Поколебавшись несколько минут, я сделал над собой усилие, пересек вагон и поклонился.
Извините меня Мне кажется, меня с вами когда-то познакомили Черняковы.
Девушка подняла на меня взгляд; по ее губам скользнула бледная улыбка.
Да, как же, я вас помню. Как они поживают, Черняков и его жена? Давно ли вы имели от них известия?
Я опустился на сидение напротив нее, и некоторое время наш разговор вращался вокруг общих знакомых. Как только этот сюжет был исчерпан, я сказал:
У вас неважный вид, Елена Георгиевна. Вы похудели и побледнели за то время, что я вас не видел. Вы переутомились? Или были нездоровы?
Нет, это не усталость и не болезнь это другое, ответила она словно рассеянно и на мгновение замолчала, как будто ее мысли унеслись куда-то далеко. Потом она внезапно подняла на меня синие и лучистые глаза; в их глубине я прочел страдание, от которого по моему собственному сердцу струей прошла боль.
Вам не покажется странным, продолжала она, словно принимая внезапное решение, если я расскажу вам одну историю?
Ничуть, ответил я ровным тоном. Мне самому несколько раз в жизни случалось рассказывать о себе, своих мыслях и интимной жизни людям, случайно встреченным в дороге, чужим и незнакомым рассказывать так откровенно, как я не мог бы никому из близких И всегда после этого я чувствовал большое облегчение. Поверьте, я сохраню в секрете всё, о чем бы ни шла речь, и, если смогу, с удовольствием вам помогу.
Елена помолчала мгновение, а затем, вместо рассказа, задала мне вопрос, прямой и быстрый, как удар ножа.
Вы были знакомы с Рахмановым?
Да, отозвался я, не задумываясь. Среди людей, активно участвующих в политической работе, молодых и энергичных не так много, и с большинством из них мне приходилось встречаться. Мы с ним даже были друзьями. Правда, последнее время он отошел от политики и словно замкнулся в себе; мы виделись реже и отдалились один от другого Конечно, если бы я знал тогда Но его самоубийство было для меня совершенной неожиданностью.
Вдруг я почувствовал, что вся кровь бросилась мне в лицо; попытался удержаться и покраснел еще больше. Я вспомнил слухи, что Рахманов покончил с собой из-за несчастной любви никто не мог назвать точно женщину, бывшую причиной его смерти, но сейчас я внезапно понял, что она сидит напротив меня хуже того она отгадала все мои мысли
По счастью для меня, поезд остановился; за окном в электрическом свете тянулась длинная и пустая площадка конечной станции. Мы вышли. Казалось естественным, чтобы я проводил Елену Георгиевну. Наверху лестницы нам навстречу пахнул сырой осенний ветер, со свистом несший вдоль широкого бульвара пожелтевшие листья. Довольно долго мы оба молчали, и лишь когда мы уже повернули вбок, в узкую и извилистую полутемную улицу, я собрался с духом возобновить разговор.
Поверьте, я понимаю, Елена Георгиевна, как вам тяжело, но вы не должны слишком мучить себя Ведь в конце концов вам совершенно не в чем себя упрекнуть. Нельзя себя принудить, и если вы не могли его полюбить
Я не говорю, что я не могла, ее голос прозвучал глухо, словно издалека; она шла рядом со мною, но только когда мы проходили мимо одного из редких фонарей, я различал во мраке бледное лицо, на котором были видны сейчас не столько страдание, как усталость и задумчивость.
Меня пугала его любовь, ее сила Я чувствовала, что он живет мной одной, что я стала для него всем миром и мне было страшно принять его любовь мне казалось, что он потребует от меня слишком много А вот в то же время другие могут любить весело и без усилия тогда мне казалось, что мне больше нравится другой, на которого мне теперь и смотреть не хочется.
Женщины всегда предпочитают самого ничтожного из своих поклонников, и того, кто любит их меньше всех, не сумел я удержаться от горькой фразы и пожалел о ней, почувствовав дрожь, которая прошла по тонкой фигуре возле меня. Но Елена продолжала свой рассказ, словно не слушая меня.
Теперь, после его смерти, я чувствую, что я его любила, что я только одного его и могла любить. Вот уже два месяца, а я только и могу думать о нем, день и ночь вспоминать каждое его слово, каждое движение Мне кажется, что он всё время около меня, и жизнь для меня всё больше теряет смысл без него
Ее голос звучал однотонно, будто она говорила во сне, будто она обращалась к самой себе и ей было безразлично, слушает ли ее кто-нибудь или нет.
Что же делать, сказал я почти резко, теперь единственное, что вы можете для него сделать, это помолиться за его душу. А вообще, вам просто надо сбросить с себя такие настроения постарались бы, в конце концов, развлекаться, или сосредоточились бы на какой-нибудь работе.
Я пробовала, отозвалась Елена тем же тоном, пробовала всё Но я могу молиться только губами, не сердцем я в эти минуты вижу его перед собой, думаю, как мы могли бы быть счастливы, если бы если бы всё случилось иначе и меня охватывает отчаяние, гнев бесполезный, бессильный. Нет, какая уж тут молитва А развлекаться мне на балу чудится, будто я смотрю на всех издалека, из другого мира из могилы нет, я попыталась один раз себя принудить веселиться, и больше не буду. Быть одной всё же легче Но это еще не всё, вдруг перебила она себя, словно возвращаясь к сознанию, я хотела вам рассказать другое.
На мгновение она замолчала, словно споткнувшись о невидимое препятствие, потом продолжала:
Я была сегодня у одного человека о нем говорят, что он колдун. У меня есть подруга, она давно мне про него рассказывала, но я никогда не хотела к нему пойти потому что я считала, что всё это или обман, или грех и что-то скверное Но теперь мне показалось, что он сумеет мне что-нибудь посоветовать.
Боже мой! воскликнул я, этого еще не хватало! Обращаться к какому-то шарлатану! Да неужели вы, с вашим образованием и воспитанием, можете верить в такую чушь?
Он не произвел на меня впечатления шарлатана. Трудно мне рассказать Нас провели в его кабинет он встал из-за стола нам навстречу мужчина лет сорока, среднего роста, смуглый, черные волосы, с сединой Глаза Это, кажется, у Тургенева у кого-то из героев «колючий» взгляд? Не враждебный, но словно проходящий насквозь. Он ни о чем меня не спросил, взглянул мне бегло на руки и нахмурился (я знаю, что у меня короткая линия жизни: это мне уже не раз говорили гадалки), посмотрел мне в глаза и так взглянул, будто кто-то стоит за мною по его лицу что-то прошло, словно страх; он сделал даже шаг назад, и потом сказал Он какой-то левантинец и по-французски говорит хотя и ясно, но со странными оборотами, иногда употребляя не совсем обычные слова Он сказал: «Я вижу, что с вами происходит нечто страшное, но мне невозможно вам помочь. Чтобы вырваться от той власти, какая над вами, нужно большое усилие с вашей стороны, или помощь человека, который бы вас любил больше жизни или священника, человека святой жизни Молитесь это лучшее для вас» Я внутренне удивилась: какой он колдун, если советует молиться? Он, наверное, угадал мои мысли, и на них ответил: «Я вне религии, но не против нее смотрите, вы видите эту книгу?» Я заметила на столе Евангелие. «Откройте и прочтите, что вам выйдет». Я открыла и прочла: «Соблазны должны войти в этот мир, но горе тому, через кого они входят». «Но зачем гадать по этой книге? продолжал левантинец. К чему вмешивать ее в наши мелкие и суетные дела и страсти? Есть иной путь. Всякое вдохновение от Бога: поэт тот же пророк. Сегодня ночью раскройте книгу любого поэта: до трех раз вы получите ответ на ваш вопрос о том, что с вами происходит. А потом действуйте, как сердце вам подскажет». Он отказался взять от меня деньги, хотя вообще их берет, и мне показалось, что он боялся коснуться того, что шло от меня, и ему хотелось поскорее со мной проститься. Я сейчас от него: вы поймете сами, что на душе у меня неспокойно.