Это была палка о двух концах. Он задавал мне вопросы и ждал ответов, но любой мой ответ оказывался неверным. Мне все равно доставалось.
Почему ты никогда не делаешь так, как я тебя учил? настойчиво допытывался Мартин. Твою мать, ты настолько тупая, что не способна ничего запомнить?
Вилка начала двигаться быстрее. Он набирал все больше еды, заталкивал ее мне в рот, коля зубцами, потому что я не успевала размыкать губы, пережевывать и глотать.
Мертвые родители, пробубнил брат. Бабка, которая никак не сдохнет. Сестра-неудачница
Отпустив мою руку, Мартин схватился за воротник моей рубашки, поднимаясь на ноги, я выронила вилку, и та со звоном упала на тарелку. Он потянул меня за собой и прижал к кухонной стойке.
Наконец прожевав пасту, я сглотнула.
Мартин
Чем я это заслужил? перебил он. Все эти якоря, утягивающие меня на дно? Эту вечную обузу.
Край деревянной столешницы врезался в спину. Сердце билось, пытаясь вырваться из груди.
Хочешь навсегда остаться заурядной? огрызнулся брат. В его зеленых, как у нашей матери, глазах горела ярость; темно-каштановые волосы, как у отца, блестели. Ты не умеешь одеваться, делать себе прически, заводить друзей и, похоже, не обладаешь способностями, которые могли бы помочь тебе поступить в хороший университет.
Я могу поступить в хороший университет, выпалила я, не сдержавшись. Мне не нужно плавание.
Тебе нужно то, что я скажу! заорал Мартин.
Опасаясь, что бабушка нас услышит, я подняла взгляд к потолку.
Я тебя обеспечиваю. Он вцепился мне в волосы, а другой рукой отвесил подзатыльник.
Вздрогнув, я поймала ртом воздух.
Я хожу на родительские собрания. Из-за очередного шлепка моя голова дернулась вправо, и я оступилась.
Нет.
Но Мартин вернул меня на место, потянув за волосы.
Зарабатываю нам на пропитание. Еще одна пощечина словно оса в лицо ужалила. Я вскрикнула. Очки полетели на пол.
Оплачиваю услуги сиделки и ее лекарства. Брат замахнулся и начал бить без остановки. Съежившись, я закрылась руками. И такую благодарность получаю?
Мои глаза наполнились слезами. Едва мне удавалось перевести дух, как его рука наносила новый удар.
Снова. И снова. И снова.
Остановись. Мне хотелось закричать, но вместо этого я стиснула зубы.
Шипя от боли, я морщилась и все больше съеживалась.
Но не плакала. Больше не плакала.
Пока он не уйдет.
Мартин крепко схватил меня за воротник. Натянутая ткань неприятно впилась в кожу.
Ты вернешься, выдохнул он мне в лицо. Извинишься и вернешься в команду.
Не в силах посмотреть ему в глаза, я ответила:
Не могу.
Брат швырнул меня на стойку, попятился, расстегивая ремень.
В горле образовался ком. Нет.
Что? Что ты сказала?
Его лицо исказилось от ярости, кожа покраснела, но Мартину это нравилось. Пусть он и жаловался на нас с бабушкой, с пеной у рта твердил, какая я обуза, на самом деле избавляться от меня не хотел. Ему было не прожить без этого.
Я не могу, прошептала я чуть слышно, мой голос ужасно дрожал.
Мартин выдернул ремень из шлевок. Я поняла, что меня ждет. Ничто его не остановит, ведь он не хотел останавливаться.
Ты вернешься.
Разрываясь между тем, чтобы расплакаться или убежать, я стояла на месте. Если окажу сопротивление, мое наказание будет лишь слаще для него. Пошел он.
Не вернусь.
Вернешься!
Я не могу носить купальник из-за синяков! выпалила я.
Брат замер, я даже не слышала, как он дышит.
Да.
Именно поэтому я бросила плавание. Мое лицо не единственная часть тела, о которой приходилось беспокоиться на случай, если кто-нибудь увидит. Спина, руки, бедра Люди не идиоты, Мартин.
На долю секунды мне захотелось посмотреть, отразятся ли на его лице какие-то эмоции. Может, беспокойство? Или вина?
Что бы брат ни чувствовал, он все-таки должен понимать назад дороги нет. Пелена сорвана. Никакие извинения, подарки, улыбки и объятия не заставят меня забыть то, что он со мной сделал.
Так зачем останавливаться, верно, Мартин?
Сделав выпад, он схватил меня за запястье и отбросил к столу. Я зажмурилась, согнувшись над столешницей, и уперлась в нее ладонями и лбом.
Когда последовал первый удар, я с усилием поборола слезы. Но крик, каждый раз когда ремень опускался на мое тело, сдерживать не получалось. Мартин рассердился, поэтому бил сильнее, чем обычно. Было больно.
Однако поднимать тему возвращения в команду он больше не станет. Потому что знает я права.
Мне нельзя носить купальник.
После его ухода я еще несколько секунд лежала, дрожа от боли, пронзавшей спину.
Боже, пусть это закончится.
Когда я пошевелилась, мне, к счастью, удалось лишь слабо застонать, подавляя крик. Я протянула руку, взяла телефон, перевернула его и увидела на экране бабушку, которая по-прежнему спала.
Слезы повисли в уголках моих глаз.
Она все реже находилась в ясном сознании, так что скрывать от нее избиения было проще. Слава богу.
В комнате брата на втором этаже включился душ. Он теперь нескоро спустится вниз. Завтра мы молча пройдем мимо друг друга. Мартин отправится на работу, я в школу. Домой он вернется раньше, сам приготовит нам ужин для разнообразия. Будет ласков, спокоен, за столом заведет разговор о том, что стоит съездить в заинтересовавшие меня колледжи, о чем, как правило, даже слышать не желал, и только ближе к намеченной дате поездки даст понять, что вообще не собирался выполнять обещание. Возможно, я получу передышку на неделю, прежде чем станет ясно, когда эффект новизны наших «чудесных братско-сестринских отношений» сойдет на нет и Мартин вновь будет готов сорваться в любой момент.
Как наркоман.
Как больной.
Но сейчас не знаю. Неделя выдалась плохая. Перерыв после прошлого раза получился небольшим.
Дрожа, я нашла очки, неспешно навела порядок на кухне, помыла посуду, убрала остатки еды в холодильник, выключила свет, взяла сумку и сунула в нее мобильник. Дойдя до лестницы и поднявшись на первую ступеньку, остановилась.
Бабушка спала. Может, всю ночь проспит. Я могла следить за ней с телефона откуда угодно. Мне не стоило уходить. Спина болела, волосы были растрепаны, к тому же я до сих пор не сняла школьную форму.
И все-таки я не пошла доделывать уроки, вместо этого попятилась, словно на автопилоте. Подхватила кроссовки, не останавливаясь, чтобы их надеть, выскользнула на улицу и побежала. Капли дождя били по голове, спине, ногам. Разбрызгивая лужи, я босиком промчалась до конца улицы, свернула за угол и направилась в сторону центра города.
Плевать, что оставила окно открытым. Бабушка любила дождь. Пусть послушает его.
Плевать, что сумка, учебники и тетради, скорее всего, промокнут.
Еще раз свернув направо, я увидела впереди огни городской площади. Остановившись, я наконец смогла сделать вдох. Снова и снова втягивала прохладный воздух. То, как пропитанная дождем одежда липла к коже, почти вызвало у меня улыбку.
Вдали сияла вывеска кинотеатра. Даже не читая названия, я поняла, что они устроили ночной марафон фильмов о монстрах. «Кинг-Конг», «Франкенштейн», «Легион огня: Муравьи-убийцы», «Муха»
В октябре кинотеатр закрывался только с восьми утра до обеда для уборки и пополнения запасов, а на протяжении остальных двадцати часов шли показы новинок или любимой классики. Своего рода месячный фестиваль ужасов.
Я подбежала к билетной кассе, надела промокшие кроссовки и потянулась к сумке за наличными.
Дайте мне пропуск на всю ночь, сказала я девушке, протянув смятую десятку через маленькое окошко.
Ночь я здесь не проведу, однако получу возможность остаться так долго, как захочу.
Схватив билет, поспешила к двери, миновала буфет и поднялась в третий зал. Я оглядывалась по сторонам, опасаясь, что брат заметил мое отсутствие и проследил за мной. Распахнув двери, я прошла по проходу, сняв с плеча сумку. На экране заревело животное. Быстро плюхнувшись на сиденье, я осмотрелась, чтобы убедиться, что нахожусь в безопасности.