А чем занимаешься тогда?
Свят глотнул ещё пивка.
Слышал такое слово: революция?
Слышал. А ты из этих, значит, революционов?
Свят гордо кивнул и подставил стаканчик для новой дозы.
Я тебе сейчас объясню всю систему. Вот ты, например, простой ребёнок
Это кто ребёнок, ты, б начал было возмущаться младший, но собрат быстро его успокоил, отпустив подзатыльник. Свят сделал вид, что не заметил пикировки и продолжил:
А уже понимаешь мерзкую суть вещей, когда всё товар и чувства, и слова, и отношения, и ты товар, причём дешёвый, и жизнь твоя один длинный базарный день. Продаёшь, покупаешь, и не осталось ничего свободного от ярлыка с ценой. Ни еды, ни сна, ни любви, одно потребление. Вот с этим я и борюсь.
Парни уважительно покивали и предложили тост: "чтоб всё ништяк". Свят с удовольствием поддержал ему тоже хотелось, чтобы всё было хорошо.
Ещё около часа Свят втолковывал ребятам особенности современной революционной борьбы, потом они взяли ещё пива и пошли к нему домой. Мальчишки слушали с неподдельным интересом, а старший товарищ не уставал делится с ними знанием о сути вещей.
Свят радовался, что ему удалось найти столь благодарных слушателей. "Пусть и дети вроде, думал он между делом, но их глаза разгораются всё ярче, а там, глядишь, и откажутся от маргинального образа жизни, перестанут пить, курить, сквернословить, обрастут мужеством, да и посвятят себя делу революции, а хотя бы и просто честными людьми будут."
Когда они подошли к дверям квартиры, Свят был уже довольно пьян и младшому приходилось подпирать его сзади, чтобы не допустить падения. На липком от пыли столе они продолжили братскую попойку.
Мужество, пацаны, мужества не достаёт нам всем, а вы, вы смогёте! говорил Свят. А знаете, почему?
Юные выпивохи послушно помотали головами.
Потому что вы реальные! сказал он и махнул ещё стакан, после чего уронил голову на стол.
Ему снилась площадь, полная сильных и свободных людей, радостных друг другу и самим себе, молодых душой, а кое-кто и телом, и все они, как праздник, встречают приход нового времени, как родные, обнимаются, целуются, бодро вскрикивают что-то победное и поют, зная, что теперь не будет никакого угнетения, ни жмёт нужда и не давит обязанность, не осталось ни одного лишнего и неприспособленного человека, даже парень в красных штанах хлопает себя в восхищении перед стремительным торжеством правды, а среди этого воодушевлённого люда деловито стоит деревянная сцена, а на ней два столба, соединённых длинной перекладиной, прогнувшейся от тяжести подвешенных на ней тел.
Когда Свят проснулся, в окно кухни лупило утреннее солнце. Он припомнил вчерашний день и своё стремительное погружение в темноту на глазах у подростков, от этого стало даже дурнее. Свят прошёлся по квартире вчерашних друзей в ней не было, равно как не было и телевизора, компьютера, пальто, и, как выяснилось чуть позже, его расчёта.
Тетрадь, которую Свят носил с собой, чтобы не упустить момент вдохновения, исчезла вместе с пальто, а потому он продолжил конспект прямо на стене комнаты:
"Злостная обязанность выживать в дорожающем мире вынуждает даже кристальных душою людей поддаваться бессовестным поступкам. Не их вина, что механизм купли-продажи настроен на безостановочное движение вещей из рук в руки, а любой, опускающий их или вовсе их не имеющий, будучи неспособным перехватить очередной товар, вынужден отойти в сторону, без надежды на маломальский уют и кусочек хлеба. Но наша задача в этот раз держать руки высоко поднятыми над этим движением, с готовностью решительно и сокрушающе опустить их на головные части этого механизма".
7.
Однажды, уже почти зимним утром, в квартиру Свята требовательно постучали. Свят вскочил с кровати, натянул штаны и побежал открывать, предчувствуя общение с человеческим существом, скорее всего случайным. Но гости оказались совсем не случайными, а вполне намеренно добивавшимися свидания с хозяином квартиры человек в синей форме, человек в серой форме и человек без всякой формы, но с печатью высокой власти на теле, то есть пристав, участковый и старшая по дому. Не став ждать приглашения, все трое прошли внутрь, задвинув смущённого Свята в угол прихожей.
Пристав прошёл на кухню, сел за стол, достал из папки листок и начал писать, участковый сел на диван, отчего тот пронзительно вскрипел, а старшая по дому осталась стоять в дверях, упёрши руки в боки и ненавистно глядя на Свята.
Свят Андреевич Васильев? с сомнением спросил пристав.
Да, тихо произнёс Свят.
Пристав уточнил адрес и Свят так же тихо его подтвердил.
Работаете?
Как раз недавно Николай Антонович устроил его себе в сменщики, так как Свят остался без всякого содержания, а потому был вынужден вернуться в мерзкую систему купли-продажи рабоче-сторожичей силы. Получки хватало только на скудное питание, передвигаться по городу и то приходилось чаще пешком. Ненависть к капитализму крепла с каждым днём.
Да. ответил Свят.
Значит, так. Ваш долг по коммунальным услугам превысил допустимые пределы, и жилищная компания обратилась в суд по поводу вашего выселения с жилплощади. На суд вы не явились и не предоставили никаких документов о своём доходе. Суд принял решение о выселении. Вам было предписано освободить жилплощадь в течение двух недель. Вы этого не сделали, поэтому выселение произойдёт с привлечением органов правопорядка. Ну, а так как вы трудоустроены, то это решение обжаловать уже никак не получится. Понимаете меня, Свет Андреевич?
Бывший хозяин жилплощади стоял в совершенной растерянности, боясь взглянуть на присутствующих. Участковый, закончив читать надпись на стене, с настороженным вниманием обратился лицом к участникам дискуссии.
Я ничего не знаю о долгах, и о суде проговорил Свят.
Не надо рассказывать, будто вы не знаете, что за удобства надо платить. Электроэнергия, газопровод, холодное и горячее водоснабжение, содержание жилья, капитальный ремонт, домофон, антенна всё это не даром даётся, и вам прекрасно об этом известно. Извещения суда тоже наверняка приходили почта сейчас хорошо работает.
Наверное, мальчишки повытаскали, сказала старшая по дому. Забав у них немного, вот и пиздят из ящиков.
Решения суда это не отменяет, мрачно сказал пристав. Освобождайте хату
И вот Свят снова бредёт по городу с пакетом в руке, а в душе его холодно и муторно, может от того, что система в очередной раз показала всю свою силу угнетения, а может, оттого, что на улице ноябрь, а Свят в старой куртке. Вскоре он устал, и остановился перевести дух у ярко-красного здания супермаркета.
Он с любовью прислонился к стене продмага, догадываясь, какое изобилие скрывается за ней, и вспомнил свои тёплые деньки в пробочной конторе как он ни черта не производил, а только произносил привычные фразы по телефону, да болтал с тётками в кабинете, при этом был сыт и тепло одет, и как положил он всё это благополучие на алтарь доблестной борьбы за ровно то же самое, но для всех.
И эта мысль внезапно оказалась избыточно согревающей, да так, что Свят выпрямился и сделал несколько неровных шагов туда-сюда. Он осмыслил свой подлинный героизм и даже взмахнул кулаком, угрожая буржуазному образу жизни. Его поразила глубина и живая мощь того подвига, на который он решился, и который, несомненно, должен так же вдохновить остальную массу людей, забитых, разуверившихся, но готовых пробудиться при виде столь лучезарного пророка новой, справедливой эры.
Свят встал у входа в супермаркет и возвестил:
Люди! Перемены, которых вы ждёте, не произойдут без вашего содействия! Встрепенитесь! Отриньте то рабское, что навешала на вас неправедная власть! Сломайте порочный круг потребления и подавления друг друга!