Хорошо. Я родилась восьмого января 1947 года.
К ее изумлению, Джордж, не думая ни секунды, выпалил:
В среду.
Посмотрев на нее, он добавил:
Вы та девушка с картины.
Невероятно. Как он это сделал? спросила Ребекка. И о какой картине он говорит? добавила она, хмурясь.
Харви пожал плечами.
Джордж удивительно умен, но он провел в лечебнице всю свою жизнь. Он бы никогда не выжил за ее стенами.
Я не так себе это представляла Я думала, что здесь люди не могут выходить из своей палаты
Ребекка старалась не смотреть на Джорджа, но любопытство брало верх. Она успела замерзнуть и дрожала от холода.
Ну, тем, что просто бродят по территории, доктора как бы назначают физическую нагрузку, а те, которые помешаны и представляют угрозу для себя и общества, помещены в отделение Б вон там, сказал Харви, указывая на дюжину арочных окон над фасадом главного здания.
И все же что ты здесь делаешь? Разве ты не должна быть в школе? К счастью, он открыл перед ней дверь, и они очутились в каком-то, казалось, бесконечном коридоре, который напоминал начало кошмарного сна. В воздухе стояло напряжение. Ребекке послышались женские крики как будто бы кто-то боролся за свою жизнь.
Я нашла Харви и сказала ему, что мы уезжаем, тихо ответила Ребекка детективу-инспектору Гиббсу.
И что же он сказал? Тот поднял взгляд от своих записей и внимательно посмотрел на нее.
Ребекка задумалась.
Он сказал, что ночью придет ко мне в «Сивью» и мы сбежим вместе.
Она вспомнила пристальный взгляд Харви и его чистые-чистые голубые глаза.
Но ферма «Сивью» твой дом, Харви. Твой папа не сможет без тебя.
Справится. Он ведь знает, насколько я сильно насколько я дорожу тобой.
Харви потупил взгляд.
Куда же мы пойдем? А как же школа? Если я пойду с тобой, я никогда не смогу выучиться и закончу, как моя мама. Ребекка начинала паниковать. На ее глазах выступили слезы.
И что вы ответили ему на его предложение? Гиббс наклонился вперед, пристально посмотрел на нее и со свистом вдохнул спертый воздух.
Я сказала, что не могу оставить маму, сказала Ребекка, и одна слеза скатилась по ее щеке. Она боялась слез: если бы она начала плакать, то уже не смогла бы остановиться.
Поэтому вы вернулись домой? спросил Гиббс.
Ребекка кивнула.
Однако вы говорили, что слышали чьи-то шаги в прихожей, прежде чем вы спустились в гостиную и обнаружили мать с отцом. Ранее вы упоминали, что этот кто-то начал ссору, которая привела к смерти ваших родителей. Как вы считаете, это мог быть Харви?
Нет.
Ребекка до сих пор слышала, как дрожали под нескончаемым напором грозы оконные стекла в ее спальне, готовые вот-вот разбиться, и как раздались два удара дверного молотка, которые, должно быть, просто ей послышались в завывании ветра.
Почему вы в этом так уверены?
Потому что, когда я спустилась, дома никого не было. Может, мне показалось. Они кричали все это время, была гроза, в окно били ветер и ливень, было очень шумно.
Но вы сказали, что слышали, как ваш отец с кем-то говорил, а затем началась ссора. Разве не логично, что это был Харви, вы же сказали, что он должен был за вами прийти?
Гиббс почти навис над столом, и Ребекка вжалась в стул и снова почувствовала боль в животе.
Нет. Она покачала головой. Ей нужно было выйти из этой комнаты. Она не могла дышать. В носу до сих пор стоял запах пороха, а перед глазами дым из ствола люгера после выстрела.
Почему?
Потому что Харви никогда бы не оставил мою мать умирать вот так, на полу. Он любил ее.
Мог ли он застрелить вашего отца, чтобы спасти вашу мать?
Нет.
Откуда вам знать?
Я уверена! Он никогда бы так не поступил. Пожалуйста, сэр, меня сейчас стошнит.
Ну, к счастью для него, его отец алкоголик, и есть немало свидетелей, которые видели их обоих сегодня вечером в пабе «Голова короля».
Почему тогда вы меня об этом спрашиваете? Почему не даете мне уйти? Пожалуйста, мне очень нехорошо.
Ребекка почувствовала, как рвота поднимается по стенкам желудка.
Потому что я не уверен, что вы во всем со мной честны, юная леди. Мне кажется, что вы что-то от меня утаиваете. И что вы догадываетесь, кто был в прихожей.
У нее хлынули слезы. Она испугалась, что может задохнуться рвотой, которая уже подступила к горлу.
Прошу, сэр, никого не было, когда я спустилась. В доме никого не было.
А у вашего отца был пистолет?
Ребекка кивнула, закрыла рот рукой, и ночные крики зазвенели в ушах.
Она накрылась одеялом с головой, но гроза лишь усиливалась, вторя тому, что происходило внизу. Крики, звон разбитого стекла, ярость отца, пульсирующая в венах, словно она была ее собственной. Ребекка лежала в кровати, скованная нерешительностью, пока сквозь половицы не раздался жуткий вопль матери, после которого она не могла оставаться в кровати.
Мама! прокричала она, открывая дверь и бросаясь вниз по лестнице, где перед ней открылась ужасающая картина.
Рот наполнился рвотой, она закрыла его руками, но желчь, обжигающая желудок, горло, стала просачиваться сквозь пальцы, Ребекка подавилась и согнулась пополам.
Детектив-инспектор Гиббс вскочил с места, но было уже поздно: его записи, стол, пол все было покрыто рвотой. Когда кусочки еды их последнего ужина, за которым никто не сказал ни слова, покрыли черные лакированные туфли детектива, а в комнате стало совсем нечем дышать, допрос наконец подошел к концу.
Глава первая
Харви
09.00, среда, 19 ноября 2014 года
Харви Робертс подошел к окну своего фермерского домика в Саут-Даунсе и выглянул на заледенелый двор. Он встал всего лишь несколько часов назад, а уже едва мог передвигаться из-за усталости последних двух дней, в течение которых он поддерживал свою дочь во время родов. Когда он наконец вернулся домой, то всю ночь не смыкал глаз, беспокоясь о ней. Он сделал глоток кофе и собрался с силами: впереди ждало еще одно долгое дежурство в больнице Святого Дунстана.
Последние несколько дней выдались невероятно тяжелыми. У его дочери Джесси за три недели до срока начались роды, и, поскольку ее парень Адам был в Нигерии на фотосъемках, вставать по звонку телефона в два часа ночи в субботу пришлось именно Харви. Он быстро оделся и поехал в Чичестер, на улицах которого все еще можно было встретить случайных гуляк, потихоньку разбредавшихся по домам. Когда Джесси открыла перед ним дверь двухкомнатной квартиры, которую они снимали с Адамом, то Харви заметил, что она уже оделась.
Кажется, началось, папа, сказала она. В тот момент она была больше похожа на маленькую девочку, которой приснился дурной сон, чем на тридцатидевятилетнюю журналистку. Ее высветленные короткие волосы, которые она обычно укладывала назад феном, были убраны в хвост, на фарфоровой коже не было привычной косметики, а зеленые глаза обрамляли очки в черепаховой оправе.
Они стояли у больших подъемных окон в гостиной и в изумлении смотрели друг на друга.
Я даже не успела уйти в декрет, наконец сказала Джесси. Детская комната еще не готова, в квартире нет еды. Ее глаза постепенно наполнялись слезами. Адама еще неделю не будет дома. Не могу до него дозвониться. Без него я не справлюсь.
Все хорошо, милая, утешил он ее. Я с ним обязательно свяжусь. Оглянуться не успеешь, как он уже будет здесь. Кто знает, а вдруг это вообще ложная тревога.
Сам того не осознавая, он сказал именно то, что она хотела услышать, пусть даже и догадывался, что это неправда.
Может, стоит отвезти тебя в больницу? Пускай тебя осмотрят. Ты собрала вещи?
Но все должно было быть совсем не так, пап. Мы еще даже не установили бассейн для родов, добавила Джесси, взглянув на запечатанную коробку в прихожей. Я только что позвонила своей акушерке, и она сказала, что срок слишком ранний, придется ложиться в больницу. Мы все распланировали мы собирались рожать дома, мы хотели обойтись сами.