Гусев обернулся к нему и сверкнул глазами.
Еще какого! Ты про Шацкого слыхал?
М-м
Ну этот Деятель шоу-бизнеса. Продюсер. Который всех своих музыкантов пересажал на кокс. Помогал талантливой молодежи раскрыться А четыре года назад сам переборщил с наркотой и столовым ножом жену выпотрошил.
А, тот волосатый? Помню. Редкостный урод. Так его же Погоди, разве он сам?!
Вот именно. Собственноручно. Тупым столовым ножом. Беременную. Он же великий продюсер, лучший в Союзе нюхнул какой-то дряни, и из него мания величия полезла. Решил, что провинциальная соплячка недостойна носить его ребенка. Сам рассказал: я же брал его тепленьким.
Ни фига себе!
Вот именно. Эх Взять-то я Шацкого взял. Жалко, не убил на месте. Потому что его у нас менты забрали. И выпустили. Сказали, может быть нежелательный резонанс. Мол, артистам Союза положено нюхать исключительно цветочки и ширяться только витаминами.
Соболезную, вздохнул старший. Четыре года Слушай, а я ведь помню. Нас тогда гоняли в «Олимпийский» какие-то офисы шмонать. Мы человек двадцать всякой мелкой сошки там переловили. Не считая просто обкуренных и упоротых. Выходит, это Шацкий их сдал?
Безусловно.
Думаешь, к нему Писец идет?
А к кому еще? Я в такие совпадения не верю, твердо сказал Гусев. Что у нас есть на Писца, помимо рэкета, которым он грешил по молодости? Оптовая торговля. А что такое Москва? Рынок сбыта, который замер в ожидании. Кто был господин Шацкий? Покупатель с большими деньгами. Отлично знающий конъюнктуру!
Старший откинулся на спинку кресла и уютно сложил руки за головой.
Логично, признал он. Но будь я на месте Писца, я бы с Шацким не связывался. Допустим, Писец не в курсе, что Шацкого спалили. Ментовка умеет такие дела проворачивать по-тихому. Но он ведь сам наркоман! Опасно.
После трагической гибели жены Шацкий завязал, сказал Гусев, снова берясь за бинокль. Убитый горем муж, любимая супруга которого была зарезана пьяным хулиганом в подъезде Нашему отделу внешних связей памятник надо ставить! А мы тогда приехали по звонку соседей. Девчонка страшно кричала. Вскрыли дверь, а там мама дорогая
Представляю.
Он ее на самом деле выпотрошил. Это я не для красного словца, сказал Гусев деревянным голосом. Ты не подумай, что у меня к Шацкому личный счет. Просто такое прощать нельзя. Я уж молчу, сколько талантливых ребят из-за него коньки отбросили или угодили в лагерь. Хороший продюсер музыкантам вроде отца, плохого не посоветует, дурного не предложит А Шацкий как раз хороший продюсер.
Старший тяжело вздохнул и сел прямо.
Что ты предлагаешь? спросил он.
Есть у меня подозрение, что Писец убьет Шацкого.
Некоторое время старший молчал. Члены его группы притихли настолько, что не было слышно дыхания. Валюшок, присевший в углу в ожидании приказаний, тоже непроизвольно замер.
Как именно убьет? поинтересовался старший деловито и сухо.
Вижу два варианта. Либо мы опоздаем, либо обнаружим себя на подходе Нет, это все ненадежно. Устроим импровизацию, не знаю пока какую. Выдумаем.
Валюшок судорожно глотнул. В него еще ни разу не попадали настоящей пулей, и он не был особенно уверен в надежности своего «комбидреса». Хотя Гусев уверял, что девять миллиметров из пистолета броня выбраковщика держит неплохо. Только очень больно, и остается жуткий синяк.
Буквально за пару секунд весь многомудрый психологический тренаж, которым Валюшка задолбали на подготовительных курсах, полетел к чертовой матери.
Тебе идти, тебе и решать, заметил старший. Только есть ли у Писца ствол?
По «Указу сто два» Писец вне закона. Для него любой контакт с ментами или АСБ верная смерть. Он просто обязан иметь оружие. Это его единственный шанс отбиться и уйти.
А ведь ты маньяк, Гусев, заметил старший ласково.
Почему тебя это удивляет? спросил Гусев, по-прежнему глядя в окно.
Хм Твое дело. Меня удивляет другое. Ты не учитываешь, что в ресторане может сидеть наблюдатель от ментов. И что там добрая половина столиков уже занята.
Ну, тебя-то менты волновать не должны
Меня нет. Мое дело прикрытие.
а честных граждан не заденет, обещаю.
Телом будешь закрывать? предположил старший донельзя язвительно.
Конечно, согласился Гусев на полном серьезе, отчего у Валюшка нехорошо защемило под ложечкой.
Как знаешь, Пэ, старший поднял руки, давая понять, что сдался. Одно могу обещать: я могила. Парни тоже. Верно, парни?
«Парни» хором промычали что-то утвердительное.
Дело святое, высказался сурового вида уполномоченный, матерый дядька лет пятидесяти. Мочить надо гадов. Давно пора. Ведь лезут же, снова лезут изо всех дыр, как тараканы! Сколько мы их в расход пустили, а они снова лезут
Слабину нашу почуяли, бросил старший, и Валюшку показалось, что он эти слова уже не раз слышал. Конечно слышал. В Центральном.
Есть! выдохнул один из наблюдателей. Вижу! Скорее всего он!
По комнате прошла волна общего движения. Старший бормотал в микрофон, отдавая распоряжения второй половине группы, блокировавшей тылы ресторана. Несколько выбраковщиков быстро выскочили за дверь. Валюшок в который раз проверил игольник.
Никогда в жизни он так не нервничал.
* * *
Клиент подъехал к ресторану на потрепанной «десятке». Его сопровождала пара быкообразных типов, от вида которых Гусеву сразу полегчало. Он боялся увидеть в свите Писца телохранителей новой формации: симпатичных людей с дорогими прическами и без лишней мускулатуры, подмечающих любой намек на опасность, а в бою резких и стремительных. Эта же парочка двигалась как коровы на льду и не сумела даже толком осмотреться.
Впрочем, сам Писец тоже оказался тот еще увалень. Он словно на машине времени прибыл из начала девяностых, когда Москву заполонили бритоголовые ублюдки. Рядом с ним современная охрана не выполняла бы очень важной своей функции внешне походить на охраняемого.
И, против ожидания, пластической операции Писец не сделал. Только отпустил бороду, выкрасил ее заодно с волосами в светло-русый цвет да еще очки нацепил. Это точно был он, никаких сомнений.
Троица вошла в ресторан. Гусев вопросительно оглянулся на старшего.
Все чисто, сказал тот. Контрнаблюдения не отмечено. Мои бойцы встанут на места, как только ты начнешь. Один нюанс. Клиента все-таки пасут менты. На солидном удалении. В ресторан не полезут.
А уверяли, что понятия не имеют, откуда он едет протянул Гусев. А если не менты? Проверь.
Номера на машине ментовские.
Тогда плевать. Леха, готов?
Угу, еле выдавил Валюшок, чем заслужил оценивающий взгляд старшего.
За мной! скомандовал Гусев.
Живите, мужики напутствовал их старший.
* * *
Все свои действия Гусев и Валюшок расписали заранее. Более того, отрепетировали их в тактическом классе, где раз двадцать совершали разные эволюции вокруг парты, имитирующей ресторанный стол. Но теперь Валюшок понятия не имел, чего захочет Гусев. И поэтому решил не дергаться попусту, а ждать.
Как ни странно, животный ужас немного ослаб.
Спустившись вниз, к двери на улицу, Гусев остановил ведомого и привычно его оглядел.
Хорош, заключил он. И красиво, и оборудование не торчит. А как тебе галстук идет! Не то что мне. Леха, почему ты не ходишь на работу в галстуке?
Да ну его вяло запротестовал Валюшок. Сейчас на нем был красивый длинный плащ, костюм, белоснежная сорочка и галстук, который долго выбирала жена, уверенная, что ее Лешка идет с Гусевым валять дурака на какую-то официальную церемонию.
Сам Гусев драпировался в элегантное черное полупальто, сделавшее его похожим на убийцу из Чикаго тридцатых годов только шляпы не хватало. Если судить по седине в волосах, Гусев давно и успешно работал на одну из тамошних «семей».