Задавая этот вопрос, Михаил сделал эффектный жест правой рукой. От него так веяло самодовольством, что становилось скучно еще до того, как он открывал рот. Одно хорошо: такого рода речи легко переходили у Сони в фоновый режим. Под его самозабвенный монолог про национальную экономическую модель она потихоньку разглядывала людей за соседним столиком. Вернее, не всех людей, а только ту даму в пиджаке, похожем на лоскутное одеяло, которая сразу обратила на себя ее внимание. То есть не саму даму она разглядывала, а как раз ее пиджак. Соня поняла наконец, что именно он, а не внешность его хозяйки, показался ей знакомым. Точно такой пиджак был когда-то у бабушки, ей сшила его Тамара Санчес, которая, бабушка говорила, была очень известна в московской театральной и богемной среде. С тех пор прошло, наверное, лет пятьдесят, а пиджак, надо же, у кого-то сохранился и до сих пор выглядит так же богемно.
Отвлекшись от пиджака, Соня услышала, что Михаил все еще рассказывает о национальных стратегиях.
Не буду вам мешать, сказала она, вставая.
Вы совсем не мешаете! воскликнул Михаил. Оставайтесь, Соня. Или, может, куда-нибудь перейдем? В ресторан, а? В благословенные советские времена это называлось выпивать с пересадками. Тогда я вас в Домжур пригласил бы или в Дом литераторов. В ресторан ВТО тоже можно было бы, а сейчас
Спасибо, сказала Соня. Но я спешу, к сожалению.
Борис догнал ее, когда она шла по Пречистенке. Передачу записывали поздним вечером администратор объяснил, что это необходимо для правильного света в стеклянном атриуме, и теперь было уже совсем темно. Шел дождь, мокрые деревья на бульваре, мокрый асфальт, витрины все блестело в уличных огнях таинственно и радостно.
Борис с Соней стояли посреди бульвара, и раскрытые зонтики держали их в отдалении друг от друга.
Извините, что задерживаю вас, сказал он.
Вы меня совсем не задерживаете, возразила она.
Вы же сказали, что торопитесь.
Меня тяготило общество Михаила, и я солгала.
Это ложь во спасение.
Чье?
Ваше. Мишка мой одноклассник. От получаса общения с ним голова потом весь день болит. Трудно выдержать столько человеческой глупости на единицу времени. Да и незачем выдерживать.
Он ведь экономист? спросила Соня.
Очень условно. При Сталине был порядок и прочее в этом духе. Социализм, вторая попытка. На этот раз надеется пристроиться поближе к корыту, в прошлый раз по молодости не успел.
Зачем же его приглашают на эту передачу? удивилась Соня.
Плюрализм мнений, усмехнулся Борис. Они, когда придут к власти, нас никуда приглашать не будут. Это еще в лучшем случае.
Вы какие-то ужасные вещи говорите. Она поежилась. Никуда не пустят, расстреливать будут
Но догнал я вас не для этого. Свет фонарей тонул в сумраке его глаз. Вы ведь еще не устроились на работу?
Я собиралась, словно извиняясь, объяснила Соня. Думала в РГАЛИ пойти. Может, они меня помнят и возьмут. Но однокурсница сразу после диплома пригласила всю нашу группу в гости, она в Юрмале живет, потом еще какие-то летние дела В общем, еще не устроилась.
Тогда, может быть, пойдете ко мне?
К вам это куда?
В издательский дом.
А в какой? спросила Соня. И наконец призналась: Я ведь ни отчества вашего не расслышала, ни фамилии. Извините.
По отчеству не обязательно. Борис Шаховской.
Красивая фамилия.
Необъяснимое смущение, заставляющее говорить одни сплошные неловкости, охватило ее снова.
Обыкновенная.
Разве обыкновенная? Аристократическая.
Внешность у него точно была аристократическая: высокий лоб, узкая переносица, а главное, ум в глазах.
Такие маркеры давно не имеют отношения к действительности, усмехнулся Шаховской. Все это кончилось еще когда князь Голицын взялся обучать чекистов семейному секрету голицынской борьбы. Я обычный московский мальчик из хорошей еврейской семьи и окончил не Пажеский корпус, а пятьдесят седьмую школу. Если захотите у меня работать, звоните.
Он достал из кармана бумажник, из него визитную карточку, протянул Соне, она машинально взяла.
Кивнув на прощание, Шаховской пошел через бульвар к метро. Соня прочитала на карточке: «Издательский дом Шаховского. Шаховской Борис Семенович. Генеральный директор».
Глава 10
Алеся предупредила, что зайдет совсем рано, сразу после ночной смены, и буквально на минутку, так что Соня может прямо на пороге отдать ей котенка и ложиться спать снова.
Спать Соня, конечно, не собиралась, тем более что до работы ей оставалось всего два часа.
Позавтракаем, и я такси тебе вызову, сказала она, открыв Алесе дверь. И, предвидя ее возражения, заранее возразила сама: Как ты в метро собираешься ехать? Бентли в переноске, лоток, еще миски для еды.
Я только переноску возьму. Алеся раскрыла мокрый зонтик, поставила на пол в прихожей. Все остальное в Багничи не повезу же. Лоток там ни к чему, а миски найдутся.
Бентли обнюхал зонтик и принялся слизывать с него дождевые капли.
Стыдно, что я его отдаю, сказала Соня.
Она даже себе самой не решалась в этом признаться. Но с Алесей легко было говорить обо всем, Соня сразу почувствовала. И поняла, что это же сразу почувствовал Женя.
Чего стыдиться? пожала плечами Алеся. Не на улицу же выбрасываешь. Стыдно притворяться, что любишь, когда на самом деле нет.
Честная ясность ее мира еще больше облегчала общение.
Твои родители точно не против? спросила Соня.
А что им? Как только Сережку у них заберу, они из Пинска в Багничи переберутся, давно хотели. А в деревне же это просто. Живет себе кот, мышей ловит. Но кормить его они будут, не беспокойся.
В том-то и дело, что не беспокоюсь, вздохнула Соня. Ты омлет ешь? Кофе будешь или чай?
Французский омлет эрболада был одним из немногих блюд, которые она умела готовить.
Красиво ты его делаешь, сказала Алеся, глядя, как Соня перемешивает в миске взбитые в пену белки с нарезанными травами петрушкой, базиликом, мятой и посыпает тертым пармезаном.
В Париже научилась.
Ого!
То есть не научилась, а просто видела. Сидела в летнем кафе в Люксембургском саду и смотрела, как повар делает омлет. Потом оказалось, он его делал по средневековому рецепту.
Это был тяжелый и тягостный день. Ни аллей Люксембургского сада она тогда не замечала, ни людей, проходящих мимо нее и сменяющих друг друга за столиками. Взгляд как остановился на поваре, стоящем у плиты в центре кафе и ловко нарезающем целые горы трав, так и не мог с него сойти. Что ж, хотя бы средневековый французский омлет научилась в тот день готовить.
Соня воспользовалась Алесиным присутствием и для того, чтобы сварить кофе, который бабушка Лиза называла «по-лейпцигски». Для себя одной она его варить поленилась бы, а Женька не понимал, как можно варить кофе на взбитом с ликером яичном желтке. Ему эти продукты казались несочетаемыми.
Вкусно, сказала Алеся, попробовав кофе. И чашка красивая какая.
Из нее Женя пьет, с детства еще. Ее бабушка из Германии привезла.
«Повезло Женьке», подумала Соня, заметив, как Алеся посмотрела на его чашку.
Эта миниатюрная кофейная чашечка с нарисованными на дне синими мечами была единственным трофеем, который бабушка Лиза привезла с войны вместе с рецептом кофе по-лейпцигски. Когда, выйдя на пенсию, родители продали квартиру в Подсосенском переулке и уехали на Алтай, а Соня перебралась в эту, оставшуюся после бабушкиной смерти ей и Жене, то взяла чашку с собой.
У тебя много необычных вещей, сказала Алеся, разглядывая чашку.
Как раз нет. У родителей был довольно спартанский дом. Они инженеры, вечно в командировки ездили. А бабушка в войну, мне кажется, очень ясно поняла, что действительно не имеет смысла собирать сокровища на земле, и не собирала. Так что кроме этой чашки и песчаной розы ничего особенного у нас нет.