Останься все равно, говорит медсестра.
Ло была странноватым ребенком; ее поведение было чуждо Би, а детство лишено волшебства нежданных открытий. Би бежала в мир без оглядки, а Ло и шагу не могла ступить, не имея за спиной точки возврата. Шестилетней она просыпалась по ночам и плакала из-за промокших, описанных простыней. Она шла с этим не к родителям, а к Би и выглядела такой жалкой, что Би не могла на нее злиться.
«Мне приснился кошмар», выпаливала Ло на одном дыхании, в следующую же секунду умоляя сестру не рассказывать никому о случившемся. У Би не хватало духу сказать, что родители знают: кто, как не они, занимаются стиркой? Сестры меняли вместе белье, Ло подмывалась, и Би укладывала ее в постель. Она безуспешно пыталась докопаться до того, что так сильно пугает сестру. Как-то, лежа в чистой постели, Ло посмотрела на Би расширенными от страха глазами и спросила, боится ли она непознанного того, что может случиться с ней. Би ответила: «Нет». Она верит лишь в то, что видит и знает.
Ло хочет быть писательницей. Би терзает мысль, что у сестры, возможно, никогда не будет шанса поделиться с другими своими историями.
* * *
Би медленно, нетвердыми шагами идет в безлюдную больничную часовню. Придавленная горем, падает перед алтарем и крестом и рыдает.
Я сделаю все что угодно, твердит она в пол. Все что угодно.
Она лежит, залитая слезами. Глаза воспалены, кожа вокруг губ и носа саднит.
Боже, шепчет Би снова и снова, снова и снова. Боже, я сделаю все что угодно. Пожалуйста, Боже
И Он приходит.
Часть 1
Сентябрь, 2017
Я просыпаюсь с чувством приближения бури. Ощущаю ее не в воздухе, а своими ноющими косточками. Сквозь занавески пробивается солнечный свет. Посоветуй я кому-нибудь взять с собой зонт, меня посчитают безумной, поскольку, раздвинув шторы, я не вижу на небе ни облачка. Но тело никогда не лжет, и дождь начинается, как только я доезжаю до вокзала.
Черт!
Я медленно поднимаю взгляд от колен и разжимаю кулаки. Водитель такси наклоняется вперед, всматриваясь через лобовое стекло в свинцовую завесу над головой. Я достаю из кошелька несколько банкнот, отдаю их таксисту и выхожу из машины. На кожу падают холодные капли. Секунды спустя дождь переходит в настоящий ливень, но я, не успев промокнуть, заскакиваю в автоматические двери здания вокзала и уже там оборачиваюсь посмотреть на менее везучих людей, разбегающихся в поисках укрытия.
Чтоб тебя, бормочет ввалившаяся чуть погодя промокшая насквозь женщина. Она тащит за собой двух несчастных малышей, мальчика и девочку. Мальчонка плачет.
Я смотрю на электронное табло на стене. Поезд придет через десять минут, без задержек. Я испытываю облегчение, никак не связанное со своевременным отбытием со станции. Закрыв глаза, представляю постель, из которой с трудом вытащила свое ноющее тело, и скомканные на ней простыни, ждущие меня.
Поворачиваюсь и натыкаюсь на каменную грудь мужчины. Или парня. Затрудняюсь определить его возраст. Он может быть как старше, так и младше меня. Парень смотрит мне в лицо, и его глаза слегка расширяются.
Я знаю тебя? спрашивает он.
На его бледном лице лихорадочно краснеют щеки. Под карими глазами пролегли темные круги, словно он давно забыл, что такое сон. На голове сальная шевелюра из черных завитков. И сам он ужасно худой. Я никогда не видела его раньше, и мне все меньше нравится упертый в меня взгляд, поэтому я обхожу парня, ничего не отвечая. Ошибся, и ладно.
Я знаю тебя, бросает он мне в спину.
Я присоединяюсь к собравшейся на платформе толпе. Ненавижу предпосадочную сутолоку, нетерпеливых людей, пренебрегающих сидячими местами, предназначенными для ожидания. Дерганые пассажиры окружают меня со всех сторон, задевают плечами и локтями. Я сжимаю губы, прикрываю веки и потираю друг о друга ладони. «Обожаю» терять выходной ради посещения врача и постановки бестолкового ежегодного диагноза: «еще трепыхается».
Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее[2]
Я несколько ошарашена странностью слов и нежеланной близостью Того, чьим голосом они произнесены. Открыв глаза, смотрю, не слышали ли их рядом стоящие. Если и слышали, то, в отличие от меня, не обратили на сказанное внимания, их взгляды устремлены на железнодорожные пути. Я решаю последовать их примеру и игнорирую неприятное присутствие за спиной, пока не получаю в нее тычок и не слышу те же слова еще ближе.
Кто потеряет душу свою ради Меня
Я поворачиваюсь к парню лицом.
Слушай, свалил бы ты
Ты Ло! отвечает он.
Потрясенно замолкаю. В его глазах ни малейшего сомнения, он уверен во мне больше, чем я сама в себе. Не успеваю спросить его, откуда он знает мое имя и где мог его слышать, так как он снова открывает рот. Его голос тонет в грохоте прибывающего поезда, но я читаю слова по губам: «обретет ее» Парень хватает меня за плечо, отодвигает в сторону и проталкивается между недовольными пассажирами, стоящими между ним и краем платформы. Между краем платформы и
Эй! зову я его. Эй!
Он спрыгивает прямо на рельсы. Только тогда все наконец замечают его и ждут, что он сделает дальше.
Еще есть время! кричит кто-то.
«Еще есть время». Порой нужно оказаться на волосок от смерти, чтобы почувствовать себя живым, ведь именно в такие мгновения хочется жить как никогда. Но чаще всего происходит другое: ты ложишься на рельсы, и на тебя едет поезд.
Парень, дрожа, поднимает голову, чтобы убедиться в его приближении.
В груди гулко колотится сердце. Отвернувшись, я с трудом протискиваюсь сквозь стену человеческих тел. Но только выхожу из толпы, как меня поглощает хлынувшая на перрон волна зевак.
Один из них кричит:
Не делай этого!
Поздно.
Октябрь, 2017
Вот уже как год я отвечаю на звонки и электронные письма Пола Тиндейла, составляю график деловых встреч Пола Тиндейла и подаю кофе Полу Тиндейлу. Лорен напоминает мне об этом (словно я сама могла забыть), стоит мне переступить порог «СВО» как обычно, в восемь утра, с пакетами наперевес. Я красиво раскладываю бублики, круассаны и пончики на кухонной стойке, и Лорен тут же цепляет плюшку из самого центра, разрушая всю композицию. Она, как всегда, безупречна: черные волосы стянуты в небрежный пучок; на лице стильные большие очки в черной оправе; помада ее излюбленного вишневого цвета идеально оттеняет смуглую кожу.
С годовщиной, новичок, бросает Лорен, аккуратно откусывает сдобу и отчаливает с кухни.
Слышны низкие раскаты грома предшественники бури.
Я беру шоколадный круассан и иду к столу, стоящему в углу возле кабинета Пола. По пути миную рабочую зону с перегородками. Кабинки пока пустуют, но через час офис наполнят нестройные звуки: стук клавиш и шуточки. Тут тесновато, но шеф эффективно использует маленькое пространство, ограничиваясь небольшим штатом сотрудников. Два года назад Пол основал журнал на свои кровные, желая публиковать в нем «радикальную точку зрения и свежие дерзкие идеи». С тех пор и платит за него из своего кармана. Надеется, что его нестандартный подход укоренение за пределами Нью-Йорка и продвижение премиум-контента в конечном счете окупится и журнал возьмет под свое крыло нью-йоркское издательство, которое позволит Полу и дальше выражать свое виˆдение. Пока же мы оперяемся, предвкушая будущий взлет. И мне радостно, что я буду участвовать в этом.
Я залогиниваюсь на компьютере и просматриваю гугл-календарь. У Пола назначена встреча в обед, с кем не указано. После этого две телеконференции с потенциальными спонсорами.
Звонит телефон на столе. Я снимаю трубку.
«СВО». Приемная Пола Тиндейла.
В ответ двадцатисекундное молчание, прерываемое звуком дыхания.