Я с удовольствием отвечал на вопросы, воображая, что хотя бы в виде исключения нынешняя вечеринка обойдется без обычной неприятности.
Так нет же! Когда я рассказывал о том, где находится планета, на которой жил фунерал Мавротус, из тени раздался чей-то низкий голос:
— А кто такой этот Шекет?
Разумеется, внимание аудитории тотчас же извлекло из тени странную фигуру, похожую на кривошипно-шатунный механизм производства первой половины ХХ века. Я распознал в незваном госте аборигена с Барбасы-1 и сказал неприязненно:
— Если кто не знает Иону Шекета, то мог бы не приходить на это чествование.
— Простите, — пролепетал абориген. — Откуда же мне знать Шекета, если я только вчера вернулся из «Угольного мешка»?
— Как? — вырвалось у меня. — Вы — тот самый Амос Сельмир?
— Да, — скромно признался барбасец, и со всех сторон послышались ахи, охи и причитания. Да, в нашу компанию действительно попал Амос Сельмир, о котором в утренних новостях сообщали, что этот господин провел три стандартных года в полном одиночестве на абсолютно необитаемой планете в туманности «Угольный мешок».
Я растолкал гостей, взял Сельмира за один из его кривошипов и увел к себе. Всю ночь я слушал его рассказ и должен признаться, что ничего скучнее мне не приходилось слышать никогда в жизни. На безымянной необитаемой планете Сельмир оказался случайно, поскольку его звездолет сбился с курса и влетел в темную туманность «Угольный мешок». В полном мраке, где даже рентгеновские локаторы оказались бесполезны, корабль наскочил на астероид, Сельмир катапультировался и опустился на планету, не занесенную ни в один регистр. Средств связи у него не было, но, к счастью, воздух оказался пригоден для дыхания, а местные кораллы — единственная и довольно странная форма жизни — вполне съедобны.
Первый месяц Сельмир бродил по планете и ел кораллы. Второй месяц Сельмир бродил по планете и ел кораллы. Первый год он бродил по планете и ел кораллы… Каждый год, каждый месяц и каждый день были похожи друг на друга, как две немаркированные биокапсулы. Он мне так и рассказывал: «На тринадцатый день я шел на восток и ел кораллы… На триста восьмой день я шел на восток и ел кораллы… На тысячу семьсот…»
Поняв, что сейчас усну, я прервал путешественника словами:
— Скажите, дорогой Сельмир, ну хоть что-нибудь с вами происходило, кроме того, что вы шли и ели кораллы? Гроза, например?
— На планете не было гроз, — сообщил он.
— Нападение хищников?
— На планете не было хищников…
— Но хоть что-нибудь с вами происходило на протяжении этих трех лет? — в отчаянии воскликнул я.
— Да, — печально сказал Сельмир. — У меня семьсот шестьдесят три раза случилось несварение желудка из-за чересчур однообразной пищи.
— Вы так точно это знаете? — поразился я.
— Конечно, я вел счет, делая царапины на поверхности скафандра!
— И вы не сошли с ума от такого однообразия? — невежливо осведомился я.
— Почему не сошел? — удивился Сельмир. — Сошел, конечно. Раньше я мог решать в уме гонсатовские уравнения седьмого порядка, а сейчас даже дифференциальные уравнения в частных производных поддаются мне с трудом!
— Понятно, — вздохнул я и подумал о том, что если этот горе-путешественник надумает опубликовать книгу о своих приключениях, то в ней будут тысячи совершенно одинаковых страниц.
Однако мое воображение уже разыгралось, и, выпроводив Сельмира, я сразу продиктовал моему компьютеру название будущего романа: «Необыкновенные приключения Круса Робинсона».