Ерунда, конечно, пусть смотрят, куда хотят, но, с другой стороны, неудобно как-то…
Наконец, Мама доела, вытерла рот салфеткой и сказала:
– Пойдем, Алекс, побеседуем. Пора тебя ввести в курс дела.
Она встала из-за стола и я тоже вскочил, удивляясь собственной поспешности. Мама взяла меня за руку и сказала:
– Пойдем.
И куда-то меня повела.
7
Едва мы вышли из столовой, как в глаза сразу бросилась табличка на двери, гласившая «Мэриам Джоан Блейк». Рядом с табличкой был нарисован
обаятельный зверек, то ли бобер, то ли бурундук в симпатичной зеленой кепочке. Совершенно непонятно, улыбается он или задумчив…
Присмотревшись внимательнее, я понял, что мордочка зверька не прорисована – тот, кто глядит на картинку, волен вообразить себе любое
выражение на его лице.
– Нравится? – спросила Мама.
Я молча кивнул. И в этот момент дверь открылась.
Я ожидал, что комната Мамы будет больше и роскошнее, чем моя, но она оказалась точно такой же. Те же примерно десять кубометров
пространства, та же кровать со встроенной виртуалкой, тот же люк унитаза в углу. Видимо, роскошь на станции не предусмотрена даже для
начальства.
– Садись, – сказала Мама и указала взглядом на кровать.
Я осторожно уселся в ногах кровати и стал наблюдать, как Мама ткнула пальцем в какую-то кнопку у изголовья, в стене открылся маленький
лючок, Мама запустила туда руку, немного пошарила и извлекла из стенного шкафчика початую бутылку дешевого красного вина.
– Надо выпить за твое прибытие, – сказала она. – Это традиция.
Она вытащила из того же шкафчика два высоких стеклянных стакана, расписанных желтыми и синими цветами, один дала мне, другой взяла себе.
Сполоснуть их она даже не подумала. Впрочем, стаканы и не выглядели грязными.
Я смотрел на то, как она выдергивает из бутылки пробку и разливает вино, и пытался понять, что же в Маме не так. А в ней что-то было явно
не так, было в ней какое-то внутреннее противоречие, неуловимое, но явственное, как ни парадоксально это звучит. Нет, пожалуй, она вся
соткана из противоречий.
Не молодая, но и не старая, лет тридцать пять – сорок. Идеальные очертания фигуры и ненормально крупные кисти рук, да и ступни тоже
крупноваты для женщины. Высокая и упругая на вид грудь, но сквозь тонкую блузку угадываются миниатюрные соски-прыщики. Лицо вроде бы
соразмерно, но нос длинноват, а челюсти тяжеловаты. Ведет себя просто и доброжелательно, но чувствуется в ней какая-то невысказанная
властность, неявная, не нуждающаяся в подтверждениях. Ты просто принимаешь по умолчанию, что она выше, старше и главнее. И почему-то даже
мысли не возникает, чтобы заняться с ней сексом, несмотря на то, что она очень красива, даже со всеми своими несоразмерностями. Или это
пониженная гравитация так действует на меня? Да еще волнения, стресс…
– За нового сетлера, – подняла тост Мама.
Мы чокнулись и выпили. Вино было именно таким, как предупреждала этикетка – дешевая синтетика, по сути, разбавленный спирт с
ароматизаторами, алкогольная версия «кока-колы», только без газа и с винным ароматом. Я непроизвольно поморщился.
– А мне нравится, – сказала Мама. – Никому не нравится, а мне нравится. Даже больше, чем коллекционные вина прошлого века.
Я пожал плечами и ничего не сказал.