Хотел вот только сил ему не хватало даже на это!
Госпожа Мэйко, спросил он. Моя болезнь я умру?
Девушка вздрогнула и посмотрела в сторону. Тут очень кстати открылись двери, и в них показалась служанка, несущая охапку полотенец и плошку с чистой водой. Медичка приняла от нее сосуд и бережно вытерла лоб ребенка от густой грязно-желтой жидкости, сочащейся через кожу. Это заняло много времени, а Мэйко еще сознательно затягивала процесс.
Но наследник клана ждал ответа.
Не знаю, ответила она наконец, не кривя душой. Мы не знаем, чем ты болен, господин. Я изучала записи древних медицинских авторитетов, великих ученых, как ниппонских, так и с континента. Ни в одной записи нет ответа. Да, твои симптомы там описаны по одному, по два но никогда все вместе.
Ну то есть то есть я уже должен быть мертв? заметил мальчик поразительно здраво. Но ведь я все еще жив. Все еще страдаю! Неужели этого хотят боги? Этого хочет Мудрец?
Мэйко нахмурилась. Она и сама задавала себе этот вопрос: неужели и впрямь боги были так жестоки, что позволяли ребенку страдать?
И было ли это дело богов или же демонов?
Не знаю, господин. Честное слово, не знаю, ответила она. Но я найду ответ, рано или поздно я найду его! А тем временем не теряй надежды. У тебя доброе и сильное сердце, господин Нагата. Боги наверняка видят это!
Мальчик улыбнулся. Несмотря на боль и крайнюю усталость, что-то блеснуло в его глазах. Радость. И надежда.
Двери снова раздвинулись, на сей раз в них стояла Закура. Черты ее лица в полумраке выглядели пугающе призрачными. Настолько пугающими, что молодой господин даже засмеялся.
Посланница богов явилась нас проведать? спросил он едко. А может быть, злой дух?
Мэйко опустила глаза, проявляя чудеса самообладания, чтоб не рассмеяться в ответ на слова мальчика. И правильно сделала, потому что Закура испепелила ее взглядом, будто ожидая какого-то ироничного комментария и со стороны медички.
Нет, господин мой, всего лишь посланница твоего отца, ответила женщина сварливо, который, кстати, рядом со мной.
Она отступила, пропуская вперед прихрамывающего господина Фукуро.
Закура сказал даймё, отведи, пожалуйста, моего сына на кухню и приготовь ему поздний ужин.
Но, отец, я не закончил писать!
Ты молод, еще успеешь а сейчас экономь силы. Мне надо поговорить с госпожой Мэйко.
Закура жестом подозвала наследника, а тот встал и медленно, с видимым трудом подошел к женщине. Они вышли, задвигая за собой двери. Господин Фукуро уселся на то же самое место, где только что сидел его сын. Взглянул на недописанный иероглиф.
«Тишина», сказал он медленно. Мой сын хотел написать «Тишина».
Да. Безусловно, так, мой господин.
Фукуро посмотрел на Мэйко. В глазах его тлел упрек. Но и уважение.
Я в обиде на тебя, Мэйко, сказал он. Девушка мгновенно пала пред даймё ниц.
Прости меня, господин! зарыдала она. Прошу у тебя прощения за все недостойное, что я могла совершить! Выбери мне наказание, я приму его!
Почувствовала, как ладонь старика касается ее плеча.
Вставай!.. послышался шепот. Вставай, девочка! Я в обиде на тебя но вина лежит на моей стороне.
Медичка подняла взгляд.
Г-господин? Она совершенно не понимала, о чем говорит даймё.
Мой сын задает тебе вопросы о своем состоянии, о своей болезни. Мне не нравится, что ты честно ему на них отвечаешь но вина в этом моя. Я виноват в том, что держу его в темноте незнания. Ему всего шесть лет он не должен знать таких вещей
Но, господин мой, я не лгу твоему сыну. Я и не посмела бы! Он задает мне вопросы я должна сказать ему правду!
Правду! бешено прошипел старик. Правду? повторил он уже спокойнее, будто задумываясь, что значит это слово. Я скажу тебе, что такое правда. Моя правда. Мой любимый сын Конэко болен. Настолько, что должен умереть уже давно, но все еще жив. Я сам замшелый старик, у которого сил даже меньше, чем у него. Наш род вымрет после веков могущества. Даже если Конэко чудесным образом поправится, он будет последним даймё клана Нагата. Мангуты захватят Ниппон на его глазах. Как знать, может быть, и его убьют. Да, пока еще мы не видим тут их черных знамен, но это лишь вопрос времени. Они уже захватили юг; Секай, Нобунага и другие, меньшие кланы повержены и уничтожены. Варвары задержались на поймах и болотах юга, это правда но в конце концов они форсируют их и тогда сразу набросятся на нас. Видишь, Мэйко, вот моя правда. Даже если Конэко выживет то станет свидетелем гибели своего рода. Неужели это и впрямь лучше
чем смерть от неизвестной болезни? подхватила медичка.
Господин Фукуро взглянул на нее, но не рассердился. Он доверял этой девушке, пожалуй, даже любил ее. Как дочку, которой так и не дождался. Многое ей позволял. По мнению некоторых, возможно, даже слишком многое. Но ведь именно Мэйко была тем источником света, что рассеивал мрак, окружающий гибнущий клан.
В твоем сыне, господин, много силы, сказала девушка. Не физической, но силы духа! Это воистину наследник великого рода, и если бы не слабое здоровье он стал бы великим воином, может быть даже тем, кто смог бы дать отпор мангутам. Я верю, его характер настолько крепок, что он вынесет любую правду, пусть даже и наихудшую. А я верю в себя, господин, верю в то, что сумею найти ответ на то, что его мучает. Что вылечу его!
Мэйко прошептал старый даймё после долгой паузы, в тебе больше силы, чем в любом из нас.
* * *
Легкая конница вернулась из разведки под утро.
Дозорные немедленно вызвали командира. Кицунэ не пришлось будить у шомиё была беспокойная ночь. Он допоздна обходил лагерь, проверял бдительность часовых, убеждался, что расположение временных укреплений и палаток выдержит возможное ночное нападение. А когда уже оказался у себя, то лег спать, не снимая доспехов, с обнаженным танто в руке, ежеминутно ожидая нападения Змей. Проклятый, не соблюдающий никаких законов клан обожал именно такой стиль ведения войны атакуя внезапно, под покровом ночи, когда воины менее всего этого ожидают.
И когда посыльный появился у входа в палатку, Хаяи даже почувствовал облегчение. Ему не нужно больше было лежать в бездействии, размышляя о том, не кроется ли где-то там, в темноте, враг. Намного легче было перейти к активности, отдавать поручения и приказы, вновь контролируя ситуацию.
Он немедленно велел проводить себя к разведчикам. И замер, когда увидел их.
Хотя из Дома Спокойствия вышли в поход два десятка конников, сейчас в лагере находилась от силы половина. Воины в крайнем изнеможении слезали со своих взмокших коней, некоторые шатались на ногах, другим даже требовалась помощь товарищей, чтобы не упасть. Их голубые доспехи были залиты кровью.
Хаяи подошел к командиру конников. Тот не сразу даже узнал своего шомиё и лишь через минуту упал на колени.
Господин! воскликнул он, измученно кланяясь до земли. Докладываю, что мы наткнулись на отряд Змей! Мы приняли бой!
Я вижу, хотел ответить Кицунэ, но вместо этого наклонился и сильным рывком поднял мужчину на ноги, заставил смотреть себе в глаза.
И каков результат? прошипел он. Каков результат стычки?
Господин с трудом ответил мужчина, явно борясь с сухостью в горле, стараясь любой ценой закончить доклад.
Что-то блеснуло в его глазах.
Мы победили! прохрипел он наконец.
Тогда другой воин подошел к одному из скакунов и отцепил что-то от седла. Это был грязный полотняный мешок, в котором, казалось, находились некие округлые предметы. Солдат развязал мешок и достал на свет его содержимое.
Связанные за волосы отрубленные головы врагов. Бледные, окровавленные, с разинутыми ртами, они выглядели дико и страшно.
Шесть голов пять мужчин и одна женщина.
* * *
Командир легкой конницы жадно выпил еще глоток сакэ, потом потянулся к стоящей на столе миске. Взял палочки и съел поданные ему копченые кусочки рыбы с такой скоростью, что Хаяи даже засмеялся. Однако не выговорил подчиненному все же этот человек добился первой победы в войне, которую они вели. Конечно, как самураю, Кицунэ было обидно, что эта первая победа досталась не ему, но, как командир, Кицунэ был рад, что капитан конников нанес Змеям серьезный удар.