Я смирился с тем, что удары неизбежны, и некоторые из них собьют меня с ног. Но я всегда буду выживать и продолжать бороться за то, чего хочу. Таким же должен быть и ваш настрой.
Смотрите страхам в глаза
Как я уже говорил, смерть матери заставила меня выработать иммунитет к страху. А навык принимать удар только усилил мою толстокожесть. Какое-то время мне даже казалось, что я больше никогда не проживу такую эмоцию, как страх.
Однако не судьба. Меня подстрелили, и это чувство снова проснулось.
В первые нескольких недель после инцидента я обнаружил, что очень боюсь людей, которые в меня стреляли. Я знал, что они все еще где-то рядом и им не терпится закончить начатое.
В дополнение к эмоциональной тревоге физическая боль от ранения также вновь пробудила во мне страх. Не в тот момент, когда в меня стреляли ведь адреналин не дает слишком сильно испугаться, а в последующие месяцы.
Когда адреналин спал и врач сказал: «Вы поправитесь», я начал остро ощущать действие пуль, разорвавших мышцы и раздробивших кости. Я чувствовал боль во всех местах, где свинец прошел сквозь мой большой палец или щеку. Несколько месяцев меня как будто мучила головная боль, но по всему телу: безжалостная и глубокая пульсация, которую не ожидаешь ощутить в ноге или руке.
Каждый раз, когда на физиотерапии мне приходилось переносить вес на ногу или двигать большим пальцем, разрабатывая рубцовую ткань, боль была просто адской. Я осознал, что боюсь снова пройти через все это. Возможно, даже больше, чем самой смерти.
Но реабилитация продолжалась, и я пришел к пониманию еще одной важной истины: мне дискомфортно бояться. Это может показаться очевидным, но я думаю, что это и делает меня уникальным. Большинство людей чересчур подстраиваются под свои страхи. Боитесь летать? Держитесь подальше от самолетов. Боитесь акул? Не плавайте с трубкой во время отпуска на Карибах. Боитесь неудач? Что ж, тогда вообще ничего не предпринимайте. Многие так живут всю свою жизнь.
Только не я. Я ненавидел страх. Я терпеть не мог постоянно оглядываться через плечо. Я не мог смириться с мыслью избегать того квартала, пока все не уляжется. Для меня прятаться было почти хуже, чем получить пулю.
В каком-то смысле испытываемая мной физическая боль стала моим другом. Она подтолкнула меня дальше, чем большинство готово пойти. Поверьте, когда вам настолько больно, происходит сдвиг. Хочется идти навстречу проблеме, а не убегать от нее. Именно это я и сделал.
После нескольких недель реабилитации я вернулся в дом бабушки в Квинсе. Буквально обратно на место преступления. Это сам по себе большой шаг для меня в психологическом плане. Проще да и разумнее всего, черт возьми, было бы уехать подальше. Переселиться туда, где никто, кроме самых близких друзей, меня не найдет. Необязательно очень далеко. Я мог бы переехать в Бронкс или Стейтен-Айленд, и это было бы равноценно отъезду в другую страну. Но я был полон решимости ни на йоту не поддаваться страху. Я собирался вернуться туда, где хотел жить, то есть в бабушкин дом.
Когда я закончил реабилитацию, врачи посоветовали мне начать бегать трусцой, чтобы укрепить выносливость и силу травмированных ног. Я был полон решимости следовать этому плану, но почти сразу же столкнулся с препятствием. Однажды утром я выглянул из бабушкиного окна и увидел перед ее домом незнакомого парня. На мой взгляд, он слишком старался выглядеть незаметным и слиться с фоном. Я тогда был в очень параноидальном состоянии, так что мне могло просто показаться. Но паранойя обостряет чувства, словно у антилопы, чье чуткое обоняние может обнаружить льва с расстояния в сотни ярдов[11]. Может быть, я почуял хищника, который охотился именно на меня.
Я отменил пробежку, которую планировал в тот день. И на следующий день тоже, снова увидев того же парня, притаившегося снаружи. К этому моменту я был в сильном замешательстве. Неужели мои обостренные чувства предупреждали меня о невидимой опасности? Или я вообразил угрозу, которой на самом деле не было? Я не был уверен. Все, что я знал наверняка, страх начинал меня поглощать.
Я решил, что если останусь в доме и не последую плану реабилитации, то уже проиграл. Если страх прерывает вашу рутину или заставляет каким-либо образом ее переосмыслить, он глубоко засел в вас и будет удерживать вас вечно. «Трусы умирают много раз до своей смерти; храбрец повстречает смерть лишь раз», писал Шекспир. А я не хотел сбегать, как трус.
Лучший способ преодолеть сковывающий вас страх это сначала признать его, а затем придумать план, как его преодолеть. Я так и сделал. Сначала я смирился с тем, что мне страшно. Затем собрал самых верных друзей в бабушкиной гостиной и объяснил, что мне нужно, чтобы следующим утром они сопровождали меня на пробежке. «Даже не сомневайся, сказали все. Завтра мы вернемся». Однако на самом деле утром появился только один из них мой друг Халим. Не думаю, что остальные боялись потенциальной возможности попасть в замес они уже много раз проявили себя в подобных обстоятельствах. Я думаю, что их больше страшила мысль об обязательных кардиотренировках по утрам. Именно это их не устраивало.
Я решил отправиться на пробежку только с Халимом, хотя он и не был идеальным кандидатом, находясь в еще худшей форме, чем я. Что еще важнее, я серьезно сомневался насчет его реакции, если реальная угроза возникнет. В команде из чуваков, ищущих любой предлог, чтобы на кого-нибудь нарваться, миролюбивая натура Халима искала способы избежать конфронтации.
Так как Халим был не в форме, я вручил ему велосипед, чтобы он мог двигаться наравне со мной. Что касается второй проблемы, я решил взять дело в свои руки. Буквально.
Я нашел маленький пистолет, вложил его в здоровую руку, а затем обмотал ее медицинскими бинтами. Все знали меня как боксера, так что на случайный взгляд это смотрелось так, будто я повредил руку на ринге. Я намотал так много бинтов, что пистолет почти полностью исчез в моем «гипсе» и только ствол выглядывал наружу. Я велел Халиму крутить педали рядом со мной и следить за всеми, кто выглядел так, словно хотел выскочить из кустов и выстрелить в меня. Ему лишь нужно было поднять тревогу, а остальное я бы взял на себя.
Мы с Халимом следовали этому распорядку каждое утро. Я был полон решимости вернуть себе силу и выносливость и не хотел позволять угрозе, мнимой или реальной, встать между мной и моими целями. Было ли мне страшно на любой из этих пробежек? Поначалу да, но я утешался тем, что каждый раз, выходя из дома, я предпринимал все необходимые меры предосторожности. У меня были и «дозорный», и средство защиты. По крайней мере, я экипирован надежнее, чем когда в меня стреляли.
Именно этому меня и научил Аллах Андэстэндинг: вместо того чтобы бояться получить удар и просто сдаться, сделай себя трудной мишенью. На ринге это означало стоять на цыпочках, постоянно двигаться и не опускать руки. На улицах пробежку с телохранителем и пистолетом в рукаве.
В итоге никто так и не бросил мне вызов, и я смог вернуть себя в форму путем этих пробежек. Но, оглядываясь назад, я вижу, что мне не обязательно было столь агрессивно противостоять страхам. Я не был обязан бегать по тем же улицам, где в меня недавно стреляли. Я мог бы с тем же успехом пойти в местную тренажерку или даже поставить беговую дорожку в бабушкином подвале.
Просто мне было настолько дискомфортно, что если бы я пошел на меньшее, чем пробежки по улицам на виду у всей округи, то в тот момент мне бы казалось, что я полностью уступил своему страху. А я не хотел идти на такую уступку.