Павел Янович, к удивлению для себя, даже обрадовался этой возможности в очередной раз отложить разговор. Он знал, что Наташа ни за что не будет заниматься делами, возможно, даже говорить об этом не станет, но всё же надеялся а вдруг?! Эту последнюю надежду он терять не хотел, поэтому сразу встал и шагнул к двери.
Я сейчас. Ты поспи, поспи, сказал он и вышел из комнаты.
Наташа, лениво потянувшись, повернулась на живот, посмотрела на часы и уронила голову в подушку.
***
Пройдя за отцом в центральную часть дома, где в небольшом холле находился кабинет Павла Яновича, Анатолий повернул к парадной лестнице вниз.
Я в город, сказал он.
Надеюсь, на встречу с Катей? без всякой надежды спросил Павел Янович.
Нет, на ходу ответил Анатолий.
Тогда зачем?
Анатолий притормозил у лестницы. Он не мог игнорировать волю отца, но откровенное давление, упреки и придирки на каждом шагу терпеть не хотел.
Пап, что за вопрос? едва скрывая возмущение, спросил он.
Павел Янович вздохнул и недовольно сжал губы.
Передай генералу, пусть Нет, пусть ждет, я спущусь, сказал он и зашел в кабинет.
***
Оторвав голову от подушки, Наташа посмотрела на часы. «Поеду», решила она и поднялась с кровати. Взглянув на себя в зеркало, Наташа отряхнулась, оправилась и, прихватив сумочку, вышла в коридор.
Перспектива долгого разговора с отцом её не грела. Вся его жизнь, дела, заботы всё это было для неё невыносимо скучно. Она хотела бы сейчас спуститься, тихо, незаметно сесть в машину и уехать. Но так нельзя не простит, надо обязательно попрощаться отцом. Она подошла к двери его кабинета и заглянула внутрь.
Пап! позвала Наташа, и чуть шире открыла дверь. Папа!
Свет из коридора узкой полосой проходил по холодному пространству кабинета, цепляя приоткрытую дверку шкаф-сейфа с ключами в замке. В детстве ей всегда хотелось заглянуть в этот волшебный шкаф, но отец никогда не оставлял его открытым.
Наташа с легким волнением подошла к сейфу. За массивной дверкой беспорядочно, словно мусор, толстым слоем лежали пачки купюр.
Вообще-то Наташа пренебрежительно даже с презрением относилась к деньгам, но её рука сама потянулась к свежим ещё пахнущим типографской краской купюрам. От прикосновения к чудотворной бумаге в груди что-то ёкнуло, Наташа одернула руку и оглянулась на дверь.
Тишина. Большой кабинет, огромный дом, и ни единого звука Наташа усмехнулась, спокойно взяла пачку пятитысячных и положила в свою сумочку, взяла ещё одну и ещё, и вдруг представила фигуру отца в проеме дверей.
От этой мысли сердце опять сжалось, забилось, затрепетало, дрожь пробежала по телу и перешла к рукам. Отец смотрел на свою любимую дочь, которая, как последняя воровка Но зачем?! Зачем?! Он же никогда и ни в чём ей не отказывал!
Наташа повернула голову в дверях никого и тишина. Она быстро сунула пачку в сумку, затем ещё одну, ещё, потом ещё и ещё
***
В это время на придомовой парковке Павел Янович беседовал с генералом полиции по фамилии Зубов. Генерал был действительно зубастый, с цепким сверлящим взглядом и довольно крутым нравом.
Выслушав генерала, Павел Янович холодно, как ноту протеста, вручил ему кожаную папку с документами.
Плохо генерал, в общем, плохо, подытожил Павел Янович. Если это перейдет в политическую плоскость в общем, я недоволен.
Дело сделано, сказал генерал, а в общем, Захар докладывал, что всё согласовано, в общем.
Согласовано с кем?
С Толей.
Захар с Толей уже, как фабрика глупостей! Меня до суда довели. Это как? Вы не охренели?
Павел, я не понял, что за тон? опешил генерал.
Тон?! Вы что там думаете, со мной уже так можно? Может, думаете, что Павел Янович завтра с сухарями на зону пойдет? Или решили, что я всё, вот-вот и в ящик? Не дождетесь! угрожающе предупредил Павел Янович и решительно направился к дому, каждым шагом утверждая, что он ещё в силе.
Генерал Зубов, раздраженный таким поворотом его, генерала, как мальчишку за плохой ответ у доски и кто этот «Да, как бы партнер, да, но мы-то знаем и если что, можем и не посмотреть, вот тогда и посмотрим», негодовал он, выезжая за ворота усадьбы.
Павел Янович подошел к дому и, открыв дверь, столкнулся с Наташей.
Ты куда? спросил он.
Я поеду я, сказала Наташа, обходя отца боком.
Наташа, ты Что-то не так?
С дочерью он всегда как-то таял, добрел, становился нежным, как никогда и ни с кем. Она об этом знала и была благодарна, и пользовалась.
Поеду, поздно уже виновато сказала Наташа и попятилась к машине, задвигая за спину набитую деньгами сумочку.
Завтра суд, я хочу, чтобы все были.
Да, конечно, увидимся! сказала Наташа и прыгнула в машину.
Павел Янович стоял на крыльце огромного дома и с грустью смотрел, как за «Мерседесом» его дочери смыкаются массивные шторы автоматических ворот. «Разъехались, подумал Павел Янович, все разъехались». Он тяжело вздохнул и медленно побрел к двери.
Словно чувствуя чей-то чужой, холодный, и пристальный взгляд, Павел Янович остановился, чуть помедлил и обернулся. Сквозь дрожащие листья осины на него равнодушно смотрела луна. Легкий ветерок, предвещая ночную прохладу, бодро пробежал по седым волосам и стих. Павел Янович снова тяжело вздохнул, опустил голову, затем открыл дверь, переступил порог и зашел в дом.
***
Глубоко за полночь Анна, молодая жена Павла Яновича, в безупречно белой ночной сорочке, как не приходящее в сознание приведение, покачиваясь по коридору, остановилась у распахнутых дверей кабинета.
В лунном свете у большого панорамного окна, неподвижно и одиноко стоял Павел Янович. На нем был домашний халат и тапки. Он стоял и тоскливо смотрел на ночное небесное тело. Струйка дыма от толстой сигары, вибрируя, тянулась к потолку.
Анна подошла к винному столику, щедро плеснула коньяк в большой бокал для виски и мутнеющим взглядом уткнулась в луну.
Опустел дом, не обращая внимания на Анну, произнес Павел Янович. Пусто, сказал он.
Анна подошла к мужу, не отрывая взгляд от луны, глотнула коньяк и угловатым движением протянула бокал Павлу Яновичу.
Хочешь? спросила она.
Павел Янович глубоко затянулся и выдохнул густое облако табачного дыма.
«Не надо было доверять ему слишком много, подумал он. Справедливости захотел? Справедливо было бы уволить тебя без выходного пособия ещё тогда Почему ты так повелся? Я же тебя ценил, холил, лелеял А теперь ты покойник и всем на тебя плевать. Видимо, ты так и не понял, что в этой жизни всем на всех плевать, всем и на всех. Вот и на меня»
Всем плевать, будто подводя итог, вслух сказал Павел Янович, словно отбросил последнюю костяшку на старых счётах.
Вот только в доход или расход? Раньше это «плевать» приносило доход, а теперь щемит в груди. Завтра суд. Плевать ему на этот суд, там всё решено. А здесь? Он невольно поводил ладонью в области сердца. Вроде не болит, а болит. Давление, пульс всё в норме, но Павел Янович тяжело вздохнул и затянулся.
Привычно незамеченная мужем, Анна бесшумной поступью, как невесомый призрак, растворилась, прихватив с собой бутылку коньяка.
Павел Янович стоял в холодном свете луны у большого панорамного окна. Струйка дыма от толстой сигары, вибрируя, тянулась к потолку.
Глава 2
После утренней планерки (или чего-то в этом роде) сотрудники Центрального аппарата специальной службы при администрации, выходя из кабинета директора, расходились по рабочим местам.
Начальник интегрального управления по борьбе, лысеющий полковник Яков Заринский, подойдя к своему кабинету, оглянулся на проходящих мимо него офицеров, поймал взглядом своего помощника и кивнул головой, что означало «Зайди!»
Егор тоже полковник, ему тридцать пять лет, Яков Заринский был старше, ему пятьдесят.
Полковники вошли в кабинет.