Ашша торопливо заползла сверху на их спальный пенал, затащив за собой Митроху, а на освободившееся место посреди палубы прибывшие сваливали мешки и корзины. Наконец, последний туесок с чем-то мерзко пахнущими и извивающимся занял свое место и над болотом воцарилась тишина. Местные просто стояли и ждали. В молчании было слышно как человеко-тур, чавкая, жует рыбу. Шумно облизывается. Шарит пальцами в горшке. Переворачивает и стучит об дно, сливая остатки жира в широко раззявленную пасть и наконец небрежно бросает горшок за борт, в болотную жижу. Судя по скрежету, там его начали грызть.
Так, что тут? человеко-тур неспешно присел рядом со сложенной на палубе добычей. Горшок со слабо светящимися водорослями отставил в одну сторону. Корзину с еще бьющейся рыбой в другую. Поднял на весу плетеный короб изнутри доносилось негромкое жужжание, прикинул вес на ладонях жужжание стало громче, отчаяннее
Вовремя это ты рой снял. одобрительно кивнул тур.
Макровит радостно заулыбался.
Завтра на обмен понесем. короб отправился к водорослям.
Что там? шепотом спросил Тат, дернув энатокета за изуродованное ухо.
Ушастик выдернул ухо из его пальцев, закинул за спину, поглядел недовольно, но все-таки буркнул:
Мертволесские мухи.
Зачем? изумился Тат, на что получил в ответ еще один грозный взгляд и энатокет отвернулся.
Мухи отправились к водорослям, а человеко-тур начал споро раскладывать принесенное в две стороны: та кучка, что с мухами и светящимися водорослями оказалась поменьше, вторая с рыбой, лишайниками, ползающими в решете червями, и прочей, видать, съедобной живностью побольше.
Ты, ты и ты наконец человеко-тур ткнул толстым пальцем в парочку человеков и зитирона. Отнесете на мою лодку. с довольным видом он кивнул на меньшую кучу.
Выбранная троица безропотно принялась таскать отложенные короба с лодки на лодку, а остальные, довольно загудев и очевидно расслабившись, принялись выставлять перед человеко-туром плетеные туески. Соскользнувший с крыши спальной «плетенки» Митроха торопливо добавил к ним свой короб. Татльзвум невольно кивнул: ясно, намечается раздел добычи. И оценивающе прищурился на человеко-тура а неплохо устроился, тварь Прикованного!
Тот для начала отложил в отдельный, изукрашенный короб лучшую рыбу, лишайники в червях поковырялся и побрезговал (Татльзвум бы тоже не стал!), и снова отправил отобранную снедь к себе. И наконец начал неспешно и придирчиво оделять едой народ. Немного червей в один туесок, в другой, в третий Сыпануть горсть лишайника туда и сюда выделить по рыбине Туески наполнялись неравномерно, заставляя одних довольно кивать, а других хмуриться. Но все молчали, только макровит растянул толстые губы в счастливой усмешке, когда в его туесок плюхнулась лишняя рыбина.
Все! отряхивая широкие, как лопата, ладони, человеко-тур поднялся. Варите, жрите, спите и чтоб тихо мне!
Тат поглядел на туески и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота и одновременно желудок откликается пронзительной голодной трелью.
Народ негромко загомонил руки, лапы и щупальца потянулись к туескам
А Ашше? дрожащий от обиды голос Митрохи прозвенел над болотом. Человечий мальчишка стоял, прижимая к груди едва на треть заполненный туесок. Ашше как же? Вчера на треть меньше дали, нынче так и вовсе на одного не хватит, а нас трое!
Ишь ты! негромко хмыкнул соплеменник Ашши, молодой никс с ободранной чешуей на хвосте и шрамом через всю щеку. Непонятно только одобрительно или осуждающе. Вступается малой за старую да пришлого!
Тур медленно обернулся к мальчишке:
Ашша твоя не наработала. тяжело отрезал он. Ты насобирал на половинную долю. Ее вы и получили. и ступил на бортик, собираясь покинуть лодку.
Ашша лечит! отчаянно заорал Митроха. Скажи, Ирчун? он повернулся к ящеру сэв. Когда тебе глазастые шкуру прокусили, кто тебя на ноги поставил? А ты? Митроха уставился на макровита. Когда ногу багром пропорол, вот тут у нас на тюфяке валялся! он ткнул пальцем в плетеный «пенал».
Макровит тихонько всхлипнул и обиженно поглядел на Митроху вспоминать ему явно не хотелось.
Нынче есть тут больные? тур обвел тяжелым взглядом притихший народ. Никто не откликнулся, все отворачивались, боясь встретиться с ним взглядом. Есть больной есть ей доля. отрезал он. А нынче никого твоя Ашша не лечила.
Она травы лечебные собирала, и
Вот пусть свое сено и жует! он демонстративно оскалил длинные, острые, совершенно волчьи клыки, намекая, что уж сам-то сено жевать точно не станет. Пришлого ее подбирать тоже никто не заставлял. Хочет чужаков тащить пусть сама и кормит.
Так разве остальные сюда не также попали? вдруг подала голос молчавшая до сих пор Ашша. Пикчу из трясины выдернули. она указала на маленького, в половину человечьего роста мужичка в высокой шапке. Ухан сам пришел, когда ему ухо на Торжище пометили
Ну и нечего поминать, тут я не ворую. недовольно буркнул энатокет.
Да и ты старая никса внимательно поглядела на человеко-тура. Сюда ползком приполз: и лечить пришлось, и откармливать.
Тур заревел громко, надсадно, яростно. С размаху бухнул себя кулачищем в грудь и в один шаг преодолел расстояние до плетеного «пенала». На миг его налитые кровью глазки оказались на одном уровне с сидящей на крыше никсой а потом его громадная ручища ухватила старуху за горло, приподняла и затрясла так, что змеиный хвост никсы закачался в воздухе.
Никогда! Чуешь, никогда! он снова встряхнул старуху. Не смей со мной спорить!
Хррр! никса захрипела, царапая слабыми пальцами руку человека-тура.
Пусти! Пусти Ашшу! завизжал Митроха, бросаясь к туру.
Тот рявкнул и другой рукой отшвырнул мальца, так что тот приложился спиной об бортик. Ставшие вдруг багрово-алыми глаза тура жутко выкатились из глазниц, язык свесился меж клыков, он с упоением глядел как лицо Ашши синеет, и как она все слабее пытается разжать его пальцы на своем горле.
«А ведь он ее сейчас убьет. понял Татльзвум. Я останусь без лекаря, без еды, без драконьего облика, не зная дороги с болота, в этом сборище тварей, которым на меня хвостом махать. Даже тем, у кого хвостов нет.»
Резкий толчок с места он взвился в воздух и обрушился на тура всем телом. И сам рухнул к его растоптанным сапогам, задыхаясь от мгновенно накатившей слабости. Бугай пошатнулся не столько от удара, сколько от удивления, и разжав пальцы. Ашша с шумом шлепнулась на плетеный настил, хрипло, со стоном задышала. Тур изумленно поглядел на успевшего подняться на четвереньки Татльзвума, и толстые бычьи губы растянулись в зловещей усмешке, открывая волчьи зубищи.
Ну да, пришлый ухмыльнулся тур и замахнулся, пнуть Татльзвума ногой в живот.
Тот перекатился по палубе, уворачиваясь от удара. Не встретив сопротивления, тур провалился в собственный удар. Кто-то пнул Тата под зад, снова выталкивая на середину, но он стремительно изогнулся и вскочил. Стиснул кулаки. Что может этот тупой бык противопоставить настоящему воину-дракону? Превратиться бы он даже замешкался на мгновение, представляя как вспыхивают под его огнем жалкие лодчонки и мечутся, вопя, здешние твари
Летящий ему в голову кулак быкоголового он заметил в последний момент. Увернуться уже не успевал, лишь отдернул голову. Удар прошелся вскользь, но даже от него повело в сторону и зазвенело в ушах.
Бей его, тур! заорали из толпы. Бей! Бей! Бей!
«Ах вы ж человечки! И прочие!» захлебываясь яростью, Тат кинулся на тура.
Тур раскрыл лапищи каждая как бычий окорок и принял противника в объятья.
Татльзвум почувствовал как плечи его точно в тисках зажали. Захрустели ребра. Под напором бычьих лап плечи сдвигались все ближе и ближе