Он нагнулся ко мне и поднес палец, испачканный пеплом, к моим глазам:
Ты, только ты. Ты злейший враг сам себе. Все остальные так, статисты. Ерунда.
«Но я просто хочу уметь», думал мой детский мозг. Речь о способности, а не о врагах. О том, чтобы быть как все, а не оказаться единственным исключением. Хаим посмотрел на меня, издал какой-то непонятный глубокий гортанный звук, и ровно в этот момент дверь открылась и рыжий вернулся с еще несколькими разными браслетами в руках.
Когда сгорел следующий браслет, он стукнул рукой по столу и выругался.
После четвертого браслета он поднял трубку телефона и минут пятнадцать ругался с кем-то, кто был, как выяснилось, «не техподдержкой, а дерьмом». «Как это такого не бывает? Оно происходит на моих глазах!»
Пятая попытка была уже только для протокола. Он посмотрел, как горящий браслет падает на пол, и недоверчиво покачал головой. Снова позвонил и коротко, почти шепотом, с кем-то поговорил. Потом еще два звонка. Время от времени до меня долетали слова «блокировка» и «провал». Наконец решили оставить попытки.
Он запрограммировал последний браслет, темно-синий с двумя черными полосам по бокам и пятью кнопочками, рассыпанными по ремешку.
Протянул его мне и сказал:
Этот мы пробовать уже не будем, но я должен выдать тебе браслет. Пока не пытайся обмениваться с его помощью. Я отправлю отчет о твоем случае. Причину исследуют. Может быть, ты просто не способен обмениваться, парень. Дани. Сочувствую. Но это не значит, что ты хуже других, просто на тебя это не действует. Я никогда такого не видел. Но ты не переживай, на заводе проверят браслеты, тебе позвонят и постараются решить проблему. Хорошо?
Я взял браслет и сунул его в карман штанов.
Хорошо, сказал я.
Он виновато улыбнулся. Слабой, тонкой улыбкой.
Я слез со стула и вышел на улицу, где в машине меня ждали папа и с ним агент.
С тех пор и до сегодняшнего дня я не слышал ни об одном человеке, у которого была бы та же проблема. Когда застаиваешься в самом себе. Когда твоя личность слишком привязана к твоему телу. Когда твоя душа чересчур неподвижна. Называйте как хотите. Я был единственным человеком, который навсегда застрял в собственном теле. Единственной константой.
С завода мне так и не перезвонили.
Рисовальщик фотороботов был недоволен.
Глаза, плечи дайте мне хоть какую-нибудь деталь, говорил он.
Он находился слишком далеко, отвечал я. Как я мог заметить, насколько сильно он прищурился?
Если вы опишете его фигуру это мне ничем не поможет, сказал он. Труп уже вытащили из обгоревшей машины, его будут изучать. Мы с вами можем попробовать проанализировать только его пластику. В какой позе он был, когда стрелял в вас из дома напротив, как он смотрел на вас, когда мчался на машине по направлению к вам.
Я пожал плечами. В какой позе он стрелял? В позе человека, который целится и стреляет. Ну, честное слово.
А как он выглядел, когда сидел за рулем? Попытайтесь вспомнить момент, когда он был ближе всего.
Спокойный. Задумчивый. Очень сосредоточенный.
Окей.
Представляете себе людей в тире? Вот человек встает, закрывает один глаз и держит руки? Вот так.
Устремленный к цели.
Да. Только эта цель я.
Он записал что-то на бумажке. Понятия не имею, почему их до сих пор зовут рисовальщиками фотороботов. Ведь они уже ничего не рисуют. Просто пытаются ткнуть пальцем в небо и нащупать какую-нибудь характерную черту, которой можно было бы воспользоваться.
Он отложил ручку:
Ладно, хватит. Кажется, больше мы ничего не добьемся. Спасибо.
Не за что, ответил я. Он встал и вышел.
В участке было полно народу: кто-то входил, кто-то выходил.
Полицейский, который сидел рядом со мной, издал радостный вопль и нагнулся к экрану компьютера. Есть шанс, что сеть восстановилась.
На столе, как раз с той стороны, где ждал я, у него был установлен второй монитор. Я пошевелил мышкой и монитор ожил. Я посмотрел, не следит ли кто-нибудь за мной, и немного придвинулся к столу. Зашел на один из новостных сайтов, которым точно не владеет Ламонт. Сеть действительно снова работала, сайт мгновенно загрузился. Быстрый поиск и вот заголовок: «При загадочных обстоятельствах убита бывшая жена миллионера». Я кликнул.
Подробностей не было, сообщено было только то, что разрешила полиция, чтобы не мешать расследованию. Но вот быстрота, с которой эта статья появилась, поражает. Название моего района, тот факт, что убил ее снайпер, что он целился издалека, что он скрывался с места преступления на машине и она разбилась, все это было в статье. Точного адреса и моих слов не было. Цитировали соседей: «Сосед спустился и выстрелил, чтобы остановить убийцу, пока тот не скрылся». Но моего имени, слава богу, не было.
В статье приведена и лаконичная речь Ламонта. Все по шаблону сообщения для прессы, и не факт, что Ламонт вообще имел к этим словами отношение. «Я потрясен этим жестоким убийством. В последнее время мы с Кейтлин отдалились друг от друга однако вместе мы прожили немало прекрасных лет, и о них я еще расскажу, когда буду вспоминать о ней. Я уверен, что полиции удастся раскрыть это страшное преступление». Я прямо слышу, Ламонт, как ты сидишь в темноте и рыдаешь.
Статья была снабжена двумя фотографиями. Одна жены Ламонта. Она немного накрашена и поэтому выглядит свежее, чем та женщина, которая встретилась мне несколько часов назад. Но внизу была фотография Ламонта с «его нынешней пассией». Снимок сделан папарацци: Ламонт держит подругу за руку, и они быстро направляются к выходу из какого-то клуба, чуть пригнувшись, чтобы спрятаться от камер. Я не слежу за светской хроникой, новостями особо не интересуюсь. В любом случае я вряд ли узнал бы женщину рядом с ним.
Но теперь мне стало ясно, что искать. Это действительно была Тамар. По-другому накрашенная, с другой прической, более зрелая, в платье, которое ей раньше и в голову бы не пришло надеть. Но это Тамар.
Окей, услышал я голос за своей спиной. Давайте мы вас отпустим.
Полицейский положил передо мной маленькую клавиатуру, накрытую черным пластиковым рукавом.
Введите свой личный код, и дело с концом, сказал он улыбаясь. С серо-голубыми глазами, пожилой видимо, до пенсии недалеко. В его жестах сквозила легкая беззаботность.
Я опустил руку под пластиковый рукав и ввел последовательность цифр и букв, которую выдали мне тогда, в той маленькой белой комнате. Рукав прикрывал мои пальцы, но полицейский на всякий случай отвернулся и смотрел в другую сторону. Клавиатура звякнула, и на экране сбоку появились мои данные.
Отлично, сказал он, я передам это дальше, Вас отметят во всех бумажках, которые связаны с этим делом. Будьте готовы, что мы можем вызвать вас для дачи повторных показаний, если потребуется. Хорошо, господин Арбель?
Да, нет проблем, ответил я.
Не обменивайтесь ни с кем, кто находится за границей, не сообщив нам заранее, пожалуйста. Чтобы не пришлось тратить время на ваши поиски.
Не волнуйтесь, сказал я, я очень дисциплинированный гражданин.
Он прищурился и посмотрел на меня.
Арбель задумчиво произнес он. Вы, случайно, не связаны с
Это мой отец, ответил я.
Он раскрыл глаза:
А! Я думал, что лицом вы мне кого-то напоминаете Мой добрый приятель был на месте после после произошедшего. Я помню подробности этого дела. Соболезную вам. Он был настоящий мужик.
Да, ответил я. В таких диалогах трудно придумать хорошую реплику.
Как вы жили после этого? Кто-нибудь о вас позаботился?
Жили помаленьку, ответил я. То-сё.
Очень надеюсь, кстати, что ты не знаешь, как именно. Часть этих «то и сё» не вполне законна.
Он покивал, говоря:
Да-да, понимаю вас.
О нет, ты не понимаешь, но мило с твоей стороны, что ты киваешь. Есть люди, для которых даже кивнуть не барское дело.