Бабушка Татьяна Васильевна Дроздова была женщиной старой закалки. Проработала всю жизнь врачом скорой помощи, рано ушла на пенсию и помогала воспитывать внучку, до лета. Летом у Ларисы начинались каникулы, а у Татьяны Васильевны дача с огородом. Поэтому лето Оля ненавидела всю жизнь. Ведь дома начиналось строгое воспитание мамы.
Обычная многоэтажка в спальном районе, панельный дом со слышимостью в девяносто процентов, время ближе к полуночи, казалось бы, надо спать. Будний день, завтра работать, но в квартире 68 снова шумно. Ларису Петровну не устроило, что её кружка стояла на другом месте в шкафу для посуды. Все дело в том, что Оля тогда еле-еле доставала до нижней полки кухонного шкафа, посуду за собой мыла и убирала, как могла. Мама ругала дочь, если та оставляла за собой немытые тарелки или кружки в раковине. Брать стул тоже не разрешалось, ведь девочка могла с него упасть, поэтому всех всё устраивало и так. До этого скандала. Придя поздно с работы, уставшая Лариса Петровна очень хотела выпить чаю, открыв шкаф, она не нашла свою кружку на том месте, куда обычно ставила. Раздражение захватило женщину, в школе подрядчики подводили с ремонтом, дома дочь с порядком. Волна ненависти растеклась по всему телу, кулаки сжались, лицо исказилось, губы скривились, и из них вырвался крик:
Оля!
23:40. Девочке 8 лет, она гуляла почти весь день, вечером убиралась дома, устала и давно уснула.
Оля! Кому сказала, вставай!
В тот момент ребенку снился чудесный сон, в котором она была доброй феей, летала по лесу, вдыхала аромат цветов, но злая волшебница нашла её дом, попыталась разрушить его, жилище трясло, ведьма верещала: «Оля! Оля!». Она открыла глаза и увидела над собой орущую и трясущую ее за плечо маму.
Вставай! Я кому говорю?
Мама? спросонья Оля мало что понимала. Ты пришла? Что случилось?
Это ты мыла мою кружку сегодня? спросила Лариса Петровна, будто были другие варианты.
Да Я.., запиналась девочка, понимая уже, что где-то она провинилась.
Ты куда её поставила?
В.. в Шкаф.
Я тебя ещё раз спрашиваю, ты, куда её поставила, бестолочь?! мама с силой рванула ребенка за шиворот пижамы, стащила с кровати и приволокла на кухню.
Куда? Куда ты её поставила? как паршивого щенка, который нашкодил, она подняла ее и тыкала ребенка вглубь шкафа, трясла, выбивая душу, мама.
Вот сюда! Оля указала на то место, куда смогла дотянуться.
А зачем сюда, если она всегда стояла тут, продолжала кричать мать, указывая на место, чуть левее и выше положенного.
Я туда не достаю! всхлипнула Оля.
Ах, не достаю! Вот тогда и не трогай мои вещи!
Оля не понимала, в чем она была виновата, всё, что могла сделать в ответ лишь защищать себя, закрываясь руками. Но Лариса Петровна умела заставить почувствовать себя никчемной.
Годами позже, у психотерапевта, рассказывая эту историю, Оля скажет, что она чувствовала себя униженной. Она не знала, как себя вести, чтобы не расстраивать маму. А мама расстраивалась и кричала почти по каждому поводу, и если крик, как эмоция становился понятнее девочке, то полное игнорирование нет.
Второй класс. Задали учить таблицу умножения. Цифры не давались Оле, она постоянно об них спотыкалась.
Дважды один два, дважды два четыре, дважды три восемь. Ой, шесть.
Дебилка! Так трудно понять, что все последующие цифры увеличиваются в два раза?! Лариса Петровна отвесила подзатыльник. Чего глаза вытаращила на меня? Учи! Тупица! Не сядешь жрать, пока всё не выучишь!
Ну, мамааа. Я не смогу за один день, я не понимаю, со слезами отвечала девочка.
Захочешь жрать, выучишь! Папашкино отродье! Ненавижу тебя, тупоголовая, мать схватила дочь за волосы, намотала косу на руку и силой, как приблудную животину, стала тыкать в учебник по математике.
Учи, мразь! Учи! Пока тебя не убила!
Затем мама могла спокойно расхаживать по квартире и делать вид, что дочери не существует.
Мама, проверь меня, я всё выучила! выла Оля.
Нет у тебя матери! Отстань!
Мамоочкааа, пожалуйста, послушай меняяя, я хочу рассказать, я всё выучила, честно.
Но женщина спокойно занималась домашними делами, игнорируя мольбы дочери.
«У меня не было ощущения, что я ей нужна. Она почти всегда была занята. Я была неким приложением её жизни. Нет, были и хорошие моменты. Они выглядели показными, на публику. Когда она меня игнорировала, я не понимала из-за чего, просто догадывалась, что опять сделала что-то не то. Что-то, выходящее за рамки её идеального воспитания. Это сразу становилось понятно по надменному взгляду и напряженным губам. Я знала, она опять сердится. Мне тогда хотелось сказать: «Мама, я не твои учебные алгоритмы, я другая, я живой человек, я твой ребенок!»
Глава 3.
Всегда ли её мама была такой? Нет. Конечно, своё раннее детство Оля помнила плохо, приятные воспоминания стираются, на всю жизнь остаются только травмирующие события.
Вот Оле 3 годика, она на утреннике снежинка, её первая роль, первый стишок для группы. Разговаривать девочка начала рано, память была отличная, она выучила стих за два дня. Учила с бабушкой и папой, мама тогда только вышла на работу из декрета, и сама готовила новогодний утренник со своими учениками. Ей было будто не интересно, чем занята дочь, Лариса Петровна даже недовольно высказалась в адрес руководства сада, что заставляют так рано детей учить стихи, забивая голову лишней информацией. На тот утренник разрешили приходить только родителям, желательно в новогодних масках, чтобы дети не отвлекались и не тянулись к взрослым. Мама это мероприятие проигнорировала, ждала комиссию из РОНО, предпочла чужих детей и работу. Папа тоже не смог, у него в институте начинались экзамены, и он обязан был присутствовать на каждом. Привела на утренник Олю бабушка, надела белое платье с волнами, похожее на облачко, расшитое камнями и бисером. Подкрасила щеки внучке своими румянами, выделила губки гигиенической помадой, налепила блесток на волосы. Корону соорудили из проволоки и серебристой мишуры.
Олюшка, какая ты ладная и хорошенькая! умилялась отражению внучки бабушка. Все теперь будут смотреть только на тебя, и говорить, какая ты нарядная. Завидовать такому платью. Ну, пусть смотрят, ты ребенок директора, а не этих Разнорабочих.
Такая поддержка формировала уверенность, что девочка и правда удивительная. На утреннике Оля рассказала свой стих лучше всех, их семья недавно приобрела видеокамеру для таких моментов. Подарки получены, фотографии на память сделаны, бабушка с внучкой шли домой в приподнятом настроении. В обед приехал папа, с порога сгреб ребенка в объятия, извинился, что не смог попасть на праздник, расцеловал дочь и пожелал немедленного просмотра видео с утренника. Оля тогда была самой счастливой, обнимала папу, вдыхая запах его одеколона, пахнущего хвоей. Вечером пришла мама. Уставшая, раздраженная, начавшая с порога жаловаться на комиссию, которая не приехала, и тупых учеников, которые чуть не сорвали мероприятие. Оле очень хотелось показать маме видео из садика, но мама не торопилась.
Тоже мне, утренник в саду, достижение. Знаешь, сколько у тебя их ещё будет? Надоест.
Не надоело. Ребенок рос болезненным. Следующий праздник случился только спустя четыре года, на выпускном. Мама тогда тоже не пришла. Работала. Фотографировала и снимала бабушка.
Были, были хорошие моменты. Цирк, например. Тогда, в их поселке это было диковинкой. Оля уже училась в школе, во втором классе. Мама объявила всем классам о цирке, доверила организацию завучам и классным руководителям. Она тогда была нежнее. После смерти папы прошло чуть больше года, у неё появился ухажер. Он настаивал на походе в цирк всей семьей. Мама при нем с Олей была очень ласковая.