Идя на ужин, уже сам Витоллер услышал истошное требование доставить свечи и заново очинить перья.
Томджон в тот день решил пораньше лечь спать, однако сон его мигом улетучился, вспугнутый накалом творческого вдохновения, которое бушевало в соседней комнате. Оттуда доносились проклятия в адрес балконов, лож и ярусов, слышались жалобы на мир, который никак не может обойтись без машинок для создания волн. Затем все стихло, шум и ярость сменились тихим поскрипыванием пера.
Наконец Томджон окунулся в сновидение.
— Так. Все собрали?
— Да, матушка.
— Тогда разводи огонь.
— Развожу, матушка.
— Прекрасно. А теперь посмотрим…
— Вот, я тут все выписала, матушка…
— Спасибо, девочка, я сама умею читать. Так, это еще что?"..jB хоровод вокруг костра. Хоровод, пошел, пошел. Все, что с вами, — шварк в котел!" Ты что мне суешь?
— Джейсон наш вчера свинью заколол, Эсме.
— Хорошая требуха, чего ее портить-то? На пару добрых обедов хватит.
— Матушка, пожалуйста!
— В Клатче люди голодают, а вы здесь требухой разбрасываетесь… Ладно, ладно, молчу. «Чуть зерна кидай в горшок и степной травы вершок…» Слушай, а что случилось с волчьим зубом и драконьим гребешком?
— Матушка, по-жа-луй-ста. Мы, лишь напрасно теряем время. Тетушка Вемпер отрицала всякую бесполезную жестокость. В данном случае растительный белок является целесообразной и равноценной заменой.
— Постой-ка, это значит, что мы лягушек и змей тоже варить не будем?
— Нет, матушка.
— А как же тигра требуха?
— Вот она.
— Это еще что за dermo, простите мой клатчский?
— Тигра требуха. Вейн купил ее у одного приезжего торговца…
— Ты уверена?
— Вейн все проверил, действительно тигриная требуха.
— А по-моему, что тигриная, что свиная… Ладно, начали. «Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня!» Маграт, почему вода не закипает?
Томджон проснулся в холодном поту. В комнате было темно. Свет редких звезд сочился сквозь туман, устилающий улицы Анк-Морпорка; то и дело раздавались упреждающий свист взломщиков и деловитые шаги людей, занимающихся строго законной деятельностью.
Из соседней комнаты не доносилось ни звука, но он ясно видел колыхающееся на полу под дверью пятно света.
А по другую сторону вздувшейся реки боролся с бессонницей Шут. Он остановился на ночлег в Гильдии Шутов, сделав это отнюдь не по велению сердца, а исключительно потому, что денег на дорожные расходы герцог ему не выделил. Заснуть в стенах Гильдии было трудновато. Холодные стены навевали слишком тяжелые воспоминания. Кроме того, стоило ему прислушаться, и Шут начинал различать глухие рыдания и периодические всхлипы, доносящиеся со стороны бараков, где студенты с ужасом взирали на ожидающее их будущее.
Шут взбил жесткую, как камень, подушку и канул в мучительное забытье. Никакими грезами и сновидениями здесь даже не пахло.
— «Чтоб отвар остыл скорей, обезьяньей крови влей». А как насчет гуманного отношения к животным?
— Тетушка Вемпер рекомендовала заменить кровь на ложку обычной холодной воды.
— Вот только какую ложку брать — столовую или чайную?
— Эсме, перестань ругаться, и так времени нет. Смотри, уже светать собирается.
— Я просто предупреждаю, что, если ничего не получится, я в этом не виновата. Так… «Песья мокрая шерстя…» У кого мокрая шерстя? Ага! Спасибо, Гита. Точно, настоящая «шерстя», иначе и не назовешь. «Взять столярное сверло и совиное перо…» Это сверло, значит? Все шутки шутите…
— Прошу тебя, поспеши!
— Как скажешь, как скажешь. «Ящериц помет и слизь в колдовской котел вались!»
— Знаешь, Эсме, а вполне съедобно.
— Совсем обалдела — в рот всякую гадость тянуть?
Томджон буквально подлетел на кровати. Они явились снова. Те же голоса, те же лица, те же склоки, искаженные временем и пространством.
Даже сейчас, глядя в окно, за которым по городским улицам разливалось молочное марево солнечного света, он продолжал улавливать ворчливый говорок, брюзжащий все дальше и дальше, подобно отрокотавшему свое грому.
— По-моему, со столярным сверлом ты переборщила.
— А варево-то жидковато! Может, кукурузной муки добавить?
— Уже не важно. Здесь одно из двух: либо получилось, либо нет.