Вы назначили на одиннадцать.
Граф, держа сигару на отлёте, затравленно глянул на часы на каминной полке. Потом на бумаги в руках у старосты. Цифры, цифры, цифры.
Только присел, тут же врываются, опять дёргают! Эдак невозможно. Мари, как хорошо, что ты приехала. Не могу и выразить, как я рад тебя видеть! Душенька, займись с Василием.
С Василием?
Граф замотал головой:
Вот видишь, как меня запутали. Голова кругом. Все эти заботы и дела положительно сушат мозг. А ещё этот фейерверк сегодня! Невозможно так! Я хотел сказать с Власом. Поговори с ним. Посмотри с ним его бумажки. Тебе это не скучно. Ты у нас всё равно веселиться не любишь. А впрочем, если ты и с Василием поговоришь, очень меня этим выручишь.
К тебе скука не липнет, вставила мать. Ты у нас такая серьёзная.
Но я
Разве ты собиралась сегодня вечером на бал к губернатору? Ну тем более. Тебе же не хочется краснеть за родителей.
Но я
Боже, с этим балом столько хлопот. Уже полдень почти. А я ещё даже свой туалет не проверяла.
Мари растерянно глядела то на отца, то на мать, то на старосту Власа. Тот терпеливо стоял, глядя в пол, и ждал внимания к своей персоне.
Но я Горло Мари сжалось. И больше ни звука не удавалось протолкнуть.
Граф почувствовал нечто вроде укола совести:
А вы с Власом устройтесь в моем кабинете. Мы туда купили новый стол и кресла. Гардины поменяли. Тебе там будет очень чудно и удобно.
Дорогой. Графиня продела руку ему под локоть и повлекла к двери. Идём. Я должна и твой фрак осмотреть. Мы фрак из Парижа выписали. Пока с Бонапартом опять не рассорились.
А, обернулся граф, кстати. Василий. Он стал такой докучный. Его фантазии всё безумнее. Я вот думаю, как бы он не спятил. Может, продать его, пока не поздно? Разберись, душенька.
Мари закашлялась. В горле першило, точно его присыпали битым стеклом. Знакомое ощущение, которое возвращалось всякий раз, когда она сама возвращалась в родительский дом.
Всё хорошо, душенька? Ты не простудилась ли дорогой?
Кивнула да. Помотала головой сквозь кашель нет.
Горло сжималось, и сквозь стеклянные крошки невозможно протолкнуть ни звука.
Ну так сделаешь, душенька?
Кивнула.
Барынин саквояж! взвизгнула горничная. Зырь, куда топаешь!
Лакей прогудел смущённо.
Здесь поставь. Её сиятельству саквояж сама отнесу. Деревенщина.
Крепостная прислуга свесила головы. Разглядывали и судили прибывшую. Горничная приехала отдельно от барыни вместе с багажом. Лакеи вносили саквояжи, портпледы, картонки. Прислуга пялилась, перешёптывалась, обсмеивала, но глядела на новенькую во все глаза впитывая столичные манеры, фасоны, моды.
Глянь, глянь. Экая фря! Столичная.
Ну и платье. Кошка полосатая.
Горничная, шурша полосатым платьем, толкнула, задвинула ногой саквояж.
Генеральшина?
А чья ж? Глянь, сама как генеральша.
Завидки за жопу хватают завидуй молча.
А кофурты?.. сунулся к щеголеватой горничной другой лакей.
В гардеробную её сиятельства.
Она никогда не называла хозяйку ни «барыней», ни «генеральшей». Чтобы не ронять себя в собственных глазах.
А позади уже дёргала за край косынки старуха-нянька:
Ты, Анфиса
Анфиса Пална, презрительно поправила горничная и бросилась наперерез: Этот портплед дайте мне! перехватила из рук лакея.
Тот вдруг не пустил. Посмотрел прямо в глаза. Прожёг нутро насквозь. Оценил. Усмехнулся в лицо. Разжал пальцы. Горничная не сразу нашлась. А когда нашлась, лакей уже прошествовал мимо важный, как персидский царь. Анфиса глядела ему вслед. Нянька меленько кивала позади:
Анфиса Пална, Анфиса Пална Так тебе вот постелили на антресолях.
Та обдала презрением поверх старухиного темени. Подхватила саквояж, портплед:
Где спальня её сиятельства?
Староста Влас потоптался. Помял в руках бумаги. Шумно выпустил воздух вдоль пегой бороды. Мари подняла голову.
Изволите в кабинет пройти, ваше сиятельство?
Прошу, Влас. Присядь. Сюда.
Она указала на кресло напротив ломберного стола.
Показывай. Рассказывай.
С мрачным торжеством Влас принялся раскладывать бумаги на зелёном сукне, поясняя каждый счёт.
Изволите видеть, ваше сиятельство, смачно заключил он.
Несколько мгновений Мари молчала. Родители жили не по средствам, тратили больше, чем имели дохода с имений. Потом, чтобы заткнуть дыры, продавали кусочки имений, тем самым уменьшали будущий доход, в результате новые дыры были шире прежних, чтобы заткнуть их, продавали ещё больше, тем самым ещё урезая будущие доходы Она подозревала, что дела родителей не блестящи. Но что они плохи и расстроены настолько, не могла и предположить.
«Алёша Долги Оленька А теперь ещё и это».
Хотелось провалиться, испариться, улетучиться. Уснуть прямо сейчас и проснуться, когда всё как-то развяжется. Само. Она прикрыла глаза. Само ничего никогда не развязывается. Никогда.
Ваше сиятельство. Какие будут распоряжения? почтительно, но с мстительным удовольствием напомнил о себе староста Влас.
Только когда в дверях показалась её горничная, напомнила, что пора причёсываться и одеваться к вечеру, Мари протянула старосте руку и отдала последние распоряжения. На сегодня.
Но далеко не последние, это ей было ясно. Она медленно поднималась по лестнице, чувствуя бессмысленную усталость человека, который весь день вычерпывал болото чайной ложкой.
Ваше сиятельство.
Мари посмотрела вниз. Красивый высокий лакей давешний «персидский царь» глядел на неё почтительно, но от взгляда его ей отчего-то стало не по себе.
Чего тебе, Яков?
Тут Василий-мужик нижайше просят вашу милость.
Что ему надобно?
Горничная вышла ей навстречу:
Всё готово, ваше сиятельство.
Показать вам что-то. Дело обсудить, ответил снизу лакей Яков.
Горничная при звуках его голоса вдруг покраснела.
Мари обернулась на лакея.
Гримаса выражала его большие сомнения в том, что у крепостного мужика есть что показать барыне.
Что показать?
Яков презрительно заметил:
Не имею чести быть осведомлённым, ваше сиятельство.
«Василий и его идея», вспомнила Мари. Сил не было вникать. Она махнула рукой:
Яков, передай ему: не сейчас, потом.
Лакей надменно поклонился ей.
Горничная старательно отводила глаза, чтобы ненароком не встретиться с его наглым, будоражащим взглядом.
Всё готово, ваше сиятельство, повторила глуховато. Щёки её розовели.
Ты знакома с Яковом? спросила Мари.
Я? Нет. Кто это?
Мари прошла.
В гардеробной пахло раскалёнными щипцами для волос.
Горничная помогла снять платье.
У Мари был секрет. Немного постыдный, учитывая положение и доходы мужа.
Мари причёсывалась сама. Осторожно зажимала щипцами прядь, с приятным страхом чувствуя щекой близкий жар металла. Оттягивала к концу. Завёртывала. Вынимала. Горничная держала шпильки наготове.
Анфиса, шпильки.
Привычные движения, привычный результат. Воткнув в узел волос последнюю шпильку, Мари почувствовала себя успокоившейся.
Горничная осторожно поднесла к её убранной голове голубую шёлковую трубу платья. Мари просунула, не касаясь, голову, с наслаждением, как в прохладную воду, нырнула руками, плечами. Горничная принялась прикалывать на платье цветы.
Несвицкие приехали на бал, как приезжали в Петербурге: чтобы не среди первых и не среди последних. Но это был не Петербург.
Несколько мгновений они недоумённо стояли в пустой передней зале перед большим зеркалом. Лакей убежал звать хозяйку. В пол отдавало дрожью танцевали мазурку. Доносились отдалённые залпы, похожие на пушечные, когда все кавалеры разом припадали в прыжке. Бал был в разгаре.
Однако, иронически молвил за голыми плечами своих дам князь.
Где все? шепнул сестре Мишель.
О, как я рада! звонко расцеловалась запыхавшаяся губернаторша: сперва с княгиней, потом с но Алина в последний момент надменно отшатнулась, и губернаторша чмокнула воздух в нескольких вершках от её напудренной щеки.