Итак, проблему с плащом я посчитал решенной утром я рассчитывал на завтрак и был уверен, что Петрович просто не сможет не заметить результатов моей бурной деятельности. И все-таки что-то продолжало меня мучить. Вообще картина произошедшего была невероятно странной. Допустим, Майкина сережка и даже поясок от плаща могли каким-то образом попасть в руки маньяка-фетишиста, а по совместительству Майкиного шефа. Но вот зачем и как он сам-то попал в наш подъезд? Даже и бог бы с ней, с причиной его явления. Ну мало ли, в конце концов! Он мог приехать, чтобы обсудить с Майкой что-нибудь очень деловое, например, перспективы развития бизнеса на ближайший квартал. Зачем начальнику обсуждать такие важные вещи с рядовым сотрудником, да еще и не самым любимым, я даже не представлял, но ведь что мы, коты, знаем об устройстве человеческого делового мира? Наверное, примерно столько же, сколько люди знают о мире кошачьем. Так что повод для приезда в гости к Майке в столь ранний час у лысого бедолаги мог найтись. Но вот что было совершенно неясно, так это то, как мог покойник выпасть к ногам Майки из лифта. Единственным объяснением было бы, если бы Майкин босс вошел в лифт, положил на пол Майкину сережку, сел на нее и от избытка чувств собственноручно удавился, при этом опираясь спиной на двери лифта. Будучи существом с активной жизненной позицией, невозможность подобного развития событий я мог подтвердить на собственном опыте.
Когда я еще обретался у стервы Ритки, проведя пару дней на голодном пайке, когда она умотала в гости даже не подумав оставить мне хоть какого-то пропитания, в поисках чего-нибудь съестного я-таки выбрался через открытую форточку на улицу. Случилось такое в первый раз. Ритка и раньше пропадала на пару дней, но какой-никакой еды все-таки оставляла, а тут и думать об этом забыла. Из окна улица выглядела даже завлекательно, а в реальности там не было ничего общего с лесами, полями и реками из нашего кошачьего фольклора. Также не было там и дичи: мышек и птичек. Наоборот, была масса странных запахов, громыхали огромные металлические катафалки с людьми внутри, пешеходы тащили за руки вопящих детей или лающих собак на поводках. Ото всей этой какофонии звуков и запахов я впал в ужас, и даже забыв о чувстве голода просто вжался в асфальт с одной мыслью: тихо раствориться без следа.
Как назло, на площадке перед домой играли в какую-то свою дикую игру подростки. Точнее, играли-то они там каждый день и из окна выглядели не просто безобидно, а даже весело, как маленькие мышки. Я часто с удовольствием наблюдал за их возней. Вблизи же они оказались огромными, почти как сама Ритка. И вот теперь уже точно, как назло, они заметили меня. Рыжий вихрастый заводила заорал: Гля, котяра! и швырнул в меня тут же подобранную жестяную банку. Я метнулся в сторону и вся свора с воплями: Лови его, уйдет!, бросилась на мою поимку. Я метался по двору, совершенно обезумев от ужаса, шума и попыток увернуться от летевшего в мою сторону мусора и камней, а стая диких человеческих детенышей вела на меня охоту. И вот, когда я совсем уже отчаялся и решил забиться в угол и просто достойно принять свою неминуемую погибель, один из ребят, до этого убежавший в дом, вернулся, волоча старую, невесть откуда выкопанную, авоську, которую незамедлительно в меня и швырнули, да так метко, что я тут же в ней и запутался. Впрочем, набросить авоську на забившегося в угол кота было, конечно же небольшой проблемой, особенных талантов тут не требовалось.
В авоське запутался я накрепко. Голова пролезла в дырку в ячейках, я все старался вырваться, бил лапами, все больше закручивая веревки вокруг своей шеи, дышать становилось все труднее, в глазах темнело, а счастливая ребятня толпилась рядом, шумно делая ставки удавлюсь я или все-таки нет. Сколько прошло времени я, понятное дело, не представляю, по моим, кошачьим меркам, тянулось время невероятно медленно, а жизнь перед моими глазами пролетала быстро. Видимо, какой-то кошачий бог заметил мои мучения, так что спасло меня чудо в лице местного алкаша Степаныча, с которым познакомился я позже, когда Ритка, увидев, что я не подох с голоду в пустой квартире, а встретил ее по возвращении у подъезда, хоть и побитый, но живой, стала регулярно бросать меня одного, в теплое время года просто оставляя открытой форточку, а в холодное, выкидывая меня из подъезда за шкирку добывать себе пропитание на вольных хлебах. Итак, в этот раз Степаныч, увидев, как я бьюсь, задыхаясь в авоське, отчего-то пожалел меня, с руганью отогнал ребятню, вытряхнул меня из авоськи, наградил отборными матюками и дал пинка под зад, от которого я отлетел к подвалу, куда и скатился, автоматически лишив моих преследователей и недоброжелателей шансов до меня добраться.
Собственно, историю эту, совершенно противоречащую моему мужественному облику и жизненной позиции, рассказал я с одной только целью: уверить вас в том, что в вопросах удушения я могу являться специалистом. Со всей ответственностью могу заверить вас, что добровольно расстаться с жизнью собственноручно удушив себя никто не в состоянии. Майкин шеф, возжелай он расстаться с жизнью именно таким образом, конечно же мог бы повеситься. Однако, это довольно сложно реализовать в лифте. Да и не висел он ни на какой веревке, а преспокойненько валялся себе на полу.
Поняв, что пока раскрыть тайну удивительного расположения трупа Майкиного босса в лифте я совершенно не в состоянии, я решил вернуться к первому вопросу, а именно: зачем же он все-таки явился в наш подъезд и поднялся на наш этаж. Памятуя о словах соседки Маньки, я решил уточнить у нее, откуда же у нее взялись столь ценные сведения о происходящем. Одно дело, если про сережку она узнала, подслушивая под дверью происходящее в подъезде, или же грея уши пока ее хозяйка трепалась со своими товарками. И совсем другое, если она видела место преступления своими глазами. Манька часто выскакивала в подъезд под ногами у зазевавшейся хозяйки. Та была бабой безалаберной, да и непрерывно говорила по телефону, так что Манька проскальзывала мимо нее без проблем, когда та входила или выходила из квартиры. Обнаружив пропажу, Манькина прислуга спохватывалась и носилась по подъезду с дикими криками, призывая Маньку к порядку и скорейшему возвращению в родные пенаты. Манька же меланхолично пряталась где-нибудь внизу между дверьми или же, если было холодно, за мусоропроводом или у чердака, преспокойно сопя в две дырочки в ожидании пока ее найдут, подхватят на ручки, заобнимают и зацелуют от избытка чувств. Я как-то спросил Маньку зачем ей рисковать подцепить блох в подъезде, да и прислугу как-то жалко. Манькин ответ на мое недоумение был вполне достойным: Чем на диетах сидеть, пусть побегает, растрясется. Какой-никакой, а спорт. Так что похоже, со стороны Маньки это было проявлением своеобразной заботы о своей непутевой любимице.
Так вот, было вполне вероятным, что Манька в интересующее меня время обреталась в подъезде и могла стать еще более ценным свидетелем, нежели уже была, если бы только удалось ее разговорить. Вы уже, конечно, поняли, что Манька была особой весьма язвительной и на контакт обычно не шла. Поэтому я стал раздумывать, как же сподвигнуть Маньку рассказать мне больше, чем она сама решила. В том, что Манька по-любому знает больше, чем рассказала, я не сомневался. Чем больше я об этом думал, тем яснее для меня было, что Манька кинула затравку с какой-то целью. Конечно, она понимала, что мне нужна будет информация и продемонстрировала, к кому я должен буду за ней обратиться. Теперь весь вопрос был в том, что же она рассчитывала за эту информацию получить. В меркантильных намерениях Маньки я тоже не сомневался ни секунды.