Увидел черные боксеры, натянул брезгливо и «Ролекс» свой взял. Девять уже. Блядь! Я же Нику обещал в школу отвезти. Блядь. Блядь! Я опоздал. Везде опоздал.
Брюки молниеносно натянул и рубашку на плечи набросил, когда звук шагов резанул слух. Я замер тревожно, представил, что сейчас Катя сюда войдет: ошеломленным взглядом кровать осмотрит и на мне бархатные темные глаза остановит, а в них презрение. Одно презрение отныне.
На пороге, естественно, появилась Вика. Свежая, ухоженная. Она улыбалась, протягивая ко мне руки.
Вадик мягко мурлыкнула.
Блядь, да какой я к черту «Вадик»?! Бесит жутко это умилительно-ласкательное. Я постарался не грубо поймать ее запястья, чтобы не дать обнять меня и в свой омут затянуть.
Я опаздываю уже, сухо проговорил и рубашку в брюки заправил. Дочери обещал в школу отвезти. В щеку клюнул и пиджак схватил. Я позвоню.
В лифте Катю набрал, но она не отвечала. Каждый следующий гудок тревожной тяжестью в груди отзывался.
Возьми трубку, Мальвина моя, молил, машину с парковки выгоняя. Когда отчаялся, водителя набрал: Миш, здорова. Ты Нику в школу отвозил сегодня?
Нет, Вадим Александрович, Екатерина Алексеевна позвонила и сказала, что сама.
Ясно. Ладно, жди у Евразии, скоро буду.
Я летел домой похлеще гонщика Спиди, гонимый дурным предчувствием. Я не знал, какой разговор у нас с Катей выйдет, но об этой ночи она узнать не должна. Категорически просто. Я ошибся. Господи, как же я ошибся. Оступился, но со всеми же бывает, да? Но Катя предательства не простит: узнает и конец всему придет.
Я припарковался напротив подъезда, что на Малой Бронной просто противозаконно. Перекрыл проезд не хило, но мне спешить нужно. Взлетел на двенадцатый этаж и дверь открыл. Катя дома я ощутил ее присутствие, еще до того, как саму увидел. Собранная, деловая, красивая и родная до безумия. Даже в брючном строгом костюме выглядела женственной и прекрасной.
Остыла? поинтересовался нарочито небрежно, будто не было прошедшей ночи. Словно я дома ночевал.
Я ждала адвокатов, а не тебя.
Она тоже была поразительно спокойна.
Кать, ну какие адвокаты? Давай поговорим без нервов.
Без нервов мы вчера говорили, холодно улыбнулась она. Чужой, незнакомой мне улыбкой. Ты ушел из дома, Вадим. Или не помнишь?
Ты чемодан передо мной поставила! выдержка изменила мне. И Ника дома была, или при ней нужно было уговаривать тебя и на колени падать?!
Я дала тебе выбор, Полонский, и ты ушел! ее спокойствие испарилось тут же.
Блядь, Катя, ты через рот желания свои можешь озвучивать?! Я не обязан угадывать, чего ты хочешь, а мысли читать не умею!
Где ты ночевал? спросила вдруг очень тихо. Это испугало больше, чем диалог на повышенных. Затишье бури предвестник.
Я смутился, взгляд отводя, и буркнул:
В отеле. Меня жена из дома вежливо убраться попросила.
Мной была выбрана тактика отрицания, потому что слишком хорошо знаю Мальвину свою. Если уверится в измене, ни за что не простит.
Катя резко голову вскинула, остро меня изучая, и с неожиданной силой в грудь толкнула.
Что ты врешь мне! и еще раз ударила. От тебя за метр блядством несет! Ты воняешь бабой! и всхлипнула натужно. Тебя Ника до последнего ждала, а ты трахал кого-то, ублюдок!
Я схватил ее за руки, зафиксировал, пока ногти в ход не пошли. Одна уже постаралась пометить меня, не хватало еще с рожей исцарапанной людям показаться. Я в принципе не терплю рукоприкладства вне ринга и другим не рекомендую.
Прекрати истерику. Я никогда тебе не изменял.
Лжец, гребаный лжец.
Никогда? Катя затихла, затем мягко высвободилась и ладонями нежно мое лицо обхватила. Смотрела пристально, в душе моей читала. Я не выдержал ее взгляда пронзительного, проникновенного, первым отвел глаза. Она коротко, зло хохотнула.
Все с тобой ясно, Полонский, и резко отшатнулась от меня. Ты свой выбор сделал, и демонстративно брезгливо руки вытерла о светлую ткань кашемирового костюма. Уходи.
Из моего дома меня же выгоняешь? предостерегающе мягко спросил, проходя в обуви в свою гостиную, зная, что Катю бесит эта привычка.
Отлично, она кивнула согласно, тогда мы уйдем.
Никуда ты не уйдешь. Это наш дом, наша дочь, я пружинисто поднялся с дивана, на который упасть успел, ноги забросив на винтажный журнальный столик, доставленный прямиком из Италии (нельзя с ним так, нельзя, а я делал, потому что мог!), и наступал на нее. А ты моя жена, рядом остановился и за плечи Катю схватил, сжал крепко. Я не отпущу тебя, не дам развод. Я люблю тебя, Катя. Понимаешь, люблю! Нужна ты мне!
Это звучало ни как признание или даже извинение, как факт, с которым ей смириться придется.
Не смей! Катя дернула плечом. Мне противно рядом с тобой стоять. Проваливай туда, где ночь провел! ее голос набирал обороты, звеня от первобытной ярости.
Я схватил жену, к себе прижал, характерный треск ткани оглушительно громко в гостиной, наполненной хриплым дыханием и борьбой, прозвучал. Я крутанул Катю в объятиях и грудь удивительной правильной формы, обрамленную французским кружевом в прорехе увидел. Потянулся жадно, сосок розовый сжал, не обращая внимания на протесты.
Ненавижу тебя! Не смей! Предатель, мерзавец!
Я схватил ее за лицо, чтобы дергаться перестала. В рот язык пропихнул, хотел не слышать злых слов и правдивых обвинений. Хотел, чтобы любила и наслаждалась моей близостью, как еще день назад, когда руку мою трепетно сжимала.
Блядь, больно! выругался, когда рот металлическим вкусом крови наполнился. Катя прокусила мне губу и отбежала, прикрываясь руками. От меня, мужа законного, закрываясь!
Черт, Катя, десять лет похереть из глупости?! Из-за одной ошибки?! Не будь дурой!
Это ты похерел наш брак, скотина!
Бля, резкая она, пиздец! Ни одного слова без своего едкого внимания не оставит! И меня нести по жести начало.
Я не имел в виду, что ты глупая, попытался сбавить обороты. И снова к ней приблизился, не для того, чтобы нахрапом взять, а лаской убедить.
Кого ты трахал вчера, Вадим? Кого?! нет, завелась Катя, не сбить больше градус, а мне духу не хватило в цвет признать свой косяк.
Забудь. Это все неважно, буркнул, устало переносицу почесав.
Забыть? Просто забыть?! ахнула она, затем горько проговорила: Я всегда знала, что ты жесток по сути своей, но не думала, что меня снова это коснется.
В смысле снова? я тоже на взводе был, как самый чувствительный курок: перышко погладит и крючок дернет, разрывную пулю выпуская. Я типа мужем хреновым был?! Да я все для них с Никой делал! На руках, сука, носил. Тебе жилось со мной плохо?
Убирайся, устало обронила она. Не нужен ты мне больше.
Не нужен, значит? меня разрывало от гнева. Так легко отказывается от меня! А Катерина Алексеевна сама-то любит? Или ее ебучая гордость и бесячие принципы важнее?! Завтра позовешь, не вернусь уже, понимаешь это?
Мне твоя рожа эгоистичная за эти десять минут опротивила, буквально выплюнула. Тошнит от тебя.
Ну и хер с тобой! я развернулся и громко дверью хлопнул, отсекая себя от нее. Хочет развод, будет ей развод!
Катя
Я упала на пол и зарыдала: с болью, страданием, следами зубов на кулаках и разодранным в кровь губами. Я оплакивала свою долю и отпускала любовь. К нему, единственному и неповторимому, моему первому мужчине, моей жизни и моей смерти. Я больше никогда не буду прежней. Не буду Мальвиной, а он моим Димом. Катастрофически сложно принять это, но какие варианты? Это только в фильмах и книгах о любви герой никогда не предаст, а если случится, то молить о прощении будет. А в жизни мужчина никакой не герой: он приходит домой, пропахшим сексом и развратом. Он требует любить его, каков есть, и не обещает, что такое не повторится. Я не приму таких условий, это против законов семьи. Семьи и брака, привитых мне родителями! Я лучше отрежу половину сердца, чем позволю ему всему покрыться густой пеленой равнодушного принятия, зачерстветь и ничего не чувствовать.