Корабль наш бросил на скалу владыка Посейдон,
Иные утонули, а пред тобою все, что ты заметил»,
И вдруг, его прервав, под итакийцев общий стон
Циклоп вперед рванулся и огромными руками,
Схватил двоих, о камень стукнув головами,
Потом сожрал, разделав, и, зажарив над костром,
И, растянувшись на полу, заснул и Зевса гром
Не прогремел, а дружелюбия нарушивший закон,
Храпел, тут Одиссей к нему подкрался осторожно
И острый меч вонзить уже готов в циклопа он,
Но, опустив оружие, задумался на миг тревожно.
Внезапно осознал, что, если великан погибнет,
То непременно и они найдут здесь смерть в пещере,
Ведь этот камень, вход закрывший, не подвигнет,
Тогда никто, и в этом точно Одиссей уверен.
Поведал царь Итаки эти мысли обреченным
Товарищам своим, но пожелал надеждой жить,
К терпенью призывал и верить, что спасенным
По воле громовержца суждено им вскоре быть.
2.
Какой уж сон, когда лишь ждешь рассвета,
Когда и ночь, и жизнь короче каждый час.
Сквозь щели Э́ос3 заглянула нитью света
И людоед проснулся, распахнув свой глаз.
Развел огонь и, подоив своих всех коз,
Схватил опять двоих себе на завтрак,
Зажарив, съел и камень в сторону отнес,
И, выпустив животных, привалил вход так,
Что даже свет не проникал теперь снаружи,
А сам, свистя, погнал на пастбище стада,
Как Одиссею был совет Паллады нужен,
Свою защитницу просил он знак подать.
Пещеру осмотрев, увидел царь маслины ствол,
Как видно чудище готовило себе дубинку,
Отмерив три локтя от дерева, он приготовил кол
И в угол снес, надежно спрятав под овчинку.
Со стадом вечером вернулся вновь убийца,
Все повторилось и опять, схватив людей,
Убил безжалостно и предложил напиться
Ему неразведенного вина вождь Одиссей.
«Это вино, мы принесли тебе в подарок,
Надеявшись на кров и твою милость.
Теперь же отдаем его вот так, задаром,
Хотя желанье наше и не сбылось».
И осушив всю чашу, великан сказал:
«Налей еще и назови свое мне имя,
Чтоб я взамен подарок тоже дал
И дар мой, может Зевса гнев и снимет»?
И Одиссей налил гиганту снова чашу,
Потом еще, и наконец, циклопу сообщил:
Зовут меня «Никто» и я не приукрашу,
Что имя это, мой отец мне дать решил.
Залился пьяным хохотом в ответ циклоп:
«Так знай же, ты, кого зовут «Никто»,
Никто ты для меня и просто сытный клоп,
Тебя я съем последним лишь за то,
Что обещал подарком за вино ответить»,
И охмелев совсем, на стул гигант присел,
Чуть погодя упал, не усидев на табурете,
Так и не встав, минутой позже захрапел.
Услышав храп, достали итакийцы кол
И положили острием его в костер,
Когда затлело дерево, и дым пошел,
Воткнули монстру в глаз, раздался ор.
От боли выл циклоп, шатаясь по пещере.
Из раны кровь лилась, в своей потере,
Крушил все обезумевший от горя великан,
Звал родичей своих, у тех был рядом стан.
И соплеменники его на крик сбежались вскоре,
Кричали голоса снаружи: «Как ты, Полифем?
Средь ночи, почему кричишь ты в страшном горе,
Кто губит жизнь твою, мешаешь спать ты всем»?
«Никто, звучало страшным ревом в темноте,
«Никто, лишь я виновен сам в ужасной слепоте,
Никто не мог бы повредить мне своей силой,
Ведь мощь моя б любого смельчака убила».
«Так, что же ты орешь, коль виноват «Никто»,
Сказали родичи, невольно рассердившись,
Ты, верно, болен, но, а нас казнишь за что?
Иль может, пьян ты, и ревешь вина упившись?
Бессильны мы помочь тому, кто тяжко болен,
По воле Зевса4 телу нашему наносится урон,
Но к своему отцу всегда ты обратиться волен,
Не бросит сына, вод морских владыка, Посейдон»5.
И, бормоча проклятия, сородичи ватагой всей,
Ушли, а Полифем во мраке продолжал стонать,
Ахейцы тихо ликовали, но до рассвета Одиссей
Не спал почти, а размышлял, пытаясь все понять,
Как из пещеры выбраться им утром незаметно
К утру придуман план бежать с овечьим стадом,
Связав баранов по́ трое, под ними неприметно
По человеку спрятал, сам держался тоже рядом.
Под самым крупным из овец одним бараном.
Циклоп меж тем скалу от входа отодвинул.
С лицом безглазым и на лбу зиявшей раной,
Слепец на ощупь проверял животных спину.
Всех пропустил, но вот и сам большой вожак
И содрогнулся Одиссей под его брюхом:
«Любимец мой, почто идешь сегодня так,
Шептал циклоп и, почесав животное за ухом,
Добавил: «Ты не был так ленив и первым шел,
Наверно чувствуешь, что глаз мой уже слеп,
Бродяга наглый ослепил меня, и ты б его нашел,
Коль говорить бы мог, однако, как нелеп
Мой разговор с тобой, и, проведя рукой по шерсти,
Барана отпустил, а Одиссей скользнув на землю,
Вмиг отвязал товарищей своих и знаком дерзким,
Велел баранов крупных отобрать и гнать немедля
На взморье, где столько дней их ждало судно.
Навстречу кинулись товарищи с расспросом,
Загнав баранов, с ветром, кстати, им попутном,
Корабль вскоре волны пенил мощным носом.
И, отойдя, чтоб их циклоп лишь только слышал,
Увидев Полифема, царь Итаки закричал:
«Себя считал, циклоп, ты всех богов превыше,
Наказан ты за то, что так гостей встречал».
Взбеше́нный великан, схватив кусок скалы,
На голос Одиссея в страшном гневе кинул,
За мачтою упал, и от удара мощные валы
Погнали судно к берегу, но вновь покинул
Корабль бухту, и веслами ударив по воде, отплыли,
Уже подальше прежнего от берега, и вновь окликнул
Чудовище, а итакийцы в страхе Одиссею говорили,
Чтоб он молчал, но не послушав их, он все же крикнул:
«Если спросят тебя, Полифем, кто лишил тебя зренья,
То отвечай: царь Одиссей, сокрушитель Пергама6 и Трои,
Сын героя Лаэрта7, выколол глаз мой один без зазренья»
«Горе мне, сбы́лось пророчество давнее, но ожидал я героя
Увидеть, которого мне прорицатель Телем предсказал,
Что ослеплен буду я Одиссеем, но мелкий уродец,
Человечишка хилый, вином опоивший, меня наказал.
Жалкий, ничтожный бродяга, простой инородец».
И к небу косматую голову с черной глазницей подняв,
Руки с мольбою простер, и к отцу Посейдону воззвал:
«О, Посейдон, земледержец, услышь меня, жалобе вняв,
Чтоб Одиссей сын Лаэрта, дороги к отчизне не знал.
Но, если ж ему суждено обрести отчий дом,
Пусть испытает он прежде бесчисленно бед,
Путников всех, потеряв, и с чужим кораблем,
На Родине встретит беду через множество лет».
В ужасе путники к Козьему острову плыли,
Тяжесть проклятия, словно на плечи давила
И по прибытии страшную весть сообщили,
Горькая участь товарищей, всех поразила.
«Разгневались боги на нас и наверно погибнем,
Как Посейдона нам месть избежать», говорили,
«Вряд ли когда-либо родины все мы достигнем».
Жертву богам на высоком холме сотворили,
Мало уверен был кто, что сей дар они примут.
С сердцем тяжелым был остров циклопов покинут.
III. Остров Эола и Лестригоны
1.
Отплыли, и вскоре лишь маленькой точкой
Казался вдали за кормой остающийся остров,
Корабль летел по волнам, на носу одиночкой,
Стоял Одиссей, и глядел в напряжении остром.
Туда, где гладь моря сходилась с лазурью небес,
Но вот горизонт засверкал ослепительным светом,
Казалось, что солнце второе взошло с этих мест,
Причиной сиянья был остров, в народе воспетом
Эолией, так назывался, и вечно по морю скитался,
С твердыней не связан, хотя и имел вид земной.
Эол повелитель ветров, на пути им попался,
На острове жил он, совместно с детьми и женой.
Отсюда хозяин по собственной воле, а также богов,
Ветра рассылал по земле, «Может быть он готов
Дать ветер, который нас живо домчит до Итаки»,
Сказал Одиссей, на обед у Эола им по́дали раки.
И сам седовласый Эол дружелюбно вином угощал.
За длинным столом находились жена и хозяина дети
И слушали с жаром, как царь Одиссей им вещал,
О битвах с троянцами, гибели Трои, истории эти
Не раз пересказывал страстно еще Одиссей.
Эол не хотел со своими гостями прощаться.
Особый восторг проявляли все шесть сыновей,
И жаждали слушать, совсем не желая расстаться.
Ну вот, отпустил их Эол, обещая им ветер попутный.