегда. Так было и в тот вечер. Вкусная не постная и горячая еда, бадья теплой воды, чистая сорочка разморили меня. Я был немного не в себе с дороги, от усталости, от перемены места и новой перемены жизни. Я снова оказался в ранге младшего сына графа могучего и сильного, я снова на несколько дней был в миру Прибежище сэра Адама Хепберна, мастера Босуэлла, находилось в Западной башне, под покоями родителей. В низенькой комнатке со сводчатым потолком он шагал от стены к стене, от гобелена к гобелену, перекладывая вещи с места на место, пока пустой кошель болтался у него на поясе, ожидая жатвы попутных мелочей. Адаму предстояло выехать в Ваутон нынче в сумерках, поднять еще людей. Он собирался вернуться к утру, сейчас же хмурился да поглядывал на вечереющее небо.
Ты как будто не рад меня видеть.
Что? А, нет, пустое, о чем ты! Но не могу не думать об опрометчивости и о том, чем за нее воздастся. Ты же нарочно злишь его, сознайся. И это не самый разумный путь.
И каковы твои предчувствия, старший?
Ну, у тебя есть вероятность дожить до свадьбы если не станешь дерзить господину графу впрямую.
Я смотрел на него словно бы сквозь стекло, улыбаясь, еще оттуда, сквозь прочитанные книги в монастыре. Кривизна такого стекла изменяла фигуру или, напротив, проясняла ее?
Дерзить? А может быть, мне сразу перестать дышать? Заранее, от восторга перед его прибытием?
Адам вздохнул, мое остроумие его явно утомляло, он не видел причин для веселья:
Да, черт возьми, я не рад, что ты здесь. В монастыре ты был в безопасности. И если бы я знал заранее твои планы Если бы я мог, я б тебе приказал.
Оставаться там? Так прикажи по праву любви.
Если ты уж так послушен отцу, у которого над тобой власть, то что же говорить о любви к брату
А ты, что же, думаешь, что любовь менее, чем власть?
Уф, Адам наконец улыбнулся, ты уже не в монастыре, Джон. В миру, поверь, все давным-давно по-другому. Мне не нравится то, что с ним происходит. Он становится твердым, как кремень.
Что, только теперь? Но я промолчал, а Адам вновь нахмурился:
Сперва ты, а теперь Марго разменная монета для господина графа его дети.
Но в этом ничего странного, так? отвечал я не без иронии. Ибо должно почитать родившего нас от чресл своих. Он ведь желает нам блага обоим, не так ли?
Так. Я почитаю. Я не понимаю, почему при этом нужно перестать быть человеком когда ты породил себе подобного. Он так упоен властью, что не может выйти из колеса а оно, того и гляди, раздавит его самого а тут еще эта свадьба!
Жених-то что? Человек приличный?
Разве может быть Дуглас приличным человеком?
Слыхала бы тебя наша Джоанна
Мы оба хмыкнули. Как рассказал Адам, сестрица не стремилась навестить родной дом даже в форме письма, пару раз наезжал лорд Ситон, выясняя какие-то дела по приданому супруги. Но граф отвечал, что мельницу в Уинтоне отдаст своему старшему внуку, не иначе, как и было в брачном контракте, так что пусть постараются. Джордж Ситон был приятным человеком, и даже женитьба на моей сестре его не испортила.
Адам тряхнул изрядно закосматевшей черной головой, витая прядь волос выпала из копны на лоб. Яркий взгляд уперся в меня:
Потерпи немного, Джон, потяни время. Будь посмирней. Кто знает, как повернется жизнь
Когда она повернется, капорон к моей голове уже будет прибит гвоздями.
Горькие слова и верное предсказание.
Но покуда ведь ты еще здесь! Отыграем свадьбу, а там под шумок и останешься. Главное, будь попроще.
Проводив старшего в дорогу, я отправился в Восточную башню привычным, столько раз хоженым путем. Ночевать с Уиллом и Патриком мне не хотелось, но нужно было забрать кое-что из вещей да теплый плащ, прежде чем улечься на лавке в холле. Камин долго еще не потухнет, озябну только перед рассветом, так что ж? Но первый же шаг в общую спальню дал мне понять, что зашел я сюда зря. Оба брата были у себя и совершенно не горели ко мне любовью.
О, монашек пришел! Чего приперся-то? Не, ночевать с монашком с одной комнате это совершенно не годится, как бы нам не замарать его святость, верно, Уилл?
Уилл осклабился. Я с неприятностью ощутил, что эти два лба еще прибавили в росте и весе за то время, что мы не виделись. И отступил обратно к двери, намереваясь удрать. Но
Патрик поднялся с лавки, заслонив выход, и тут я понял, что он пьян. Интересно, когда успел набраться мой драгоценный братец, за ужином-то вина не наливали, ограничивались элем. От мастера Хейлса несло яркой молодой злобной силой, как от кобеля, рвущегося до оленьей крови.
Хотя монах он у нас какой-то неправильный, чуть недоглядишь уже и дал стрекача от святынь. А когда монах бежит из монастыря, что ему первым делом нужно? Правильно, баба! У меня как раз есть на примете подходящая эй, держи его, Уилл!
У мастера Хейлса всю жизнь была неисцелимая потребность причинять добро сообразно его разумению о добре. А у мастера Уилла качественный удар левой. Я пропустил замах и поплатился за это.
Четырнадцатый год жизни, внезапно и сильно выросшее, удлинившееся тело, нескладные конечности, слепая усталость, долгое время скудная пища в монастыре, сейчас одурь от сытости и тепла ужина в холле, расслабленность от встречи с Адамом союзники у меня были дурные. Собственно, я решил-то, что Патрик волочет меня выбросить ночевать во двор, а мне того и надо было, вернусь в холл, я же пропустил мимо ушей его слова. Но эти двое саданули старой дверью из холла в башню Горлэя, в ту часть, где ночевали домовые слуги, в темноте сентябрьского вечера швырнув меня в клетушку, на низкую кровать, на соломенный, пахнущий травяной пылью тюфяк и еще на какое-то существо. Существо подскочило выбежать вон, завизжало и получило оплеуху от мастера Хейлса, затем раздался треск разрываемого корсажа платья, факел в руке мастера Уилла высветил мое ошеломленное лицо, обнаженную девичью грудь, растрепанные волосы жертвы, заспанные глаза.
Джин, молоденькая молочница-хромоножка. Когда она переходила двор, подоткнув подол, чтоб не замарать, ее шаткая походка наводила на мысль о подбитой птице. Сколько ей лет? Да был ли вообще у нее мужчина?
Патрик Хепберн взял девчонку за горло одной рукой, другой неторопливо ощупывал задницу:
Хороша! Значит, так, сучка, обслужи-ка моего меньшого братца, ему надо. Да в рот возьми сперва, а то еще и не встанет у нашего мальчика И хоть один писк, хоть что не так, как он захочет и мы с Уиллом сами тебя порвем.
Джин побледнела.
Или ты, возможно, уже сейчас хочешь познакомиться со мной поближе? промурлыкал он, надвигаясь на нее, отступающую к стене. Та в ужасе замотала головой Патрик Хепберн по слухам к девицам мягок не бывал. Затем мастер Хейлс повернулся ко мне, ухмыляясь:
Запомни, малыш, Хепберны никогда не становятся мужчинами в борделе. Не для того у нас полный двор девок в соку. Тебе помочь или только показать?
Со скрежетом лязгнул засов снаружи, с хохотом оба Хепберна скатились на лестничный пролет вниз. Если у меня будет сын, видит Бог, я никогда не подвергну его такому унижению и спасибо за этот урок моим проклятым братьям. Лучина, воткнутая в плошку на стене, догорала.
Что такое плотский искус, я уже знал. Точней, мне привелось быть его причиной. Я никогда не считал себя привлекательным, однако обычно мне хватало живости, чтобы привлечь. Было то как раз у тринитариев Данбара, где брат-келарь пожелал, чтоб я читал ему вечером и ночевал в одной келье с ним, остерегавшимся ночных страхов. Среди ночи я проснулся от того, что пальцы шарят по моему телу, заорал, что было мочи, бухнулся прямо с кровати на колени и принялся истово молиться. Трясся, как параличный, взывая к Богородице, с края губ капала бешеная слюна О, притворство, хвалу пою тебе, как величайшему благу Господню этой забаве дьявола. Только притворство сохранило мне жизнь в стенах родного дома, рассудок и честь в стенах монастыря. От тринитариев я утек наиболее стремительно. Здесь же, сейчас меня сковал паралич сладости желания и невозможности его утолить. Желание рядом со мной, только протяни руку. Вот твоя прекрасная дама, Джон Хепберн, вот образ твоей земной любви, и весь он насилие и низость. Можно убегать из монастыря, но от себя-то не убежишь.