Как узнать, кто или что этот козодой? Она обежала взглядом женщин, затем мужчин, и, когда встретилась глазами с одним из них, стоявшим в центре зала вместе с группой других, тот подмигнул ей с любопытством в манере, отличной от похотливых взглядов, которыми девушку удостоили некоторые другие.
Довольно трусить и вести себя так, словно она здесь чужая! Эстелла храбро пересекла зал. Плащ развевался за спиной, платье закрывало дрожащие колени. Ей не пришлось протискиваться сквозь толпу; толпа сама раздалась и пропустила ее уверенная осанка, скопированная у манекенщиц, которых Эстелла видела на модных показах, стала своего рода пропуском.
Оказавшись рядом с мужчиной, она поцеловала его в обе щеки, улыбнулась и громко произнесла:
Здравствуй, дорогой!
Интонацию она тоже переняла у манекенщиц таким голосом они пытались соблазнить мужей богатых клиенток, и зачастую успешно.
Рад, что ты пришла, пробормотал он в ответ, скользнув ладонью по ее талии. Он подыграл Эстелле, а значит, она не ошиблась.
Я увлекаюсь орнитологией, шепнула она. Особенно одной птичкой «козодой» называется.
Мужчина ничем не выдал своей заинтересованности.
Потанцуем? Он извинился перед собеседниками, взял ее за руку и повел на площадку, где пары кружились под музыку.
Он потянулся развязать тесемки плаща, однако Эстелла покачала головой. Не передавать же карты в руки театрального посетителя!
Я бы предпочла его не снимать.
Она очутилась в руках мужчины, и тот закружил ее по залу. Проклятая музыка зазвучала медленнее, фокстрот сменился вальсом. Учитывая позднее время и то, что большинство посетителей театра были в состоянии опьянения, главным для них стало очутиться поближе к партнеру по танцу; Эстелла поняла, что неуместно оставаться с незнакомцем на расстоянии вытянутой руки. Когда мужчина шагнул ближе, она сделала то же самое, и они оказались лицом к лицу, соприкоснувшись телами. Крепкие мускулы, сильный загар словно мужчина проводил на открытом воздухе больше времени, чем в помещении; карие глаза и почти такие же темные волосы, как у нее. А ведь он не француз, хотя и владеет языком в совершенстве; произношение безупречное, однако слишком заученное и слишком идеальное, чтобы быть родным.
Незнакомец ожидал, пока она что-нибудь скажет. Эстелла понимала: кровь на рубашке месье Омона и то, как он говорил, однозначно намекали он и, возможно, мама ввязались во что-то намного более опасное, чем помощь беженцам на вокзале, и незнакомец был частью этого. Она не доверит ему ничего, кроме того, что велел месье Омон, которого она знала с детства.
Полагаю, у меня для вас кое-что есть, сказала она, перейдя на английский.
Да кто вы, черт возьми? удивленно спросил он, также по-английски, контролируя свою интонацию.
Вы меня не знаете. Эстелла вновь переключилась на французский.
С конспирацией у вас не очень. Он указал на платье, которое предназначалось для того, чтобы кружить головы, хотя сейчас это было последним, чего хотела Эстелла. Кому есть что скрывать, не наденет такое платье.
Она услышала то, что он попытался скрыть, а именно усмешку.
Ничего смешного здесь нет, резко произнесла Эстелла. Последние крупицы отваги покидали ее. Она должна выполнить поручение, вернуться, чтобы помочь месье Омону Боже, спаси его! и наконец добраться до дома, надеясь, как никогда еще не надеялась, что с мамой все в порядке.
Острый же у вас язычок.
Потому что я в жуткой ярости, отбрила его Эстелла. Мне нужно повесить плащ в надежном месте. Порекомендуйте что-нибудь.
Выйдем на лестницу. Питер присмотрит за ним. Все это время они танцевали, не убирая с лиц улыбки; никто, кроме них двоих, не подозревал, что дела обстоят не так, как кажется со стороны.
Эстелла кивнула, выпуталась из рук незнакомца и вышла из зала, развязывая тесемки. При этом она провела по шву слева и на мгновение задержала руку, надеясь, что, если мужчина тот, кому нужно передать карты, за которые заплачено кровью, он заметит ее движение. Лишаться плаща не хотелось; ткань стоила ей месячной зарплаты. Но цена невелика, если это поможет месье Омону. И маме. И Парижу.
Эстелла передала плащ человеку, на которого указал незнакомец, и бросилась вниз по лестнице, отчаянно желая оказаться дома. Она зашагала по ночному городу, прочь от того, чего не хотела знать, что пугало ее и заставляло понять, что прежняя жизнь при швейной мастерской в Париже в окружении красивых вещей закончилась.
Кто-то коснулся ее руки. Эстелла подпрыгнула. Она не слышала шаги, но каким-то образом мужчина очутился рядом.
Наденьте. Он протянул ей черный пиджак. Ночью в таком платье вы не доберетесь до дома живой. На плаще кровь. Ваша?
Он провел ладонью по ее щеке, и Эстелла отпрянула, однако догадалась по положению его руки, что он не собирается нападать на нее, наоборот, поступок вызван благородными намерениями мужчина хочет проверить, не ранена ли она. Ее реакция заставила незнакомца убрать руку настолько поспешно, будто он ее и не поднимал.
Кровь не моя. Это кровь месье
Он оборвал ее:
Мне лучше не знать имя. Можете отвести меня к нему?
Эстелла кивнула, и незнакомец последовал за ней. Он явно знал Париж так же хорошо, как и она ни разу не спросил дорогу, шел быстро, как бы случайно держась рядом. Когда они, миновав пассаж Шарлемань, устремились в Деревню Сен-Поль[21] и попали в непроходимый лабиринт выбеленных осыпающейся известью дворов, мужчина вопросительно посмотрел на Эстеллу.
Она заговорила впервые после того, как они ушли из театра:
Еще немного дальше. Кто вы?
Для вас будет безопаснее не знать, покачал он головой.
Шпион. Она должна была задать еще один вопрос, хотя и понимала, что здесь, укрывшись за стенами бывшей приходской деревни, он может выстрелить в нее, или ударить ножом, или что еще делают люди подобные ему с теми, кто перешел им дорогу.
На чьей вы стороне?
Я не поблагодарил вас, проговорил он вместо ответа. Но эти бумаги помогут народу Франции в великом деле.
И Британии? Она старалась вытянуть больше информации.
И всем союзникам.
Деревянные ворота дома на рю де Севинье возникли перед ними внезапно; Эстелла проскользнула во двор и резко остановилась, увидев на земле месье Омона.
Она метнулась вперед, но мужчина удержал ее.
Я сделаю все, что смогу. Он заслужил достойных похорон, и он их получит. Обещаю.
Похороны Боже, а как же?..
Мама! ойкнула Эстелла. Ее голосок был едва различим в глухой ночи погруженного в светомаскировку города.
Идите к ней.
А месье?
Я о нем позабочусь.
Эстелла обернулась. Страх наконец сорвал с нее покров безрассудства, который она носила до сих пор. Она видела только мамино лицо, молясь, чтобы месье Омон в свои последние секунды сказал правду и мама действительно в безопасности.
Бегите из Франции, если можете. И будьте осторожны.
Слова прошелестели сквозь воздух; расчетливый тон исчез, приняв почти заботливый оттенок, и Эстелла твердила это напутствие про себя всю дорогу к дому. Мама, ты тоже будь осторожна. Я иду.
* * *
Консьерж, к счастью, храпел в кресле, и Эстелле не пришлось оправдываться за свой перепуганный вид и мужской смокинг поверх платья. Она взбежала по винтовой лестнице на верхний этаж, прыгая через ступеньки. По телу прокатилась волна облегчения мама сидела в темной кухне и пила кофе. Однако облегчение испарилось, когда Эстелла заметила, что мама очень бледна, а кофе выплескивается из чашки так дрожат ее руки.
Рассказывай! крикнула Эстелла от двери.
Я знаю очень мало, прошептала мама. Месье Омон, наверное, работал на англичан. Конкретно он мне не говорил. Ему было нельзя. Но у него много двоюродных братьев, сестер и племянников в Бельгии, Швейцарии и Германии, разумеется, все евреи; он передавал дальше полученную от них информацию. Еврейский народ не любит нацистов, Эстелла. И месье Омон их не любил. И я тоже.