Но ведь что-то можно сделать? упрямо спросила молодая королева. Один добрый и очень мудрый старик сказал мне ждать. Но я ведь не умею просто ждать.
Ни один психолог не укажет вам, что делать и как жить, иначе это плохой психолог, Люджина чуть повернулась в кресле набок, ибо затекла спина. Но есть методы, которые позволят вам самостоятельно прийти к решению и сгладить травму. Для начала спрошу вы точно не хотите воспользоваться услугами менталиста?
Нет! без сомнения ответила Полина. Я не хочу ничего забывать. Все, что случилось со мной, моё, плохое или хорошее. Забыть это слабость. Это не для меня.
А обратиться к сенсуалисткам? Вы ведь сможете лично попросить о помощи даже царицу Иппоталию.
Полина поколебалась.
Если я не справлюсь сама, я так и сделаю, Люджина.
Не вы сама, мягко проговорила Дробжек. Это ваша с супругом беда. Вам двоим с ней справляться. Но именно ваш муж должен убедить вас в том, что он всегда будет безопасен. Это его сфера ответственности.
Он это понимает, грустно сказала Полина. Несмотря на то что сейчас далеко, балует. Изображает строгость, но все делает, что я попрошу.
Вам это не нравится.
А вам бы понравилось? Если я скажу, что для помощи мне ему нужно выдернуть свой позвоночник, он это сделает, капитан.
Постараемся обойтись без этого, пообещала Дробжек серьезно, и Полина вдруг засмеялась. Смех этот Люджина восприняла с облегчением там, где нет надежды, нет и смеха.
Демьян придумает что-нибудь, проговорила королева, отсмеявшись. Война закончится, он вернется и точно придумает.
Вы очень верите в него, ваше величество.
Я прекрасно понимаю, что наш мир могут захватить, что Демьян может погибнуть, но не хочу думать об этом, очень по-взрослому объяснила Полина. Я живу с верой в победу иначе наш разговор не имеет смысла. Да и все, чем я сейчас занимаюсь, не имеет. Демьян делает все, что он может, для Бермонта, для мира и для меня. А я хочу сделать то, что доступно мне. Понимаете?
Конечно.
Тогда помогите мне.
Вы уже сами себе помогаете, Люджина старалась говорить еще мягче. Скажите, вы еще кому-то рассказывали, кроме меня?
Да. Сестре, совсем недавно. До этого не могла просто не могла.
Это хорошо, что возникла потребность рассказать, Люджина, с наслаждением ступая босыми ногами по холодному полу, подошла к окну, обязательно говорите о случившемся. Выход из душевных травм это большая, долгая работа, и поддержка близких в это время очень важна. Если не с кем поговорить, а желание есть, записывайте, перечитывайте и жгите. Каждый раз, когда вы с кем-то делитесь, проговариваете, прописываете, боль становится чуть легче, ваше величество.
Это я уже заметила, согласилась Полина.
А с супругом вы обсуждали то, что случилось? капитан распахнула створки и с жадностью вдохнула свежий воздух. Сердце стучало: не ошибись, не ошибись.
Он говорил со мной. Но мне невыносимо было вспоминать, больно, к тому же он все-таки выжил, у меня все вышло я так счастлива была, что не хотела вспоминать.
Но ведь вы имеете право на эмоции. На обиду, злость, непонимание, ярость по отношению к вашему мужу. То, что он тоже жертва, не делает вашу боль меньше.
Я не испытываю ничего подобного, резко заявила Полина.
Вы не считаете его виноватым.
Нет! выкрикнула королева и замолчала, тяжело дыша. А потом заговорила сбивчиво, задыхаясь, словно глотая и загоняя внутрь слезы:
На самом деле он виноват, конечно, виноват. Он мог не проводить боев, мог послушать Тайкахе. Он говорил верь мне, и я верила. Но что мне сейчас это даст? Демьян сам все знает и сам себя казнит. Я не хочу делать ему больнее. Не хочу!
Не нужно, не нужно, тихо, успокаивающе забормотала Люджина, словно укачивая ребенка, и тяжелое дыхание с той стороны стало затихать. Не хотите пока говорить не нужно, скажете, когда будете готовы и если будете готовы. Невысказанные эмоции тоже могут быть причиной блока, ваше величество. Не говорите. Но постарайтесь вытащить их на солнце и хорошенько рассмотреть. Осознание первый шаг к спокойствию. Запишите чувства, которые испытываете, когда вспоминаете тот день. Но в особой форме. «Я испытываю недоумение, потому что», «Я испытываю усталость, потому что» Придет время, и вы сможете открыть их мужу и попросить его рассказать о своих. Вы мучаетесь старой болью, он чувством вины. Открытый разговор позволит вам двоим работать над вашей общей бедой. Обнулить ее, не обесценив при этом.
А еще есть что-то? тяжело спросила Полина. Она уже успокоилась, но голос еще подрагивал.
Капитан поколебалась и все-таки предложила:
Спросите себя, что могло бы вас убедить в том, что вы рядом с мужем в безопасности? Ответ вы обязательно найдете, ваше величество. Он обязательно к вам придет. И не отказывайтесь, какие бы дикие идеи ни приходили, хорошо? Пусть для начала это будет не глобальная, пожизненная безопасность, а хотя бы локальная, в определенный момент, в определенной ситуации. Так вы сможете успокоить подсознание и постепенно закрыть тяжелые воспоминания хорошими. Переиграть ситуацию в безопасности.
Я понимаю, о чем вы, проговорила королева Бермонта. Это как если ты сорвалась с альпинистской стенки и получила переломы, то, чтобы преодолеть страх высоты, в следующий раз нужно полезть со страховкой и щитом внизу.
Примерно так, согласилась Люджина с облегчением. Пик миновал. Можно сжечь место страха, а можно сделать его местом радости и безопасности. Обе методики работают, обе являются способом уничтожения плохой памяти, но каждому человеку подходит своя. Переигрывание, переформирование старой боли довольно рискованная методика и не всегда возможная. Применять ли ее только вам решать.
Мне нравится эта идея, Люджина.
Северянка улыбнулась.
Вы человек дела, а не рефлексии, ваше величество. Я знала, что вам понравится.
Когда королева Бермонта попрощалась и отключилась, Люджина осталась стоять у окна, сжимая трубку. Спина и лицо были мокрыми от напряжения, а ноги болели так, будто она ступала по тонкому льду.
С тех пор они общались уже несколько раз. Полина могла посреди беседы словно невзначай уточнить что-то по случившемуся разговору и, получив ответ, быстро вернуться к основной теме. Люджина ни о чем не спрашивала: если понадобится, королева сама попросит помощи, а до тех пор не стоит вмешиваться в сложную работу, которая, по всей видимости, шла сейчас в душе Полины Бермонт.
* * *
Игорь был за рулем, а Люджина, сидя рядом, листала досье на барона Дугласа Макроута, подготовленное подчиненными Стрелковского.
С фотографии, сделанной уже в бункере, на нее смотрел угрюмый мальчишка с военной выправкой и неожиданно развитыми плечами. Двадцать один год, темный, в роду одни темные, легализованный. Поместья и земли в Блакории, до того, как пропал из виду, учился в военной академии Рибенштадта.
Преподаватели академии, которых удалось найти, характеризуют его исключительно с положительной стороны, прочитала она вслух.
Господин Смитсен тоже считался положительным во всех отношениях, пробурчал Стрелковский, а Соболевский, который чуть не прикончил нас на Хартовой сопке, обаятельнейшим и деликатнейшим человеком. Пожалуй, единственный из темных, про чей невыносимый характер я знаю лично это профессор Тротт.
Он мне показался очень приятным, Люджина с удивлением подняла глаза от досье. Немного строгий, но настоящий мастер своего дела. Но я всегда испытывала слабость к профессионалам.
Я это уже понял, усмехнулся Игорь с теплотой, и она рассеянно взглянула на него и пожала плечами, словно говоря «что есть, то есть». Чуть отодвинула кресло назад, с наслаждением вытянув ноги, и снова погрузилась в чтение. Живот ее торчал уже угрожающе, и Игорь вел машину очень мягко, избегая рывков.