Я выдохнула, схватила книгу и выбежала в коридор. Там стоял мой маленький детский стульчик. На него теперь садились, чтобы удобнее было надевать обувь. Но сейчас он оказался не просто старым стульчиком, а моим спасителем. Часы на стене показывали половину девятого. Схватив стульчик, я открыла входную дверь и выскочила в подъезд. «Буду читать тут, пока не придёт папа»
Тут слепой сообразил, что идет не туда, куда надо. Вскрикнув, он повернулся и побежал прямо к придорожной канаве, в которую не замедлил скатиться. Но сейчас же поднялся и, обезумев, выкарабкался опять на дорогу, как раз под ноги коню, скакавшему впереди всех.
Я сидела, скукожившись на маленьком старом стульчике, ноги замёрзли, но зайти в дом было выше моих сил: мне теперь везде мерещились морские разбойники с их кортиками и мушкетами. Внизу хлопнула входная дверь, послышался стук дождя и весёлые голоса. Но мне было не до них
Эй, Окорок, затяни-ка песню! крикнул один из матросов.
Старую! крикнул другой.
Ладно, ребята, отвечал Долговязый Джон, стоявший тут же, на палубе, с костылем под мышкой.
И запел песню, которая была так хорошо мне известна:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Вся команда подхватила хором:
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Лена, а ты что тут делаешь? голос соседки тёти Маши вернул меня к действительности.
Я я книжку читаю. Мне дома страшно одной
Мама ещё не приехала?
Нет, ещё месяц.
А папа? Не пришел ещё?
Я опустила глаза, а тётя Маша вздохнула, покачав головой. Мимо меня проплыли сумки и авоськи, щёлкнул ключ и дверь за тётей Машей закрылась
Хокинс, говорил мне Сильвер, заходи, поболтай с Джоном. Никому я не рад так, как тебе, сынок. Садись и послушай. Вот капитан Флинт я назвал моего попугая Капитаном Флинтом в честь знаменитого пирата так вот, Капитан Флинт предсказывает, что наше плавание окончится удачей Верно, Капитан?
И попугай начинал с невероятной быстротой повторять:
Пиастры! Пиастры! Пиастры!
Внизу опять послышались шаги. Но это и хорошо: люди вокруг, всё не так страшно.
Это были соседи из квартиры напротив Сашка Мучалов и его мама. Сашка шёл, набычившись и отвернувшись от меня, как будто мы и не знакомы с ним вовсе и не учимся в параллельных классах. За всё время мы с ним даже ни разу не поздоровались, не то, что слово доброе сказали. «Бэшник», одним словом. Фи!
Здравствуй, Лена? Ты чего тут сидишь? спросила Сашкина мама.
Книжку читаю, я показала обложку.
А где мама? Папа?
Мама в Москве, уже месяц как я тяжко вздохнула. А папа еще с работы не вернулся
Ладно, наверное, скоро придёт. Ты долго не засиживайся, простудишься. Вон как дождина льёт, даром что март.
Дверь за ними захлопнулась и я опять упала в восемнадцатый век
Мы остановились в том самом месте, где на карте был нарисован якорь. Треть мили отделяла нас от главного острова и треть мили от Острова Скелета. Дно было чистое, песчаное. Загрохотал, падая, наш якорь, и целые тучи птиц, кружась и крича, поднялись из леса. Но через минуту они снова скрылись в ветвях, и все смолкло.
В тёть Машиной двери повернулся ключ. Она вышла в подъезд и строго сказала: Всё, Лена, спать будешь у меня. Время уже одиннадцать, ждать больше некого. Сейчас поужинаешь и ляжешь спать. Ох уж эти
Она покосилась на меня и дальше продолжать не стала. Я, дрожа, встала со стульчика, закрыла ключом дверь и поплелась за тётей Машей.
Тётя Маша жила одна. Её дочь вышла замуж и ушла жить к мужу, а кровать осталась. По телевизору показывали съезд народных депутатов. По-моему, двадцать третий в том году был. Что-то вещал ещё молодой и бодрый Брежнев, все депутаты постоянно вставали и долго ему хлопали. Тётя Маша наложила мне горячей картошки, рядом поставила солёные помидоры. Вкусно! Я потянулась за книжкой:
Ещё чего! Времени скоро двенадцать! Под душ и спать! Я уже постелила. А отцу твоему она что-то добавила беззвучно. Я записку в двери оставила. Придёт увидит, не волнуйся. Я с трудом доплелась до постели и провалилась в глубокий сон.
Утром я проснулась от голосов: строгого тёть Машиного и виноватого отцовского.
Маш, ну не ругайся, ну, посидели мы вчера с ребятами
С ребятами?! голос тёть Маши звенел на высочайшей ноте, хоть и говорили они полушёпотом. Девчонку одну дома оставил! Что ты ей за книгу там подсунул, что она весь вечер в подъезде сиротинушкой просидела?!
Так я «Остров сокровищ» А что, хорошая книга.
Папа! я выскочила из постели. Хорошая книга! Я уже половину прочитала. Спасибо, тёть Маш, мы домой!
Дома везде горел свет. На кухне лежал недоеденный засохший батон. Я прислонила книгу к чашке со вчерашним чаем и снова улетела на двести лет назад.
Так, я купил в магазине котлеты. Сейчас пожарю, ты подожди, суетился папа. Но меня на кухне уже не было
«Испаньола» по-прежнему стояла на якоре. Но над ней развевался «Веселый Роджер» черный пиратский флаг с изображением черепа. На борту блеснула красная вспышка, и гулкое эхо разнесло по всему острову последний звук пушечного выстрела. Канонада окончилась.
Надо сказать, что мама, хоть и была врачом, и поехала в Москву получать высшую категорийность, была из очень простой крестьянской семьи. Пережила войну и голод и карабкалась к лучшей жизни самостоятельно. Да, она стала известным и уважаемым в городе санитарным врачом, но замашки у неё остались те же крестьянские-крестьянские. Готовила она вкусно, накладывала в тарелку всегда и всего много, но как попало. Хлеб резала огромными ломтями и хорошо, если куски попадали в хлебницу. Папа же, из московской интеллигентской семьи, всё делал красиво и эстетично. Но готовить он не умел. Совсем. Даже готовая к самым неумелым мужским рукам магазинная котлета получалась у него похожей на подошву.
Вот и сейчас он постелил красивую салфетку, ножик справа, вилка слева, а на тарелке живописно располагались котлета, порезанный огурчик, горошек и, как заключительный аккорд, он торжественно набросил на котлету веточку укропа. «Давай, ешь!» Я кивнула и, не отрываясь от книги сжевала котлету. Но в этот раз ни красоты, ни вкуса я не заметила
У подножия высокой сосны лежал скелет человека. Вьющиеся травы оплели его густой сетью, сдвинув с места некоторые мелкие кости. Кое-где на нем сохранились остатки истлевшей одежды. Я уверен, что не было среди нас ни одного человека, у которого не пробежал бы по коже мороз
Ты в школу не опоздаешь?
Да-да Школа я встала и, не отрываясь от книги, прошла в свою комнату, закрыв за собой дверь. И поднялась со стула только тогда, когда прочитала:
До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос Капитана Флинта:
Пиастры! Пиастры! Пиастры!
Так что, в школу я так и не попала. Какая тут школа? Пиастры! Пиастры! Пиастры!
9. Рубль
Оля-я-я! О-о-оль! я задрала голову и вглядывалась в окна на четвёртом этаже. Из кухонного окна выглянула старшая Олькина сестра Лариска.
Чего тебе, горе моё? Куда сестру мою уводишь?
Ну, позови, чего ты? Меня мама в «Кулинарию» послала, за тестом.
Самим, самим надо тесто делать, а не по магазинам шляться! Ишь, белоручки!
Лариска была старше нас всего на полтора года, но в её табели о рангах мы занимали место где-то между котятами и лягушатами. Лишь годам к восемнадцати она разглядела в нас людей.
Иду! высунулась на балкон Олька, завязывая конский хвост. Не слушай ты её!
Я быстро выскочила из Ларискиного поля зрения и села в теньке дожидаться Ольку.
Июль. Жара. Самый полдень. Надо быстренько смотаться в «Кулинарию» на Шевченко, и будут нам через час самые разные пирожки с пылу, с жару.
Я вышла навстречу Ольке и мы опять оказались в поле зрения Лариски.
Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой кочегары! неслось нам вслед. Иногда мы обзывались ею санитарами, в другой раз комиссарами. Смотря, какое настроение будет у Лариски. Я оглянулась огрызнуться, но Олька уволокла меня за угол: мол, нашла, с кем связываться! Заклюёт!