«Так я не против! Но сколько времени ты будешь тратить на дорогу? Надо будет раньше вставать, соответственно раньше ложиться! Раньше завтракать и позже ужинать, и обедать на работе! Появятся лишние траты на проезд и обеды! Тебе решать!».
Но, на всякий случай, Алевтина об этом спросила мнение соседки Татьяны Тихоновны.
«Аль, насчёт Малаховки я не знаю, решайте сами. Но одного Петра на ночь наедине с Анной на оставляй семью потеряешь!».
«Конечно, конечно!» горячо согласилась взволновавшаяся Алевтина.
Как это мне самой в голову раньше не пришло?! испугалась она.
И молодые продолжили жизнь в столице благо Анна вскоре уехала в отпуск на юг.
«Может хоть там себе мужа найдёт москвича с жильём, от вас съедет?!» участливо предположила соседка.
Но супругов Кочет обрадовало не только это событие, но и переименование Кёнигсберга в Калининград.
«Правильно сделали, что ещё так увековечили память Михаила Ивановича!» поделился с женой Пётр, взяв с письменного стола старенький портрет М.И. Калинина и разглядывая его.
И он тут же подробно рассказал Алевтине о своей встрече с Калининым в далёкой молодости.
Обрадовала Петра Петровича и информация о начавшейся в Фонтенбло под Парижем франко-вьетнамской мирной конференции.
А-а! Всё-таки французские колонии зашевелились! отметил он.
И почти через неделю, 12 июля, Хо Ши Мин заявил о согласии на ассоциацию с Францией и о непризнании профранцузской Республики Кохинхина на юге Вьетнама.
Но особенно Кочета обрадовала новость о создании 22 июля в Пхеньяне по инициативе Компартии Северной Кореи Единого демократического национального фронта Северной Кореи, объединившего в своём составе три партии и ещё тринадцать прогрессивных общественных организаций страны.
В последующие дни Пётр Петрович Кочет участвовал в подготовке документов к открывавшейся 29 июля в Париже мирной конференции по итогам Второй мировой войны.
Но ещё до отлёта ряда сотрудников МИДа на эту конференцию ему удалось попасть на приём к Ф.Т. Гусеву.
Поздоровавшись, Пётр Петрович сразу изложил суть своего вопроса.
«Фёдор Тарасович, я, наконец, созрел для учёбы в Высшей дипломатической школе! Я согласен!» как показалось замминистра, чуть торжественно сообщил Кочет.
Гусев с удивлением поднял свой чуть курносый нос на сотрудника и слегка побагровел.
Глядя в этот момент на, больше похожий на утиный, чем на гусиный, нос замминистра, Петр Петрович подумал, что рассердившийся гусь сейчас клюнет и защиплет наглого петуха.
Однако тот, сделав паузу, глубоко вздохнув и успокоившись, всё же только лишь ошарашил Кочета:
«А где же вы раньше были, товарищ Кочет?! О чём вы думали?! Вы ведь у нас не один! Желающих было много, целая очередь! И набор уже завершён, курс укомплектован! Так что вы опоздали!?! Ничем помочь не могу! Иди, работай дальше, как работал! Думай! На будущий год попробуй! Если, конечно, получится!?» в сердцах махнул он рукой, жестом удаляя просителя из кабинета.
Эх, опять я пролетел мимо кассы! И это происходит со мной всю жизнь! Тугодум я что ли? Не сразу вижу свою выгоду, долго собираюсь! сокрушался несостоявшийся дипломат.
А сокрушаться было от чего. Карьера Кочета оказалась под угрозой.
Ведь продвижение по службе в НКИД, как правило, для молодых партийных кадров, зарекомендовавших себя в ходе предыдущей партийной либо государственной деятельности и прошедших в ряде случаев учёбу в Высшей дипломатической школе, начиналось с ответственной должности в центральном аппарате наркомата.
А способный Пётр Петрович Кочет, надолго задержавшийся со вступлением в партию, такой должности до сих пор не имел.
Вслед за этим новый сотрудник направлялся секретарём либо советником посольства, как правило, в одну из стран, по которой он специализировался ранее, работая в центральном аппарате.
Через несколько лет, в зависимости от успешности в карьерном росте, обычно следовало назначение на пост посла или его заместителя, или советника или секретаря, либо на должность руководителя одного из отделов наркомата с последующим возвращением на должность посла, а затем вновь на работу в центральный аппарат НКИДа.
Так было и теперь в МИДе СССР. Так что Петру Петровичу было от чего расстроиться, ибо он проигрывал другим кандидатам на учёбу в ВДШ по возрасту и соответственно по перспективе роста в будущем.
Дома расстроившийся Пётр сообщил о своём фиаско жене, но та успокоила мужа.
«Петь, Да не переживай ты так! Бог с ней, с заграницей! Прекрасно проживём в Москве, поработаем!» обняла она мужа за голову, целуя в темя и разглаживая его волнистую шевелюру.
«Да, ты права! Чего мы там не видели? Наш дом здесь! Работа, семья! Надеюсь, родишь скоро?!» ответил он жене поцелуем, рукой нежно коснувшись её живота.
Но, как всем известно, беда, то бишь, неприятности не приходят в одиночку. В июле вновь объявилась Анна, приехав отдохнувшей и загорелой, но почему-то злой и решительной. В комнате Кочетов надолго повисла гнетущая тишина.
А вскоре Алевтина узнала, что беременна.
Ну, надо же?! Я ещё не успела поработать, а уже намечается. Теперь надо срочно решать с Анной поняла она.
Всю войну прожившая в комнате Петра Петровича его бывшая любовница Анна никак не могла найти себе новое жильё. И, совершивший по отношению к ней доброе дело интеллигент, теперь вынужден был на пару с молодой женой терпеть «соседку».
«Аня, учти, предельным сроком твоего с нами пребывания будут мои роды! Войди в моё положение, пойми меня, как женщина!» предупредила ту, воспитанная на доброте к людям, Алевтина.
«Аленька, милая, я тебя очень даже понимаю! Но мне пока некуда идти. Но я ищу, стараюсь!» ответила ей более несчастная.
И это продолжалось вплоть до момента, когда в начале августа Алевтина с сильным отравлением и заражением крови попала в больницу.
В отсутствие жены, дабы лишний раз не волновать её и самому не искушаться, подозревая, что именно ревновавшая Анна притравила беременную Алевтину, Пётр Петрович окончательно выгнал приживалку из своего дома, отобрав ключи и выставив все её вещи за дверь квартиры на лестничную площадку. И как ответственный съёмщик жилья он выписал временно прописанную Анну, после чего власти сразу прописали его жену.
Узнав об этом, Алевтина сначала не знала, радоваться ей или нет.
Ну, Петя, наконец, решился! А ведь это ради меня! Чтобы я здесь не ревновала! Мы теперь можем спать спокойно, свободно и раскрепощено. С другой стороны, жалко эту бездомную женщину! сомневалась Алевтина.
Но, в конце концов, у неё была уйма времени, чтобы этот вопрос решить! После моего приезда ведь прошло целых два месяца!? Так что всё правильно сделал Пётр, вопрос решён и решён окончательно! И меня, наконец, прописали! сама с собой рассуждала она, успокаиваясь и оправдывая решительный поступок интеллигента мужа.
Но отравление Алевтины сказалось на её беременности, которую пришлось прервать. Не состоявшиеся родители расстроились, окончательно понял правильность своих решительных действий по отношению к Анне.
После больницы Пётр отправил жену в Малаховку, первое время приезжая туда ежедневно. Но, устав от почти каждодневной езды и раннего подъёма, он стал жить дома один, приезжая в Малаховку в субботу вечером и уезжая на работу в понедельник утром.
«Борь, а как твоя Ксения каждый день ездит в Москву на работу? Не устаёт?» спросил Пётр брата, удивившись такой выносливости невестки.
«Привыкла, наверно?! Да и работа у неё в Москве хорошая! Она ведь сейчас главный бухгалтер домоуправления!» гордо ответил брат.
И он, наконец, рассказал Петру о своей жизни и службе во время войны.