Они все сгниют. В этом не сомневайся, я и не думал от плана отказываться. Тут с Антоном согласен, многим надо дорогу в пекло организовать.
И мразь свою бывшую не вздумай сейчас трогать. Она как финальный аккорд пойдет. Иначе до других не дотянемся.
Я по курсах. Клетку ей уже подготовил.
И Савельеву туда поместил. Чем спрашивается, думал? Хреном? Ну выби ты ее перед смертью. Кто ж мешает, сцепил руки на руле, лбом облокотился, Неужели жизнь ничему не научила. Из-за бабских прелестей второй раз хочешь жизнь по хям пустить? Понимаю, долго на воле не был. Сейчас устрою тебе разрядку. Мозгам и телу расслабиться надо, тут базару нет. Сперму спустишь, сразу вся муть из башки выветрится.
Антон вышел из машины, прихватив с собой папку. Я за ним следом, на душе еще паршивей стало.
Тут место проверенное есть. По делу побазарим. Я на наших фигурантов кое-чего накопал. Ну и отдохнем слегонца.
Привел меня в баню. Место уютное. Спокойно. И сразу мысль, как бы тут Савельева обнаженной смотрелась. Как бы разлеглась на досках деревянных, ноги для меня раздвинула. Ну не олух? На кону столько всего стоит, а я о бабе слюни пускаю.
Антоха поработал знатно. Многие фигуры, схемы понятней стали. Инфу нарыл что надо. Кто и как фигурировал. Где засветился. Слабые места. Со следующей целью определились.
Принял на грудь, рюмашек пять, а водяра не берет. Трезв, как стеклышко и домой тянет. Когда дела обговорили, он девиц пригласил. Три шалавы, как с картинки, фигуры выточенные. У одной сиськи мелкие, у другой бидоны, третья середнячок на любой вкус. А я смотрю на них, и чумазую Савельеву вижу. Далеко им до нее.
Блондинка время терять не стала, подсела ко мне, и руку под полотенце. За болт клешней своей вцепилась.
Отвянь, отталкиваю, отсаживаюсь дальше. Противно стало. Как в выгребной яме побывал.
Я и раньше, в прошлой жизни, ни разу с шалавой не был. Болт не на помойке нашел, чтоб куда ни попадя вставлять. Сколько там было аппаратов в них не счесть. Грязь. Да и кайфа никакого, слушать проплаченные стоны? Если сперму слить припрет, лучше подрочить. Чище будет.
Хотя как на свободу вышел, пару тройку раз мыслишка проскакивала. Но так и не пошел. Теперь понимаю не смог бы. Даже дико нажравшись.
Меня всегда заводило, чтоб баба сама хотела. Не за бабло, а на меня именно западала. А как научила жизнь все они шлюхи. Просто масть и запросы разные. Каждая себя презентует, будто на аукцион выставляет и ждет, когда мужик клюнет.
А те, что в чистую любовь играют еще опасней. Так петь умеют, так в душу змеюкой заползают, что сам не понимаешь, как влип. А когда прозреваешь, оказывается, по горло в дерьме измазан. И жизнь твоя ни черта не стоит. Потому у каждой в глазах бабки, или другая выгода. В исключения не верю.
Эта не нравится, возьми другую? Антон выпивает очередную рюмку, смотрит на меня с ухмылкой. А мы с Дианочкой пойдем попаримся, берет блондинку за талию и увлекает за собой.
Идет еле ноги волочит. И когда так накидаться успел?
Остаюсь наедине с двумя девицами. Они в наступление идут. Подбираются ближе, губы надутые выпятили. Движения отработаны. Страсть изображают. А у самих в башке одна мысль: «Быстрее бы отработать, бабки получить, и срулить к хренам отсюда». Прям на лбу у каждой большими буквами высечено. Тошно. Блевать тянет.
Выхожу в сортир. К холодному кафелю головой прислоняюсь. И Савельева опять преследует. Как пальцы в сперме моей облизывала, вижу как наяву. Завожусь с пол-оборота. Достаю болт и начинаю себе наяривать. Кто бы увидел, на смех поднял, за дверью два готовых женских тела, а я в толчке онанирую.
Слил сперму. Стало хуже. К ней еще острее потянуло. Не хочет мое тело заменителей, оригинал ему подавай. Обычная же баба с виду? Чего на ней заклинило, как пластинка в башке заела.
Не знаю, как до конца досидел. Антоха к концу встречи в гавно был. Забрал бумаги и своим ходом назад. Вместо того чтобы расслабиться домой на взводе вернулся. И в первую очередь к камерам подбегаю. Установил давно, чтобы следить, как мразь бывшая в мучениях загибается. А теперь за Савельевой наблюдать пригодились.
Смотрю и охреневаю. Воздух из легких подчистую вышибло. Болт штаны разрывает. Что она творит? Обнаженная, соски призывно так на меня через камеру смотрят. На нервах играют. До бешенства доводят. Стоят пиками в ладонь просятся.
А Савельева уселась на спинку опрокинутого стула и елозит по нему туда-сюда, туда-сюда. Не прикасаясь, яйца выкручивает. Похоть глаза застилает. Завидую гребаной деревяшке, как хочу на ее месте быть, между ног Савельевой оказаться.
Лицом в мою футболку тыкается. Еще и звуки издает, такие, что кровь в жилах закипает. Ни разу не слышал таких стонов, чтобы душу вытягивали. Как представил, что подо мной так стонать будет, с цепи сорвался к ней побежал.
Ты что творишь? вцепился в дверь. Из последних сил стою на месте.
Поднимает голову, глаза медовые желанием залиты, одуренно блестят. Ни грамма фальши не улавливаю.
У меня там болит, говорит тихо, сдавленно. Щеки пунцовые стали. Грудь стыдливо футболкой прикрывает.
И поэтому ты решила выеть стул? делаю глубокий вдох, а все ее соками пропахло. Воздух, отравленный в легкие попадет. Ее желание, как свое чую. Что-то звериное, первобытное накрывает.
Опускает голову, поднимается на ноги. На месте где сидела мокрое пятно расползается. Стискиваю зубы. Еще немного и штаны обкончаю. И мне все равно мало будет. Как голодный зверь ее пасу.
Отворачивается к стене. Жопой своей идеальной светит. Натягивает футболку. С трудом. Запуталась. Поворачивается ко мне, взгляд непорочной искусительницы, губы облизывает. В капкан мой взгляд ловит и выдает:
Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной.
Трах расклад не поменяет, я должен предупредить. Брехать ей даже ради сочного приза не буду. Нажрался брехни так, что на несколько жизней хватит. А сам до такого не опущусь.
Тем более не имеет смысла девственницей помирать, пожимает плечами. А в глазах дьявольский огонь зажигается. Наши демоны друг к другу тянутся. И снова понимаю, не похоть это, точнее, далеко не только она.
Глава 11
Он куда-то ушел. Не слышала. Просто знала. Нутром чуяла. Меня накрыла пустота. Одиночество ощущалась остро. Надо бы радоваться, что палач оставил в покое. А я себе места не нахожу. Хожу от стены к стене, как загнанная дичь.
То происшествие в комнате, когда до его органа дотронулась сорвало какой-то стоп-кран. Задело неподконтрольные зоны. Мне понравилось его трогать. Нет, я одурела. Испытала экстаз. Смотреть, как его взгляд плывет от удовольствия. Когда он потерял контроль, дрожал в моих руках. Я хотела повторить и немедленно. Хотела большего. Сама не понимаю своих желаний. Но в тот момент я позволила бы ему все. Сама без идиотских условий. Просто потому, что так хочу.
Какой стыд. Я облизывала пальцы с его семенем. Кто бы мне сказал, что на такое способна рассмеялась бы в лицо. Дикость! Безумство! Нереально круто! Только это породило неутихающую боль. Она росла между ног, и разливалась по всему телу. Усиливал ощущения и его запах. Футболка создавала иллюзию присутствия. Не давала успокоиться, будоражила кровь.
Как я могу мечтать о похитителе. Думать, отдаться ему? Я ненормальная. Но даже сейчас на цепи, запертая в клетке, чувствую себя гораздо свободней, чем последние шесть лет. А ведь в детстве я была почти счастливой девочкой. Уношусь в то время. Пытаюсь сбить похоть и дурман таким способом. Напомнить себе я в клетке, и нельзя тянуться к палачу. Ведь судьба уже преподнесла мне урок.
Матери своей я никогда не знала. Словно и не было ее у меня. На вопросы о маме, папа всегда отвечал: «У тебя ее нет, и никогда не было!». Потом старался быстро перевести разговор на другую тему. Про мать в доме было не принято спрашивать. Прислуга, услышав мои вопросы, пугливо озирались по сторонам. Шикали на меня.