«Слава Богу, это никогда не войдет в моду» подумал я.
Казалось, первый выход за пределы Центра должен был меня впечатлить, но окружающий пейзаж больше угнетал, в полной мере оправдывая убогость периферии. По дороге тянулись неприветливые участки, огороженные металлическим сетчатым забором, за ними скрывались заброшенные автомастерские. Во дворах валялись ни на что негодные запчасти и изрезанные шины, а возле проржавевших трейлеров хаотично лежало всякое барахло: старые бачки от унитазов, поломанные куклы барби, жестянки из-под супа, сигаретные пачки и телефонные трубки без проводов. Из одного такого трейлера невидимой тенью выплыл дряхлый мужик со склоченной седой бородой, сверкнув в темноте безумными глазами, при виде нас, он убежал в кусты. Пустующие участки были превращены в свалки мусора, от них на весь квартал разило ужасным запахом разложения. Редко где на пути нам встретился рабочий фонарь, почти все были разбиты и исписаны, хотя выглядели еще новыми, одним словом, тягостное впечатление производило это место, как будто из него высосали всю жизнь и, если бы не доносившийся издалека грохот хэви-металла, можно было бы принять его за пустыню мертвых.
Обойдя несколько пыльных пустых магазинов с разбитыми стеклами, мы свернули в неосвещенный двор и достали фонари. Отодвинув доски из кучи хлама, Геллерт постучал в спрятанную за ними металлическую дверь. Открыв прорезь на уровне глаз, щеколда отодвинулась, туда продемонстрировал свое лицо Геллерт. Щеколда тут же закрылась, заскрипел замок, тяжелая дверь с невыносимым протяжным скрипом отворилась внутрь черной дыры, оттуда поянуло сыростью и чем-то химическим.
«Прямо как в кино» замечтался я, в предвкушении шагая в темноту.
По узким катакомбам, высвечивая путь фонариками, мы осторожно спустились вниз. Стены были исписаны выцветшими граффити, поверх рисунков тянулись ржавые трубы с вентилями, из которых шипела и клокотала вода. Кроме плеска капель и стука наших шагов, из темноты иногда доносило хаотичный визгливый крик, от этого мне казалось, что мы спускаемся в нацистскую пыточную для допроса. К концу пути каменные ступени развалились, пришлось опереться о шершавую и склизкую стену, чтобы не упасть. Геллерт, шедший впереди всех, нес в руках большую флуоресцентную лампу, на которую слетались бестелесные мотыльки единственные прекрасные здесь замеченные создания ночи. Наконец, по стенам, словно рев троллей, стал прорываться звук демонического техно. Индия, заслышав его, посмотрела на меня и азартно улыбнулась. Мы вступили в самое пекло вечеринки, но из-за плотно висящего в воздухе дыма ничего не могли разглядеть, один свет стробоскопа вырывал из дыма конечности, которые то замирали, то ускорялись, схваченные световой судорогой.
Мэлоди, ухватив меня за руку, повела нас в глубину зала, дым плотной стеной замкнулся за спинами. Какой-то парень протянул нам по больничной плошке синей жидкости, на дне которой плавало несколько таблеток. Мэлоди ловким движением закинула их в рот и улыбнулась мне, приглашая сделать то же самое. Я колебался, гадая, какой эффект может оказать это снадобье, но вспомнив свисающую из-под простыни руку и пустую склянку на дне мусорной корзины, решил избавиться от обоих воспоминаний пстой стаканчик вернулся на поднос.
Гости вечеринки опирались о стены, лежали на полу, сидели в позе лотоса, стояли пошатываясь, и все явно ловили приход. Некоторые вдыхали голубой дым из прозрачных полых трубок, этот дым и висел в воздухе, отделяя зазеркалье от реальности. Доминика объяснила мне, что это один из самых дорогих наркотиков в городе нумизмат, стоит одну монету мелкого наименования. Монеты потом сбывали азиатской мафии, которой было запрещено появляться на территории Центра, а именно в Центре и по заброшенным территориям к северу от него было богатое месторождение: форинты, центы, франки, кроны, медяки, не представляющие больше денежной ценности. От их стоимости остался лишь металл, его мафия собирала, сортировала и переплавляла для собственных нужд. Естественно, с годами запасы обнищавшей экономики начали истощаться, монеты находились с трудом, добычу начали перепродавать на черном рынке в три раза дороже. Охотники за металлами, наркоманы и просто безработные рыскали по городу с металлоискателями собственной сборки в надежде найти одинокий дублон и жить на него целый месяц. Это было сродни второму пришествию Золотой Лихорадки, существовали целые группировки Сталкеров, которые не искали монеты сами, а выслеживали охотников и жестоко отбирали у тех добычу. Ради безопасности охотникам тоже пришлось объединиться в группы, и когда банды сталкивались, конфликт никогда не заканчивался миром дележ переходил в поножовщину. Сама по себе бедность не порок, но ее редко посещает добродетель, и в большинстве случаев, дармовая выручка обходится беднякам за чужой счет.
Потолкавшись в толпе под бодрый трек, я отошел от безумствующих и присел в конце зала. В неоновом свете у людей в подвале были непропорционально длинные руки, они походили на гигантских пауков, лапы которых перекрывали пути к отступлению. Эта толпа вызывала у меня отторжение, но я все равно остался и попробовал все, что они могли мне предложить: редкий дым из полых трубок; взрывающийся порошок, от которого немеет язык; упаковку радужных капсул, из которых мне досталась оранжевая кроха со вкусом апельсина и параноидального бреда и, наконец, четверть кубической таблетки, эффект которой местные умельцы смогли увеличить до 112 часов. Где-то играла музыка, люди смеялись, а я не знал из-за чего, но смеялся вместе с ними. Я был зажат в слипшейся толпе, ее искусственное веселье и грохочащая мухзыка лились в меня, заполняя пустоту. Время замерло. Я оглянулся: Геллерт чувствовал себя в своей атмосфере, с каким-то типом они глупо смеялись и выпускали дым через ноздри. Поодаль, Индия и Доминика тоже смеялись и мне показалось, что их зубы постепенно множатся, становясь похожими на стаю акул. Стены начали оплавляться, сползая вниз точно плавленный воск. И тут внезапно все мое веселье сошло на нет. Музыка превратилась в гул, я как будто был заперт за толстым стеклом, всматривался в мутные силуэты по ту сторону, но в очертаниях не мог различить ни одного человека. Звук перешел на невыносимый скрип, как-будто где-то одновременно точили тысячу топоров и пил. Я в ужасе закрыл уши. Все заполонило дымом, а я был один. Остался один, выкинутый за борт общей стратосферы. Еще немного и они перережут мне кислородный шланг. У меня возникло странное ощущение, казалось, что в этот момент жизнь замкнулась на спирали. Все это спираль, а я разворачиваюсь вместе с миром, опоясываю круги вокруг вечности, которая тоже представляет собой спираль, туда и обратно. Тени преследовали меня, охотились за мной, горбясь, я пробивался сквозь толщу людей, боясь прикоснуться к ним. Я попытался прикоснуться к ним, но руки просочились через плоть. Эти люди больше не принадлежали моей реальности. Больше не существовало реальности. Только неразумная огромная пустота, бессознательная коллективная иллюзия из тел.
Иди на огонек, иди на огонек услышал я тихий голос.
Я помнил только обрывочные эпизоды, в голове все продолжало двигаться, во рту было сухо.
Иди на огонек повторял кто-то.
Я принял вертикальное положение и увидел крохотное пламя от спички, слабо виднеющаяся в этом свете, ко мне тянулась рука. От неожиданности я отпрянул, но увидел знакомую татуировку ко мне тянулась рука спасения в лице Геллерта. На ощупь я пополз в его сторону. Геллерт тряс лампочку, пытаясь добыть немного света, затем, не произнося ни звука, он велел следовать за ним. Я осторожно крался по его следам, боясь на кого-нибудь наступить. Мы остановились, Геллерт наклонился над чьим-то телом и пальцами раскрыл лежащему один глаз, направив слабый свет лампы на зрачок. Так же быстро он разжал пальцы и проделал эту же процедуру с другим человеком, тот закрылся руками, прячась. Мы переходили от одного тела к другому. Паника, засевшая у меня где-то в желудке, поднималась к горлу зрачки многих людей не реагировали на свет. Я затрясся от ужаса, осознавая, что нахожусь в комнате, состоящей на треть из трупов. Я заозирался по сторонам, в темноте ничего не было видно, но я почти в обморочном состоянии был готов уворачиваться от хладных, тянущих свои лапы, тел. Геллерт нашел того, кого искал, хоть Мэлоди и не подавала признаков жизни, ее зрачки сузились от света. Гел отдал мне лампу и взвалил девушку на руки, в беззвучном жесте я понял, что надо искать остальных. Рыжие волосы Индии я нашел в конце коридора, нечаянно на них наступив. Индия, свесившись, лежала поперек сидящей Доминики, а Доминика выронила ее голову и отчаяяно пыталась одной рукой прикурить.