Платон пытался завести разговор, но момент был, мягко говоря, неидеальным. Понурая Лия смотрела себе под ноги, пиная попадавшиеся пустые бутылки и мятый картонный мусор. Так они и шли наполненный чувствами парень и ничего не подозревающая о них девушка. Суммарно оба они были наполовину влюблены. Не бог весть какая новость, но парня устраивала даже призрачная возможность прикоснуться к прекрасному, побыть рядом с Лией и просто поговорить, хоть на миг успокоить ненасытную тягу. Набравшись смелости за первую половину дороги, он заговорил про город, улицу, траву и вообще все, что попадалось по пути, обветшалые бетонные стены домов, забитые хламом ямы у дорог, зеленые деревья их относительно порядочного квартала метрах в двухстах впереди. Слово за слово и разговор перешел в обычную бытовую плоскость типа любимых книг, фильмов и телепередач. С каждым новым словом Платон понимал: не так страшно само общение с девушками, как страх с ними заговорить. Оказалось, что Лие тоже не нравятся развлекательные шоу и она вообще редко смотрит ящик, а отношения с соседками у нее не такие близкие, как могло казаться со стороны, когда видишь выходящих из одной квартиры трех молодых красоток. Между сожительницами оказалось много вопросов и нерешенных споров. Разговорившись в обществе малознакомого, но приятного человека, девушка тоже почувствовала себя комфортнее и уже с трудом сдерживалась. Обожествленный Платоном образ Лии рушился под ее обычными житейскими проблемами и интересами, делая ее еще ближе, доступнее, а чувства к ней все более перспективными. Увлеченные беседой, молодые люди не замечали, что позади них шел дворник, старавшийся не привлекать к себе внимания, но постоянно наступавший на мусор вместо того, чтобы его собирать. Он просто водил метлой в воздухе, даже не дотрагиваясь ею до земли. Неловко поскользнувшись на банановой кожуре, он резко взмахнул руками и с грохотом выронил на землю рацию, но она удачно и мягко шлепнулась на мятый грязный картон. Удостоверившись, что парень с девушкой заняты исключительно друг другом, дворник поднял служебный аксессуар и что-то в него произнес, прошел еще несколько метров и остановился на границе квартала. В отличие от него, молодые люди продолжили идти как ни в чем не бывало. Наконец начался привычный и такой знакомый им с детства ряд трехэтажных кирпичных домов. Солнце будто светило ярче, а трава была зеленее. Можно было поверить в теорию заговоров, но квартал просто был относительно новым и изначально строился для фотографий в популярных журналах, расхваливающих тихий и спокойный Фрибург, а также экономические успехи страны. Даже застройка была выбрана очень низкая, что со стороны выглядело, конечно, красиво, но в реальности оказалось настоящим кошмаром для местных жителей, увеличивая расстояния до магазинов, заводов и школ. Многие сразу стали копить деньги на квартиры в высотках со всеми необходимыми удобствами прямо внутри здания. Но не все оказались столь прагматичными, не все вкладывали деньги с умом, кое-кто просто купил дорогой коллекционный автомобиль, приносящий даже меньше пользы, чем найденный на другом конце страны космический шаттл, на котором из-за больших расстояний никто не может никуда улететь. Платон даже умудрился обсудить и это, совсем заболтав уставшую девушку, а когда молодая пара, наполовину влюбленная за счет вклада парня, уже подошла к дому девушки, он решил еще сильнее открыть ей душу.
Ты смотрела «Шоу Фримана»? спросил он.
Нет, я же говорила, что не смотрю ящик и в кино не хожу. Но я читала «Шоу Капоте», по которому он снят, ответила Лия.
А, ну так даже лучше, смущенно продолжил парень. Жизнь обычного человека превращена в телешоу, все вокруг подставные, а он даже не догадывается. Очень похоже на то, что нас окружает, тебе не кажется?
Интересно, никогда об этом не думала, сказала остановившаяся возле своего подъезда девушка и скромно сунула руки в большие карманы домашних штанов. Необычная мысль. Любишь пофилософствовать?
Да нет, просто интересно понять, как все устроено. Платон переминался с ноги на ногу напротив нее, не в силах смириться с моментом, когда им придется расстаться.
Ну а где же тогда камеры? Об этом ты не подумал?
Некогда было, мне это пришло в голову только сейчас.
И там был маленький городок, а у нас, даже несмотря на опасность больших расстояний, огромная страна. И всюду кипит жизнь, все перемещаются и стареют. Наш детдом был далеко отсюда, я многое повидала, пока переезжала сюда.
Ну да, наверное, ты права, окончательно смутился Платон. Глупая мысль.
Эй, ты не давай так просто себя разубедить. Стой на своем, хорошо? с подозрительной заинтересованностью порекомендовала она, а потом распрощалась с ним: Ну все, пока, мне надо домой. Еще увидимся.
Лия слегка приобняла взлетевшего на седьмое небо парня и почти забежала в подъезд, но остановилась, уже перейдя порог.
И давай этот случай останется между нами, хорошо?
Ну конечно, разумеется, сказал он и с хлопком закрывшейся двери провалился в одинокое, уже давно знакомое небытие.
Словно красная черта в приемном покое больницы, этот звук расставания разделил его существование на две совершенно разные грани одну, полную смысла, счастливую жизнь и другую, пустую, депрессивную, выжженную одиночеством пустоту.
Дома его ждал хаос из разбросанных вещей. Всюду сновала мать и забивала чемоданы одеждой, посудой, бытовой химией и едой, даже не замечая пришедшего сына. Ее глаза покрывала пелена застывших в бессилии слез, не сумевших ни пролиться, ни высохнуть. На одном из век темнел огромный синяк. Напряженная атмосфера сковала парня, в один миг потерявшего смысл о чем-либо спрашивать и что-либо говорить. Первым брата увидела Лиза, усердно пихавшая все свои вещи в один маленький школьный ранец, уже похожий на накачанный до предела воздушный пузырь. Она посмотрела на Платона смиренным взглядом человека, от которого ничего не зависело, потом грустно опустила глаза и продолжила заталкивать капризную книгу в отсек рюкзака, и без того поставивший рекорд максимальной плотности вещества. Платон отрешенно прошел на кухню, открыл ящик с едой, взял последнюю коробку хлопьев и высыпал их в одну из двух оставшихся на опустевшей полке тарелок, залил хлопья остатками молока и стал циклично размешивать ложкой, уставившись в одну точку. Мать суетливо ходила туда-сюда, по несколько раз проверяя все шкафы и тумбочки, чтобы ничего не забыть. Разговора с ней долго ждать не пришлось.
Мы разводимся, сказала она возбужденным голосом. Не понимаю, как я могла столько лет жить с этим козлом.
Платон ел размокшие сладкие хлопья, чтобы заполнить внутреннюю, растущую во все стороны пустоту.
Все нормальные мужики копят деньги, что-то придумывают, выкручиваются и чинят эти долбанные податчики еды, чтобы постоянно не бегать в комнату. Она бросила гневный взгляд в сторону сломавшейся дверцы между кухней и залом. Переезжают из таких дыр, как наша, а не тратят все нажитое на бесполезную груду железа, которая ему роднее, чем мы.
Парень раз за разом посылал в рот хлопья, тщательно их пережевывая, не в силах оторвать пустой взгляд от точки между раковиной и шкафом, стоящим возле окна.
Да, он отказался ее продавать! продолжила тираду мама. И смотри, что сделал!
Она подошла ближе к сыну и повернулась к свету, демонстрируя свежий синяк на морщинистой коже вокруг глаза. Платон уставился на него тем же взглядом, какой только что был у сестры.