Доминус кисло улыбнулся и попросил воды. Схватив бокал, он отправился на веранду, где и продолжил слушать разглагольствования Деорсы о преимуществах импровизации в творчестве и политике. Хмуро поглядывая на его подвижные, влажные от напитка губы, доминус озадаченно прикидывал, какой вопрос он мог бы задать Деорсе, чтобы получить исчерпывающие объяснения странному происшествию у рояля. Не придумав ничего лучше, он спросил, прервав Деорсу на полуслове:
Ингион, вы часто видитесь с Экбатом?
С Экбатом? опешил Деорса.
Именно с ним, с послушником Святобрежного кайола.
Нет, ваша святость, вижусь весьма редко.
Он часто у вас бывает.
Зато я сам у себя бываю столь редко, что едва ли мы пересекаемся, рассмеялся Деорса. Почему вы интересуетесь Экбатом, ваша святость?
Доминус пожал плечами.
Скорее вы интересуетесь, Ингион. Интересуетесь, каков он на вкус.
Деорса метнул на него растерянный взгляд.
Вы заметили, медленно проговорил он, едва шевельнув губами. Не думал, что во время столь вдохновенной игры вы способны пристально разглядывать зрителей.
Заметил, доминус осторожно поставил бокал на перила балкончика и вопросительно посмотрел на Деорсу. Что с вами, Ингион? Что происходит? Объяснитесь.
Деорса напрягся и закашлялся. Ему стало жарко, лоб его покрылся испариной, шея взмокла, и он нервно дёрнул себя за воротник, пытаясь высвободить охвативший его жар.
Вам трудно говорить? Что с вами? доминус нахмурился и приблизился к нему, чтобы придержать за плечо, но Деорса увернулся из-под его ладони и отпрянул в сторону.
Не здесь, процедил он, указывая широкой ладонью на распахнутые двери в зал, пройдём в библиотеку.
Доминус степенно прошествовал через зал, вежливо отвечая и кивая по пути гостям и хозяйке дома. Деорса тащился за ним, еле переставляя ноги. Он бледнел и хмурился, и всё растягивал свой воротник. От его былого сияющего вида не осталось и следа.
В коридоре он обогнал доминуса и повёл его в свою библиотеку, которую по непонятной для окружающих причине запирал на ключ, словно держал там буйных животных. Но в библиотеке царила тихая, пыльная тишина. Пропустив доминуса вперёд и затворив за ними обоими дверь, Деорса зажёг свет. Верхний тусклый абажур осветил тёмные, высокие штабеля книг, заполонившие комнату сверху донизу будто кирпичная кладка. В библиотеке не было окон, на обширном овальном столе, заваленном книгами, стояло несколько ламп, над креслом склонился круглый торшер.
Доминус побрёл по библиотеке, заворожённо разглядывая книжные стеллажи и полушёпотом читая названия на корешках. Деорса, опершись кулаками о гладкую бурую столешницу, внимательно следил за его передвижениями, как лев за ягнёнком, забредшим в пещеру. Это и впрямь было настоящее потайное логово, зловещая пещера, полная древних, как ископаемые останки, артефактов. Доминус, боясь вздохнуть, дрожащими пальцами скользил по пыльным стеллажам, уставленным потрёпанными, ветхими, а иногда совершенно растерзанными книгами. Некоторые стеллажи с особенно хрупкими экземплярами прятались за стеклянными дверцами. Названия на корешках были напечатаны причудливым шрифтом на незнакомых языках то были, очевидно, старинные книги, изданные ещё до эпохи Мира, когда повсюду царило языковое разнообразие. Нынче все книги, равно как и газеты, журналы, афиши, календари и тому подобное печатали исключительно на халедском языке. Древние языки изучались вскользь и только в кайолских семинариях, и доминусу с трудом удалось прочесть несколько названий, приведших его в ужас.
«Разнообразие любви и ненависти», «Порок и пророк», «Казни и пытки восточной Алавии», долго выговаривал он по складам, позабавив этим внезапно повеселевшего Деорсу.
Прескверно читаете, ваша святость, усмехнулся тот. Вы не уделяли должного внимания древним языкам, в то время как я находил в семинарии время не только для молитв и прочего благодатного бреда, но и для учёбы, и нынче прекрасно читаю по-древнеалавийски. Потому я и не стал инфидатом, ваша святость, слишком много мозгов.
Он постучал себя по виску и рассмеялся. Доминус оторвал взгляд от книг и воззрился на него, растерянно сверкнув глазами.
Ингион, что с вами происходит? Скажите мне всё.
Вас взволновали мои книги? Деорса откачнулся от стола и вполне бодро зашагал к доминусу, любовно поглаживая по дороге книжные корешки. Я собирал их по всему миру. Это уникальные экземпляры, уцелевшие после уничтожения книг эпохи человеческой смуты. Сколько мудрости и жизни в них, сколько правды! Деорса, приблизившись к доминусу, вздохнул и покачал головой. Сколько правды
Вы читали их?
О да. Теперь, когда вы велели мне оставаться в Фастаре, у меня нашлось предостаточно времени, чтобы погрузиться в чтение и изучить наиболее интересные произведения.
Как это возможно? прошептал доминус, глядя на него, словно на ещё один зловещий книжный корешок. Как Благодать допускает это?
Вот он главный вопрос, мучающий вас, заметил Деорса. Как же Благодать, этот Сержант души моей, позволила мне изучать запрещённую ею же литературу, позволила называть молитвы бредом, позволила приласкать Экбата?
Приласкать? с каждым словом Деорсы глаза доминуса всё ярче разгорались ужасом. Деорса дёрнул себя за воротник и утёр пот с шеи.
Именно, приласкать. Вы же не подумали, что, поцеловав его в щёку, я хочу его сожрать? Даже для вас это был бы верх глупости.
Это был не поцелуй, вы лизнули его, Ингион. Чего вы добиваетесь? Что вами движет?
Деорса усмехнулся и, развернувшись к доминусу спиной, молча зашагал по библиотеке.
Вы можете довериться мне, сказал доминус, пустившись следом за ним, расскажите мне всё, Ингион, я помогу вам. Я сделаю всё возможное.
Но мне не нужна ваша помощь, бросил Деорса через плечо.
Нужна, Ингион. Вы перечите Гласу божьему. Это никогда не проходит безнаказанным.
О, поверьте, я знаю, рассмеялся Деорса. О наказаниях я знаю всё.
Взгляните же на меня, доминус положил ладонь ему на плечо, однако тут же отдёрнул руку и попятился. Ингион что это такое? Что там у тебя?
Деорса обернулся и, моментально сбросив с лица ухмылку, ответил ему долгим, тяжёлым взглядом, полным и боли, и решимости загнанного зверя, доживающего с этой болью последние минуты жизни.
Раздевайся! велел доминус, указав Деорсе на его элегантный закрытый кафтан. Немедленно раздевайся!
Нисколько не переменившись в лице, Деорса начал покорно расстёгивать одежду.
Не может быть прошептал доминус, потирая ладонью подбородок, я не могу поверить! Не верю глазам своим!
Под роскошным габардиновым одеянием Деорсы оказался толстый, грубый жилет. Он был сплетён из жёсткого конского волоса и торчал безобразными косматыми пучками в разные стороны. Кожа под ним была пунцовой от воспалений, и вся покрылась волдырями и царапинами, сочащимися кровью.
Это это
Власяница, произнёс Деорса.
О Ингион!.. доминус схватился за голову. Ты самовредящий! Благодать мучает тебя. Она убьёт тебя!
Я знаю.
Деорса поспешно оделся.
Знаю. Обязательно убьёт, это неизбежно. Но знаешь, в чём плюс? Я обязательно получу своё, Деорса оправил кафтан, разгладил манжеты и улыбнулся.
Своё?
То, что мне причитается, то, что я заслужил, всю жизнь претерпевая муки. То, чего я хочу.
Чего же ты хочешь?
Любви.
Доминус, похолодев, схватился за спинку кресла.
Чьей любви?
Деорса вдруг тяжело задышал и бросился на колени, склонив перед доминусом голову. На ковёр закапала кровь.
Никогда, процедил Деорса, не утирая нос и не унимая крови, никогда я не тронул ни единого ребенка. Никогда! Я не вторгался в чужие жизни, никого не обидел и не покалечил. И когда я встретил Экбата, вдруг понял вторгаться и не нужно! Мне чужды коварство и жестокость, присущие диким зверолюдям прошлого. Достичь желаемого можно любовью и дружбой. Это честный путь! Я заслужил желаемый исход. Заслужил! Я долго ждал. Я во всех смыслах лез из кожи вон, воевал сам с собой лишь ради того, чтобы не ранить его. Я хотел научить его любить так, как я люблю.