Матушка молчала. Облик актера стал предметом самого придирчивого разбора.
— Он и есть мужчина, — наконец заключила она. — Правильно думает. Мужчина в соломенном парике. Только говорит почему-то пискляво.
Маграт затрепетала. Ей, конечно, были знакомы некоторые условности сценического искусства. И в предвкушении этого явления ее сердце весь день ныло от ужаса. Ибо матушка Ветровоск была из тех, что всегда занимают недвусмысленную позицию.
— Ты права, — кивнула Маграт, отдавая себя на заклание. — Но таковы каноны театра. Женщин всегда играют только мужчины.
— Это еще почему?
— Потому что женщинам нельзя появляться на сцене, — прикрыв глаза, пискнула Маграт.
Каково же было ее изумление, когда спустя минуту она поняла, что ожидаемая буря так и не разразилась. Маграт скосила глаза влево.
Матушка, не сводя глаз со сцены, мирно жевала яблочный огрызок.
— Вечно ты всех взбаламутишь, Эсме, — вдруг сказала нянюшка Ягг, которая также знала о недвусмысленности матушкиной Позиции. — По-моему, неплохо. Мне даже нравится.
Вдруг кто-то сидящий сзади дотронулся до матушкиного плеча и произнес:
— Извините, пожалуйста, нельзя ли вас попросить снять шляпу?
Поворот, который предприняла матушка, протекал настолько медленно, что казалось, будто она запустила в ход некий крохотный, невидимый моторчик. Однако, выйдя на заданные рубежи, она одарила докучливого типа страшным стокиловаттным взором ярко-голубых глаз. Тип сразу зачах, обмяк и осел, причем физиономия его в точности передала все три стадии перевоплощения.
— Нельзя, — последовал ответ. С минуту театрал обдумывал открывающиеся перед ним возможности.
— Хорошо, — в конце концов выдавил он.
Матушка, задержав взор на еще одно мучительное мгновение, все же решила возобновить просмотр спектакля. Повернувшись, она повелительно кивнула актерам, которые, позабыв о ролях, во все глаза таращились на нее.
— Что уставились? — рявкнула она. — Давайте дальше.
Нянюшка Ягг передала ей вторую котомку:
— На, отведай конфеток.
Если бы у этого театра были своды, то под ними обязательно воцарилась бы чарующая тишина. Тишина эта время от времени прерывалась сдавленными репликами актеров, которые не смели оторвать взоры от ощерившейся матушки, а также эхом обсасывания двух вареных мятных конфеток.
Внезапно голосом до того чеканным, что один из актеров даже выронил свой деревянный меч, матушка изрекла:
— Смотрите, сбоку еще один спрятался. Бормочет чего-то себе под нос.
— Это суфлер, — пояснила Маграт. — Он подсказывает им реплики.
— А сами они не знают, что говорить?
— Видимо, кое-кто постоянно отвлекает их, — с горечью промолвила Маграт.
Матушка пихнула в бок нянюшку Ягг:
— Слушай, что здесь творится, а? Растолкуй мне, зачем столько королей и прочего народу понабежало?
— А это они тут поминки справляют, — живо разъяснила нянюшка Ягг. — По королю мертвому, который в обувке драной был, только теперь он под солдата работает, а все остальные речи толкают — какой хороший, мол, король у нас был — и спрашивают, кто ж его прикончить посмел.
— Ты точно уверена? — мрачно переспросила матушка. Она окинула взглядом актеров, вычисляя преступника. И долго не сомневалась.
Черная шаль взметнулась над матушкиными плечами, словно крылья несущего возмездие ангела, спустившегося с небес, дабы карающим мечом истребить ложь, лицемерие, скудоумие и притворство. Матушка сейчас казалась вдвое крупнее против своих действительных объемов. Клеймящий перст указал на виновного.
— Этот вот! — пророкотала она. — Вот вам убийца! Это он его кинжалом пырнул. Теперь не отвертишься, душегуб!
В шеренгах театралов, продвигавшихся к выходу, преобладал самый благодушный настрой. Во-первых, порадовала сама пьеса, даже с учетом того, что многие перипетии драмы ускользнули от их внимания. Во-вторых, под конец действия им удалось вдосталь потешиться: все до одного короли разом сиганули со сцены, а к подмосткам выскочила какая-то особа в черном и начала орать благим матом. Этот финал вполне покрывал пару грошей, что брали при входе.
Но три зрительницы не торопились покидать театр, продолжая оживленно обсуждать постановку.
— Слушай, а где они столько разных королей и господ набрали? — не унималась матушка. — Я всегда думала, что такие люди без дела не шляются. Сидят на тронах, правят и все такое прочее.