В молчании развязал мешок, в молчании ел, уткнув глаза и дергаясь при каждом шорохе. За деревьями сухо
стучало, трещали кусты.
- Вдруг дерутся сутками? - предположил Таргитай лениво.- Или по неделе? Из-за них не евши?.. Я поесть и поспать нигде не откажусь!
- Какой ты...
- А чего бояться? - пробормотал Таргитай равнодушно.- Они же для нас... как вон те ветки. Никакие.
- Это ты - как ветка,- пробормотал Олег.- А лешие - древнейшее племя. Боги создали их раньше нас. Только они чем-то прогневили богов. Не
выполнили какого-то важного предначертания. Сбились с пути, что ли?
- Если сбились с пути, разве виноваты?
- Дорогу выбираем сами! А среди богов сами ищем того, кому нас вести.
Таргитай приподнялся, всматриваясь, но лешие исчезли. За кустами еще слышался удаляющийся треск, стук, щелканье.
- Сколько им лет?
- Живут дольше, чем самые старые деревья. Они другие, Тарх! Это меня пугает. Мы живем общиной, они - каждый по себе. Они на другой день уже
не помнят, что было вчера, а мы храним память не только свою, но и дедов-прадедов, пересказываем, вычерчиваем на бересте черты и резы, учимся не
только на своей дури, но и на чужой. Поэтому мы хоть на маковое зернышко умнее пращуров, что бы нам ни вещали захмелевшие старики о великом уме
предков! А эти древние всегда такие, как и тысячи лет назад...
Таргитай долго смотрел вслед лешим. Наконец его глаза отыскали молодого волхва:
- Эх, мне бы понять, почему отвернулись боги.
Олег перестал жевать. По его лицу читалось, что скорее валежина, на которой сидит Таргитай, поймет что-то умное, чем самый ленивый из Народа.
Таргитай закончил едва слышно:
- А потом придумать, что делать, чтобы боги не отвернулись и от нас.
Челюсти Олега двигались все медленнее, будто жевал смолу. Таргитай лежал бездумно, вольно разметав руки. Чащи не боялся, но лучше идти, чем
бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, а лучше всего лежать, закрыв глаза, а душа тем временем странствует, дерется, двигает
горами, ловит беров, спасает берегинь, придумывает ответы на самые трудные вопросы...
Над головой хрипло орали невидимые за листьями птицы. Олег часто вздрагивал, ронял ломоть, а потом долго и подозрительно осматривал его,
тяжело вздыхал, очищая от крохотных соринок. Таргитай поерзал, устраиваясь поудобнее, вытащил из-за пазухи сопилку. Когда стучали в окно, он
цапнул ее, спрятал. Докучала, когда перли через Лес, но берег как зеницу ока - последняя! Другие побили дед и мать, охотники, Боромир...
Олег вскочил в страхе: Таргитай дудит прямо над ухом.
- Перестань! Услышат звери, со всего Леса соберутся. С косточками сожрут.
- Но я так давно не играл...
- Я тебе не девка!
- Я ж не только им. Себе играю. Деревьям, речке, облакам...
Олег едва не ронял пену от великой ярости, и Таргитай с великой неохотой сунул дудочку за пазуху. Олег пугливо крутил головой, вытягивал шею,
и Таргитай заставил себя подняться, вдел руки в лямки заплечного мешка.
- Тогда пойдем, трус.
Олег послушно поднялся, пошел след в след, едва не тыкаясь в спину Таргитая.
- Надо идти, Таргитай. Все время.
За Серолесьем потянулись деревья Темного Леса. Гнили и мертвечины прибавилось, воздух из сырого и затхлого стал мокрым, тяжелым, как грех.
Деревья теснились враждебные, подстерегающие, а засохшие прикидывались живыми.