Первый перевод Фукидида на латинский язык принадлежит перу Лоренцо Валла[60] (14041457), вместе со своими учениками читал и комментировал Фукидида Филипп Меланхтон, о чем упоминает Иоанн Казелиус[61], на латинский язык переводили Фукидида Иоаким Камерариус, архиепископ Иоанн Каза и знаменитый популяризатор Фукидида Генрих Стефан, снабдивший свой перевод восторженными отзывами[62]. Комментировал Фукидида и написал специальный трактат о его хронологии один из любимых учеников Меланхтона Давид Хитреус[63] (15311600). Эти работы послужили подготовительным этапом для первого критического перевода Фукидида на латинский язык, который сделал также вышедший из окружения Меланхтона Иоанн Казелиус[64] (15331613), бывший профессором философии и элоквенции в Ростоке и Хельмштадте, который снабдил свой перевод обстоятельным введением и подробными комментариями. Казелиус в своей работе опирался на переводы и комментарии своих предшественников и особенно Иоанна Казы, который опирался на несколько кодексов в своей работе, а также на те штудии, в которых сам Казелиус участвовал в качестве ученика Меланхтона.
Достаточно активное изучение и сопоставление семи основных и целого ряда младших кодексов дало возможность Фридриху Бенедикту Трауготту опубликовать в 1815 году капитальный труд «Commentarii critici in Thucydidis octo libros»[65], в котором он подвел итог всем предшествующим изданиям Фукидида и выявил практически полностью в спорных местах тот текст, который И.Беккер положил в основу своего критического издания[66]. Штудии И.Беккера были несколько дополнены Э.Ф.Поппо[67], К.В.Крюгером[68] и К.Худе[69]. Последнему принадлежит также превосходное издание всех схолий к Фукидиду[70]. При переиздании «Истории Фукидида» Стюарта Джонса Пауэлл[71] следовал, в основном, тексту К.Худе.
Большое значение имели находки папирусов с текстами Фукидида в Охиринхе. Тексты, обнаруженные до 1913 года, собраны Фридрихом Фишером[72] в отдельном издании, а остальные опубликованы в соответствующих номерах The Oxyrhynchus papyri. На основании проделанной им работы Фишер сделал важный вывод, сводящийся к тому, что тексты, содержащиеся в средневековых рукописях, полностью отражают тот текст, который утвердился в IIIII веках н. э. и отражен в охиринхских папирусах. Этот текст основывается на эллинистической традиции. Таким образом, тот текст, которым располагаем мы, достаточно точно повторяет архетип.
Полный лексикон к Фукидиду был составлен Э.А.Бетаном[73] и издан в Женеве в 1843 году. Эта работа до настоящего времени сохранила свою ценность и служит незаменимым пособием при работе с Фукидидом. В 1887 году М.Г.Н. фон Эссен[74] опубликовал индекс к Фукидиду, который дополнил работу Бетана. Индекс содержит указания на все слова, использованные в тексте в тех формах, в которых они встречаются у Фукидида. Особенностью индекса Эссена является включение в него артиклей, частиц, энклитик и союзов, что обеспечивает работу над литературным стилем Фукидида. В настоящее время обе эти работы переизданы стереотипным способом[75]. Разнообразные указатели к тексту содержит также труд Гомма.
§ 3. Источниковедческий аспект
Изучение Фукидида в источниковедческом аспекте очень долго тормозилось по указанным выше причинам. В свете воззрений Л.Ранке то, что является типичными стилистическими приемами, продиктованными в первую очередь софистикой, рассматривалось как проявление недосягаемого научного метода и т. д.[76] Бурное развитие эпиграфики во второй половине XIX века поставило вопрос об использовании Фукидидом эпиграфического материала. Этой проблеме посвящены блестящие работы Генриха Свободы[77] и Адольфа Кирхгоффа[78], которого У.Виламовиц не без основания назвал «достойнейшим наследником А.Бека»[79]. Кирхгофф составил к текстам Фукидида исчерпывающий эпиграфический указатель[80], в котором, однако, ряд ссылок следовало бы перенести из разряда fontes в loci similes. Работы А.Кирхгоффа удачно дополняются изысканиями А.У.Гомма, собиравшего эпиграфический материал, дополняющий и исправляющий Фукидида[81].
Ряд конкретных работ по эпиграфическим источникам Фукидида был выполнен Штейном[82], Шёне[83] и Худе[84]. Несколько небольших статей посвятил этому вопросу В.К.Ернштедт[85], внесший на основании эпиграфических памятников ряд направлений и конъектур в текст Фукидида. В настоящее время эти штудии продолжены В.Эберхардтом, сопоставившим Мелосский диалог у Фукидида с двумя эпиграфическими памятниками[86]. Исследователи, занимавшиеся так называемой исторической методикой Фукидида, поставили вопрос о характере, методике и особенностях использования Фукидидом этнографических источников и разнообразных исторических реалий. К ним относятся М.Бюдингер[87] и Э.Мейер[88].
Вопрос о письменных источниках Фукидида по причинам, указанным выше, разрабатывался в меньшей степени. Правда, на элементы зависимости от Харона указывал еще Р.В.Крюгер в своих «Historisch-Philologische Studien»[89]. Вместе с тем Крюгер, противопоставлявший Фукидида всем его предшественникам и последователям, явился основоположником той точки зрения, согласно которой у Фукидида не было литературных предшественников. Именно этой точки зрения придерживается Дж. Б.Гранди в своем фундаментальном исследовании, где он не считает нужным выделить источниковедческий аспект. Признавая несомненное знакомство Фукидида с литературными и историческими произведениями его предшественников, Гранди тем не менее заявляет: «Первый источник Фукидида autopsy, его второй источник литература, имевшаяся в его время»[90]. У Гранди наличествует несколько небезынтересных замечаний об использовании Фукидидом произведений Гелланика. Однако его выводы делают весьма сомнительным тот факт, что в них он постоянно исходит из общих мировоззренческих установок Фукидида, которые он окончательно уяснил для себя как нечто, не подлежащее сомнению (в чем чувствуется определенное влияние идей Л.Ранке), и изложил во втором томе своего исследования в весьма поэтической форме[91]. Р.Макан, написавший в Cambridge Ancient History главу о Фукидиде[92], придерживается более непримиримых выводов. «У Фукидида не было литературных предшественников или учителей»[93], пишет он. Вместе с тем Макан считает возможным тот факт, что при рассказе о синойкизме Фукидид пользовался Геллаником[94]. Аналогичных взглядов на литературных предшественников Фукидида придерживается К.Довер[95] в своем новом источниковедческом очерке.
Иное понимание вопроса о литературных источниках Фукидида наметил У.Виламовиц в первом томе своего огромного исследования Aristoteles und Athens[96] и в книге The Greek Historical Writing[97]. Виламовиц указал на несостоятельность той точки зрения, согласно которой ряд мест у Фукидида рассматривается как скрытая полемика с Геродотом. Геродот, по его мнению, занимает особое место в истории повествовательно-исторического жанра, в то время как Фукидид является ординарным представителем историографии на почве софистической эпохи[98]. Основа исторической методики в греческой историографии базируется, по мнению Виламовица, на том, чтобы «получать правила из наблюдений путем абстракции»[99], а потом придавать им абсолютную ценность. Именно на этом методе, открытие которого, вероятно, имеет смысл соотносить с логографами, основывает свое повествование Фукидид.